Химеры обитателей Банковой

Татьяна Худякова (Таня Адамс)

Персонажи вымышленные, любые совпадения случайны, буков дохрена, дякую, дуже дякую.

Глубокий вечер. Спальня. Золоченые купидоны, постельное белье с тиграми, балдахин, фумигатор.
На огромной кровати в беспокойном сне мечется Ленка в шелковой пижамке и с бигудёй на челочке.
Ей снится страшный сон.
Один и тот же, всё время, с весны.
Она стоит на краю ковровой красной дорожки, за ограждением фотографы, пресса, новый истеблишмент в люрексе и соболях.
Ленке страшно. Она одета в описюнительную двойку цвета возбужденного лосося, но ощущает себя совершенно голой в прицеле этих неодобрительных взглядов. Облупился лак на большом пальце ноги. Сбилась прическа, потекла тушь, размазалась помада. Объективы фотокамер словно дула пулеметов безжалостны, и завтра во всех фейсбуках страны новые пикчи и мемчики. Где Ленка с большим пальцем и в лососе, а рядом вон та сучка, предыдущая, у которой никогда не текла тушь.
И комменты… тысячи сраных комментов…
Ленка мечется, иногда тонко вскрикивает, отрывая от ужина комара, который плевать хотел на фумигатор и чины.

Володе тоже не спится. Его мучает изжога, снова и снова напоминая о необходимости сменить шаурмяушную.
На листочке написаны в столбик злоебучие фамилии всяких шведов и англичан, политиков и бизнесменов, которые нужно выучить до завтра, чтоб внятно произносить их.

Телефон вдруг спел голосом Тани Либерман «Пупсик! Мой милый пупсик!»
Вова вздрогнул. “Надо сменить оповещалку для мессенджеров” – подумал он.
С той стороны эфира шалил неугомонный Богдан:
– Дуй к нам! Туса в разгаре. Лизон залезла на пилон. Лол.
….
– Бобёр жжет!
….
– Лол, кек, Лизон погнул пилон.
…..
– и погрыз.

Накопленное раздражение обрело форму.
Этот жизнерадостный карапуз-адвокат иногда делается невыносимым. Зачем он лазил под столом руками, когда мы сидели рядом? Что за подстава!
Еще весь вечер наяривал этот… как его… чувак из НАБУ. Матюкался. Что-то там про жижитализацию было, про жопу и про засунуть. Никакой субординации.
Бухать нельзя, кокс нельзя, жаловаться тоже нельзя. Назачем такая жизнь?

Бабушка Беня должна позвонить, не пропустить бы. В последний раз, когда бабушка не сумела дозвониться с первого раза, разговор получился несколько двусмысленным и неприятным.
И неуважительным, что больно ранило тонкую, артистичную натуру Володи, измученную произрастанием на пролетарских окраинах и блогерами.
Вечер испортился окончательно.
Ворочался комар, пищала Ленка, фамилии влазили в голову какими-то странными буквосочетаниями и напрашивались на каламбур в привычном стиле «Трамп-хуямп» и «Меркель-шмеркель».

Позвонил телефон, Вова нервно облизнулся и снял трубку.
– Здаров, пацан. Шо по чем? Не кашляешь? В шапке? Ну не суть. Смари какое дело. Витя из Ростова вертается. Надо встретить. Поляна, техподдержка, жижита…ёпта…ну кароч, ютуб, твиттер, Мосийчук и вот это всё. Смекнул?
– Как Витя? Как из Ростова?.. – ох*ел Володя.
– Как, как, не какай тут! Всё, чмоки, выдыхай.

Монитор потух.
– Ленка! Лен!- позвал Вова.
– Что случилось?- подскочила сонная жена в немножко съехавшей набок бигудюшке.
– Витя возвращается в Киев… И зима близко.
– О господи…- прошептала Ленка, – какая ужасная примета… Неужели снова Майд… – и резко осеклась.
– Цыц! Не каркай! Дура!
– Прости… Не подумала…
Вова приобнял испуганную жену за плечи, сделал мужественное лицо и решительно вытер около носа:
– Ну не сцы. Не надо. У нас такая поддержка в народе.
– Счета за отопление уже придут… И за свет. И педагогов кинули. И ФОПы эти еще… АТОшники… – запричитала Ленка

Повисла долгая пауза. В тишине снова забеспокоился антифумигаторный комар.
Продолжали приходить сообщения от Богдана и фотки красивого бобра на пилоне.

– Лен, а у нас родня в Ростове есть?- неожиданно спросил Вова.