Мио Рио.
- 08.02.18, 10:01
Не люблю серый цвет. Сучное, холодное нечто с распиаренной секс-фантазией мистера Грея. Хотя, не так-то он прост, этот серый. Цвет-ахромат, в который сливаются все основные. Он одинаково равнодушно сжирает пламенный красный, надежный зеленый и уверенный синий, выплевывая вам в лицо переваренную серую массу. Для меня, исключение в сером - это мужской волчий и женский жемчужный.Сегодня я надела любимую серую жемчужину и снова вспомнила о маленькой тихой девушке из далекого острова. Уже и имени не вспомню, а лицо – как наяву: печальные глаза, блестящая челка и птичьи повадки, как у всех ее соотечественниц. Мы с ней познакомились в магазине среди крокодиловых сумочек и россыпей жемчуга, она мне рассказывала как отличить аллигатора от крокодила, а крокодила от каймана и советовала не покупать скатанный жемчуг - поддельную дешевку, а купить одну настоящую, живорожденную, пусть она и стоит не меньше двух нулей.
Не помню, почему мы вдруг внезапно скатились из этих «вечных» тем на что-то смешное и семейное, но уже вечером она, потягивая супчик в кафе напротив отеля, рассказывала о своей маме и пыталась перевести на английский вьетнамские анекдоты. Как-то само собой мы виделись через день, болтали ни о чем, она нахваливала украинский шоколад и стыдливо хихикала после артемовского шампанского. Иногда, я с парочкой таких же искательниц сокровищ забегала к ней в магазин и мы, сидя в майках, шлепках и пыльных шортах среди сверкающего великолепия рассматривали чудесный перламутровый веер, крем с жемчужной пыльцой, чучела больших и маленьких крокодилов, щупали нежную девичью кожу ханойского шелка и пили неизменный красный чай. Я помню в день моего отьезда, она застала меня врасплох – деловито мокрую и спешащую. Ни слова не говоря, взяла за руку и положила в ладонь большую серую жемчужину, гладкий, весомый сгусток ртути. Сбивчиво мешая вьетнамский и английский, она щебетала что-то о гостеприимстве, дружбе и памяти. Я ничего не поняла и просто обняла ее крепко-крепко. Жемчужина ощутимо жгла мне руку.
Сейчас, надевая эту серую малышку себе на шею, я почему-то вспоминаю не только вьетнамскую знакомицу, но и моих девчонок, что разлетелись от Хайфы до Доломана и Осло. Мы висим часами в вайбере, вацапе почти каждый день, а видимся по редким праздникам раз в год. Вспоминаю свою студенческую закадычную оторву Русланку, которая внезапно нашлась в Фейсбуке. Строптивая Руська теперь всегда носит платок и растит двух смуглых сыновей в большом доме где-то в Тегеране. Немыслимо. Мы плакали с ней в видеочате, хлюпая носами, как в детстве. Несмотря на платок, она почти не изменилась, такие же серые глаза с шельмоватой искрой. Серые, как цвет непостижимой несуществующей женской дружбы. Маленькой, бесплатной и такой ощутимо весомой, как горошина-жемчужина под десятками матрасных лет…
Если вы когда-нибудь держали на ладони настоящую живорожденную жемчужину, вы уже никогда не спутаете ее с тем, что выглядит, как жемчуг, но может быть чем угодно от крашеного пластика до скатанного перламутра. И все эти фокусы с рисованием на зеркале, поджиганием и прочим все равно не сработают так, как ваше ощущение тяжести и красоты настоящего жемчуга – шершаво-гладкого, масляного блеска, весомого, как ртуть и новорожденный младенец….
Об этом я думала, сидя в компании таких же путешественников в лучшем ресторане Дуонг-Донга. Ресторан был прекрасен - не говорящие по-английски официанты, грубые деревянные столы, вентилятор, бамбуковый шалаш нашего ВИП-столика, который открывал вид на детскую площадку рядом, скамейки в парке и илистые аквариумы с жирными жабами, черепахами, ежами и прочими морскими жопами - домашнее хозяйство ресторана. Было легкое ощущение дежавю: то ли мы бухаем в заброшенном детском садике, то ли в террариуме Киевского зоопарка.
Впрочем, компания у нас была не менее живописная, особенно женская ее часть. Напротив меня виртуозно вензелировала палочками петербурженка Элина. Бывают женщины, которых можно рассматривать, словно картины в Эрмитаже – бесценные, написанные старыми мастерами, оправленые в роскошные багеты . Вот Элина, как раз была из той редкой породы звездных единорогов. Она напоминала Мону - Вертинскую из фильма «Безымянная звезда» чуть постаревшую, но искусно тюнингованную. Длинная шея, крылатые тонкие руки, миндалевидные молодые глаза, тонкое белоснежное платье ханойского шелка и три жемчужины, величиной почти с вишню изумительного карамельного цвета. Цвета женской зависти и обожженного янтаря. Две стекали шоколадными каплями по золотым нитям с ушек, а одна легла ровно в ложбинку на шее и когда Элина выверенным движением поправляла волосы, жемчужинка перекатывалась по своей прочной цепочной дороге прямо к балетной ключице и глаза всех присутствующих, казалось следили за ее движениями так, же пристально, как за рассказами хозяйки.
Ей было что рассказать: шестьдесят три страны, четыре мужа, своя геронтологическая клиника в Женеве. «Ах, мы недавно с Кусиком» (кивок влево) «были в Бирме. Изумительная страна, просто изумительная – пагода Шведагон, древние раскопки, изумруды!! Кусика пригласил Такин Ну, ну вы же слышали про него. Кусик читал у них свои лекции. Было так смешно, Кусика опять приняли за своего. Вы знаете, Кусика везде принимают за местного, такая у него универсальная внешность. Во Вьетнаме – за вьетнамца, в Бельгии – за бельгийца, в Израиле – за еврея.»…. «Детка, я и есть еврей», - ленивый голос слева. Кусик, который, как на мой взгляд, больше похож на обитателей нашего террариума наконец-то включается в разговор: идеально лысый, с умными черепашьими глазами и жабьими складками тонкого рта. Кусик почти не говорит, не ест и с удовольствием пьет принесенный нами коньяк. По мере пустения бутылки глаза его радостно зеленеют и он охотней говорит о себе. Оказывается Кусик какое-то светило в области воды и водных ресурсов, написал с американцем книгу, читает лекции по миру и умудряется во всей этой чисто-мутной воде ловить неплохой гефешт.
Я спрашиваю у нашего гида Димки, моего соседа по правому колену, почему ресторан считается лучшим? Димка шепчет мне в ухо громадным шепотом «Потому что его хозяин племянник местного министра-не-знаю-чего, здесь лучший на Фукуоке ред снайпер, угорь и есть непластиковые стулья». «Аааааа…» шепчу я в ответ Димке и ловлю на себе немигающий взгляд двух черных жемчужин – глаз димкиной жены.
Но это уже другая история. Другого цвета жемчуга, о которой напишу позже.
Никогда...слышите меня? Никогда не пейте на ночь вьетнамский кофе Чон. Дешевое далатское вино, имбирный острый чай, фукуокский ром - сколько угодно, но только не кофе. хотя признаюсь - это самый вкусный кофе из всех, что я пробовала - тягучий густой, с шоколадным эхом на нёбе. Вьетнамцы не его не заваривают, не выпаривают, а прокапывают через маленькое сито с крышкой "фин", пьют и не спят всю ночь, как я. Всю, сцуко длинную южную ночь за которую ты услышишь шорох шифера на соседней стройке, шелест пальм, истошный вой цикад, американский десант в джунглях и конечно пьяную вьетнамскую компашку.
Есть красивая легенда о том, что вьетнамский род произошёл от морской феи и дракона. Брехня! Вьетнамский народ произошёл от птички и застенчивого гопника. Я в этом уверена. Только здесь люди сбиваются в маленькие стайки и сидя на корточках могут часами чирикать о своём вьетнамском, стайка ментов под Хошиминским РОВД, сидя на корточках хлебает лапшу. Рабочие в касках, продавщицы, водители, студенты, просто группы товарищей - все дружно водружаются на заборы, стульчики, табуретки, жердочки, корточки, на байки и звонко чирикают или несутся куда-нибудь по дорогам. Прямо стоящий вьетнамец это - часовой...без вариантов. Ночами Вьетнам похож на каменные джунгли с тысячами огненных мопедных светляков.
Вьетнамские голоса - отдельная песня, диспетчер такси выдаёт заказы на чистом ультразвуке , караоке-бары - абсолютное психическое оружие, продавщицы окружают тебя кольцом колибри и затреливают вусмерть. Только массажистки , чтобы не вспугнуть клиента тихо перешёптываются на мелодичном эльфийском, закогтившись где-то на твоём загривке удивительно сильными лапками. Клиенты , особенно мужчины, выползают из массажных кабинок счастливо одуревшими - эльфийки свое дело знают.
Все это вспоминалось мне бесконечной ночью, последним звуком которой стал вьетнамский боевой петух. Он истошно орал свою дурную песнь, как лаосский кум на камбоджийской свадьбе . Но когда я спрыгнула с балкона,чтобы убить упрямую тварь, то увидела чудо...
Над зелёным Сиамским заливом разлилась радуга. Нет, не радуга - много радуг, много огромных , необъятных радуг через все небо - величественная многоцветная пагода, словно небесная анфилада по пути к Нему.. конечно я забыла обо всем, переоделась в купальник и прыгнула в море навстречу радуге. А когда плыла обратно увидела как солнце выкарабкивается из джунглей: еле-еле, кряхтя, пыхает клубами кальянных облаков и взбирается по верхушкам пальм.
Мой первый вьетнамский рассвет... так красиво , что хочется плакать, верить в бога и спать. Спокойной ночи, Вьетнам, самое время поспать.
ПиС дейт: Это был единственный красивый мой рассвет во Вьетнаме, остальные бессовестно проспала . Отдельно напишу нефейсбучное про удивительных персонажей острова и культурные пьянки с местной интеллигенцией...
Накаркал таки мне Геварыч поездку в Венецию, а заодно и путешествие по всему лазурному берегу Франции с заездом в шикарное Монако, Монте-Карло и пафосную Ниццу. Но только можно я не буду рассказывать о яхтах, казино, автосалонах Феррари и Бугатти - это все скучно и есть в фотоальбоме. Я расскажу об интересном - людях, еде и море. Что может быть прекраснее этого? Люди это живое воплощение города, его душа, его совесть и наказание. Как например, в Ницце на Английской набережной вдоль бухты Ангелов вас запросто могут попросить пересесть из ресторана на летнюю площадку, если вы взяли только чашку кофе, а не дюжину устриц. Устрицы по французски "уииитеррр" , прямо как ветер, сильный и прохладный мистраль. Он преследовал нас все время, пока мы были в Ницце - забирался под юбки, срывал шляпки, дергал за волосы и сердито дул в ухо: "Уиии, уиитерррр фрейшез". Но устрицы там действительно хороши. На побережье их едят по своему - никто не поливает устрицы кислым лимоном, их обильно перчат, и крохотной ложечкой наливают в раковину соус винегрэ (лук в винном уксусе). Ты втягиваешь в себя сочный устричный комок, кусаешь ломоть горячего багета с соленым маслом и запиваешь домашним прованским розовым вином, как будто глотаешь маленький соленый кусочек счастья...за это можно простить Ницце грязные скатерти на дорогих столах, небрежных официантов, тридцатиевровые лежаки на пляже, пыль и ветер.
Зато море вокруг отчаянно синеглазое, бесчисленные домики с лавандовыми и оливковыми ставнями, розовые олеандры, пушистые пихты, апельсиновые деревья и аккуратные пальмы
Тут так легко быть гениальным художником - нужно просто выплеснуть на холст то, что видишь вокруг, а еще лучше поехать в маленький Сен Поль де Ванс рядом с Ниццей - кукольную деревушку художников и сидя на облитой солнцем террасе под оливковым деревом пить шампанское, бросая в него засахаренные лепестки фиалок и рассматривать репродукции Шагала, Ренуара и Матисса. От фиалок шампанское становится бархатно-фиолетовым, нрав легкомысленным, а жизнь - не тяжелее ароматных подушечек саше.
Для меня Лазурный берег так и запомнится живописной картинкой, легкомысленно-небрежной, с запахом фиалок, вина, смешной набережной Круазетт в Каннах, где ходят бриллиантовые старушки в шубах и шлепанцах, а красная дорожка Каннского фестиваля больше похожа на ДК XXII съезда КПСС с тридцатью ступеньками, зато кварцевый песок на пляже оседает на тебе золотой пылью... и так легко спутать дешевый минерал с золотым металлом, а добросердечие с щедрыми чаевыми
На этом, оревуар,
Ваша Джо.
П.С. Венеция будет в следующей заметке (фотки в альбоме) .