хочу сюди!
 

Элла

44 роки, стрілець, познайомиться з хлопцем у віці 40-54 років

Замітки з міткою «изотоп»

Р.М.Рильке "Дом", рассказ (отрывок 1)

     Крупная ситцевая фабрика купно с шелкографией Вёрманна и Шнайдера в Данциге открыла в Эрхарде Штильфриде талант замечательного графика. Он, ещё молодой человек едва за тридцать, со временем стал незаменимым в фирме. Его замечательный талант требовал постоянной подпитки как эстетическими образами так и техническими сведениями. Эрхарду назначили годичную стажировку в художественно-ремесленной школе и ,затем, ещё год обстоятельной практики по специальности на крупных фабриках Парижа, Вены и Берлина. С этим предложением фирма обратилась к Эрхарду вскоре после его женитьбы. Разумеется, о том чтобы отправиться в командировку вместе с женой ,не стоило и думать, поэтому решение далось Эрхарду тяжело. Но, собственно, его благополучие зависело от него, да и жена посоветовала мужу принять предложение. Она ждала первенца - и после удачных родов муж отбыл.
     И вот, он уже в обратном пути. Он в третьем классе удобного поезда уже миновал Берлин. Своеобразное довольство. Приятная дрожь переполняет его до кончиков пальцев. Радостное предвкушение не покидает его сердце. Попутчики присматриваются к нему- Эрхард утыкается в какую-то газету, размышляет себе. Как это минуло? Два года -и не поверишь. Ну да, оба- в трудах, которые скрадывали бег времени. А сколько всего сделано им: то-то начальство удивится. Он ведь недавно уведомил шефов о своих успехах, но самые выдающиеся достижения представит им самолично. Модель нового красильного пресса, например. Чудно-то! Именно ему, Эрхарду, принадлежит идея. Бедняга, помучился было с расчётами, что куда и как. А теперь, за опытным образцом запатентуем изобретение- и пойдёт дело. А тот, кто уже изобрёл пресс... да где же это было? В Париже, правильно! "В Париже" снова странно звучит для него, Эрхарда. Жена недавно черкнула было: "Ты уже повидал мир..." Мир? ...Собственно, повсюду он только с в о ё  искал ,словно шарил в тёмной комнате в поисках определённой вещи. Он так и не познал мир. Ну ладно, пусть так. Позже можно будет поездить по свету ради удовольствия, когда дитя подрастёт. Да, ребёнок! Как он может выглядеть... что за личико? Эрхард видел его только новорождённым. А у столь малых деток лица не разобрать. То ль он в него пошёл... то ли в неё? ...а затем он подумал было о жене. Испытал прилив тепла, не бурлящего, просто тепла. Она тогда была несколько бледна, но это- после родов. А скоро они заживут получше. Можно будет позволить себе жаркое дважды в неделю... может быть, и рояль устроить... не сразу... ну, к Рождеству. Вот остановился состав. Народ забегал туда-сюда. Крик "выходите! высаживайтесь!" Двери распахиваются, холод несётся в купэ. Носильщики в форменных холщовых куртках явились. Он ещё медлит. Затем слышит чью-то реплику: "Ну да посидим ужо!" Он пугается. "Простите?" "А-а?- кто-то сердито отозвался,- прицепка тут, посмотрим, когда отправимся..." Тогда он покидает вагон. Он ищет станционного смитрителя, продирается без оглядки сквозь толпу- к служащему. "Мне надо ехать дальше, немедля!- кричит вне себя". "Но, господа хорошие,- равнодушно молвит ему и всем смотритель,- я не могу иначе. Ваш состав опаздал на двадцать минут. Данцигский уже ушёл. Я не переставляю рельсы". "Но ещё будет оказия?..." Служащий обращается к Эрхарду: "Успокойтесь. Уже два. В пять в Данциг отправляется скорый. Итак, в пять часов. Куда вы едете?" Смотритель уже говорит с другим. Эрхард с сумкой стои`т на медленно пустеющем перроне. Внезапно его осеняет: а где же мы? Он читает большие буквы, прямо перед собой: МИЛЬТАУ. Мильтау, да отсюда пара часов поездом до Данцига, а значит,примерно пять- экипажем. Решено, взять экипаж. Он справляется у служащего. Тот, раздражённо :"Тогда идите в город, а здесь- нет". "Город далеко?" "Нет". После пары шагов Эрхарду становится смешно: во что этот экипаж обойдётся... и на что так спешить? Действительно пять часов -препятствие? Он улыбается. Не следует мне волноваться, думает он, мелочь-то какая, я уже почти на месте,... в прихожей,... скажем так.
     Он заходит в ресторацию. Он заказывает коньяку. Он согревается. Затем сидит он ,будто забыв, что делать собирался. Наконец, осеняет его: думать, натурально, как прежде. И он пытается: его жена, его мальчик, которому почти два с половиной года. В таком возрасте разве дети говорят? Но нет, с думаньем не выходит. Тут не то что в поезде, где всё движется. З д е с ь  з а с т ы л о всё как в тумане, в этой ресторации, в пыли. И мысли замерли, за компанию. Но ведь ему столько раз приходитлось дожидаться разных составов. Разных? Ох, нет, совсем других! И чем он тогда коротал время? Ну, не такие долгие стоянки... ходил, бывало, в город. Вот ещё оказия. Он выпил ещё коньяку и вышел вон.
     Вначале- дорога в угольной золе, чёрная, грязная. Вдоль старого дощатого забора, прямо, не сворачивая. Затем- мост через нечто отвратительное, канаву с отбросами. Он рассмотрел внизу ржавое, помятое ведро в иле. И, внезапо- фабрика. Трубы, высокие стены из жести. Словно великанская банка сардин, нечто бессмысленное! И, наконец- нечто вроде города: дом справа, лужища... дом слева... а затем- улица. Лавка с туфлями, зубными щётками, карманными часами-луковицами. Ненадолго он задержался. Затем пошагал до самой площади. Он заметил новый дом на углу. До самого тротуала- громадная зеркальная витрина с цветами внутри. Снаружи -вывеска "Коффэ и Кондитерская". Может, кофейку испить, подумал было Эрхард и направился ко входу. И эта дверь -зеркальная, а сверху значится "ENTREE`" ("ВХОД", фр.- прим.перев.) по-столичному... Но Эрхард прошёл мимо.  Не сто`ит, подумал он ,перекусить- так в простеньком кафе! Я ведь уже почти дома. Это -всего лишь промежуточная станция, нечто абсолютно нежелательное... И снова вперёд. Ему навстречу донёсся голос, густой, животный, как рампа "расцветающая" в особых варьете: сначала- точка, затем- бурлит в зале, отврятительная, отталкивающая, густо сияющая... Голос зычный: "Нет... я точно знаю. И я поймаю её след! Но когда я его найду... убью его..." Эрхард взглянул на голосящего. Здорвяк, грузный, тот шёл с одним маленьким, костлявеньким, мимо него, Штильфрида. Здоровяк красномордый, грозный, а рот его имел форму слова "у б и т ь "... "Что за мужчина!- подумал Эрхард". Пожалуй, его следует бояться! ...Затем пошёл он своей дорогой. Жалкая брусчатка. Что за площадь, унылая, несчастная, пустая! Дома казались ему столь далёкими- и нависали над ним. А на той стороне... Среди тех домов, похожих на личики глупых, тугоухих, дефективных деток- некий иной дом. С ампирно-утончённым фасадом, с двумя вазами на крыше, справа и слева, по краям покатого фронтона.
     Эрхард подошёл ближе. Всё же, дом оказался невелик, даже маловат, несмотря на свои выкрашенные полуколонны с гирляндами цвета сепии. Два окна на втором этаже и одно, овальное- на первом, у входной двери, к которой вели три ступени. Но дверь и лесница казались непроходимыми. словно дом был декорацией, а... И снова задумался Эрхард: "Где этот дом я уже видел?..."  Ну да, так обычно думается тебе: где я уже ...? Эрхард приблизился к фасаду ещё. Внезапно заметил он, что дёрнул за шнурок звонка. Что за глупость? И хотел было ретироваться, да тут зашуршало у входа- и он устыдился просто убежать.
     "Желаете?- это была дама, довольно молодая, с неуверенным взглядом".
     "Я...- замялся Эрхард,- ах, простите... я..."
     "Пожалуйте. Холодно ведь,- молвила дама, и- вовсе не удивлённо".
     На улице было вовсе не холодно, в феврале-то, но Эрхарду показалось прохладно- и он потянулся следом за хозяйкой. Сени были сырыми и душными. Входя, Эрхард задел шаль, в которую куталась дама- и ощутил слабость. Она, хозяйка стояла уже так близко. "Сюда наверх,- сказала она и зашагала узкой, скрипучей лесенкой". Комната. Сумерки в красных сполохах: может быть, это- от занавесок из красного тюля. Или догорает где-то тайная лампада?
     "Присаживайтесь, - сказала дама". Она куталась в мягкой шали и поглаживала шкуру, что лежала на диване. Её руки- нагие, её платье- свободно, движения прихотливы. А голос её- как платье. Эрхард присматривается к ней. Внезапно он приходит в себя. "Простите, - говорит он в своей учтивой манере,- я вторгся сюда..." Она смеётся и зарывается в шкуру, которая заглатывает её. "Я...- тянет Эрхард, всё робея,- я вижу, дом... он очень выделяющийся, этот дом!"

окончание следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

фон Кляйст "Пентесилея" сцена двадцать четвёртая (окончание)

* * * * *,...............................................................................................................heartrose!:)

Д в а д ц а т ь   ч е т в ё р т а я   с ц е н а ( о к о н ч а н и е )

Пентесилея: О дружке закадычной говорят:

                     "она его так крепко любит- съела б"

                     Усвоила ту мудрость дура:

                     до тошноты насытилась она!

                     Возлюбленный, о нас была молва:

                     смотри, мой свет, я неотступно рядом.

                     Приняв на веру стёртые слова,

                     я не теряла разум как казалось.

Мероэ: Опаснейшая! Что твердит она?!

Верховная жрица: Схватите! уведите её прочь!

Протоэ: Идём, моя царица!

Пентесилея (мягко отстраняясь): Добро, добро.

                                                          Останусь здесь.

Протоэ: Ты не пойдёшь за нами?

Пентесилея: За вами...нет!...

                      Вы возвращайтесь с ч а с т л и в о  в столицу, 

                      пребудьте с миром, коль на то способны... 

                      Протоэ моя, позабудь о всём...

                      Вы все...

                      И...по ветру, скажу вам тихо, пепел

                      царицы Танаис развейте!

Протоэ: А ты, сердечко моё, ты,сестра моя?

Пентесилея: Я?

Протоэ: Ты! 

Пентесилея: Скажу тебе, Протоэ:

                     я орден дамский покидаю

                     дабы последовать за юношей вот этим.

Протоэ: Моя царица, как?!

Верховная жрица: Несчастная!

Мероэ: Жетаешь ты...?!

Верховная жрица: Ты думаешь...

Пентесилея: Так, решено!

Мероэ: О, небо!

Протоэ: Оставь мне завещание,сестрица...пытается отобрать кинжал

Пентесилея: И что теперь?...На поясе что ищешь?

                      Ах, так! не поняла. Немного погоди.

                      ...Вот мой кинжал.

Вынимает кинжал ,отдаёт его Протоэ. Желаешь стрелы? Снимает долой колчан

А вот те весь колчан! вытряхивает из него стрелы

Вот этою его....? Ах нет, вот этой! вертит в руке одну из стрел

Возьми их ,пригодятся! Возвращает стрелы в колчан, отдаёт его Протоэ

Теперь я выну из груди то чувство,

уничтожающее, ставшее ножом,

политым кровию безмолвной плача.

Его отравой раскаянья напитаю-

и поручу надежды наковальне.

И заострив, введу его назад.

Так!так! и снова....хорошо. Падает и умирает. 

Протоэ (пожхватывая царицу):  Мертва! 

Мероэ: За ним последовала, верно!

Протоэ: Мир царице!  кладёт Пентесилею на землю

Верховная жрица: О, хрупок человек, вы ,боги!

                                Сколь дерзкой та была, что возлежит здесь,

                                как гневалась на жизненных вершинах!

Протоэ: Да, оступилась, ибо слишком гордо

              и яростно цвела. Засохший дуб

              не тронет буря, свергнет тот ,что зелен,

              раскидистую крону не минуя.

.............перевод с немецкого..................................Терджиманаheartrose:).................

 

фон Кляйст "Пентесилея", сцена пятнадцатая

* * * * *,.....................................................................................................heartrose!:)

П я т н а д ц а т а я     с ц е н а

Пентесилея, Протоэ, Ахилл ,амазонки.

Пентесилея: Сын Нереиды, сладенький, иди,

                      иди, приляг у ног моих...сюда!

                      Смелее будь!...Меня ты не боялся:

                      когда я побеждала- ненавидел?

                      Страшился той, что в прах тебя свергала?

Ахиллес (у ног её): Да- что лучей цветок.

Пентесилея: Тогда я- твоё Солнце, не смотри.

                      Диана-госпожа, он ведь пропал!

Ахиллес: К руке твоей дотронулся, не дальше.

Пентесилея: Прошу тебя, Пелид, забудь о том,

                      что покушалась я на жизнь твою.

                      Рукою той же я тебя касаюсь.

                      ты, исстрадавшись, снизошёл, смотри:

                      я, бренная, тебя здесь принимаю.

Ахиллес: Коль меня любишь. то не вспоминай:

                что минуло, то завершилось славно.

Пентесилея: Меня простил?

Ахиллес: От всей души, о так!

Пентесилея: Ну а теперь ты мне расскажешь,

                     как в цепи заковал тебя, строптивца,

                     Амур летучий?

Ахиллес: Такова Любовь,

                она пощёчину отвесит-

                и присмирел, гляди, строптивый.

Пентесилея: Ты отлетал своё, голубчик,

                      попался де`вице: то чувство,

                      что ею овладело да потреплет

                      твои ланиты (рядит Ахиллеса в цветочные гирлярды)

Ахиллес: Кто ты, кудесница?

Пентесилея: Пригнись...

                      Сюда... Молчи, ты скоро сам узнаешь...

                      Плетёнку эту лёгкую -на шею,

                      на плечи кру`гом. Ноги оплету.

                      И снова- голове....Ну вот, свершилось.

                      Ты сопишь?

Ахиллес: Мёд уст твоих вдыхаю.

Пентесилея: Нет! нет! ты розы обоняешь. (отстраняясь)

Ахиллес: По мне, на сте`блях хороши они.

Пентесилея: Они созрели- пользуйся, любимый. (Последний венок кладёт Ахиллесу на макушку)

Свершилось...О, смотри, прошу тебя:

ему идут шиповника цветы!

Его лицо, обветренное, озарилось!

День юный, милая моя подруга,

ведомый орами в зенит из-за хребтов

в луга роняя жемчуг росный

едва ли мягче и милей Пелида.

Ты не заметила: глаза его сияют?!

Возможно ли ,что он  т а к и м  явился?

Протоэ: Да ты о ком?

Пентесилея: Я о Пелиде!

Кем величайший из сынов Приама

у Трои был сражён тобой?

А , ноги трупу отрубив, арканом

волок по городу отцов его не ты ль?

Ахиллес: Да, я.

Пентесилея (Резко вглядевшись в лицо Ахиллеса): Признался.

Протоэ: Он, царица.

              Вот это украшение- свидетель.

Пентесилея: Что?

 Протоэ: Панцирь, посмотри. Его

               ковал Гефест, бол Полымя, а Тетис

               меха ворочала.

Пентиселея: Тогда тебя,

                      о беззащитнейший из всех, целу`ю

                      я, та ,которой ты  п р и н а д л е ж и ш ь.

                      Ты  м о й , бог войн младой: коль спросят,

                      признайся всем.

Ахиллес: О ты, Блистающая

                эфира сердцевина, мне явившись,

                Неуловимая, кто ты? скажи!

                Я назову, тебя, благая, ибо

                душа моя волнуется, дрожит:

                "кому принадлежу я?" вопрошает.

Пентесилея: Когда тебя в народе спросят, чей ты,

                     им назовёшь меня. Я подарю тебе

                     для верности колечко золотое,

                     да напоказ, чтоб знали все: т ы  - м о й.

                     Кольцо слетит, а имя отзовётся;

                     забудешь имя- с пальцем дар срастётся:

                     яви`тся образ мой тебе тогда?

                    Закрыв глаза ,неужто меня вспомнишь?

Ахиллес: Нет, в память врежется брильянта грань.

Пентесилея: Народ мой, отпрыск Марса, величает

                     меня, царицу так: Пентесилея.

Ахиллес: Пентесилея.

Пентесилея: Я назвалась тебе.

Ахиллес: Я ,умирая, выдохну его.

Пентиселея: Теперь свободен ты: наш девичий бивак-

                     твой дом: ходи меж амазонок, ибо

                     иная цепь, легка, что лепестки,

                     прочна что сталь, удержит твоё сердце,

                     пока оно с колечком заодно.

                     Ни рок ,ни время чувству не помеха:

                     куда б долг не завёл тебя, вернёшься

                     ко мне, пойми меня, единой:

                     желанна и потребна я тебе.

                     Согласен ты?

Ахиллес: Я будто жеребёнок

                вдыхаю ясель сытный аромат.

Пентесилея: Добро, решилась я. Уходим мы

                     в Темисциру со всем обозом.

                     Коней в повозку тебе лучших дам,

                     шатру быть алым, дам рабов в дорогу,

                     которым прикажу тебе, царю, служить.

                    Заботой окружён, пребудешь ты

                    меж прочими эллинами в полоне.

                    В Темисцире лишь , сыне Нереиды,

                    смогу тобою вволю надышаться.

Ахиллес: Тому быть.

......перевод с немецкого...........................................Терджиманаheartrose:).........

 

фон Кляйст "Пентесилея", сцена пятая

* * * * *,.......................................................................................................heartrose!:)

П я т а я    с ц е н а

Пентесилея, Протоэ, Мероэ,Астерия. Отряд амазонок

Амазонки: Ты выстояла, победительница!

                  Будь славна! розы под ноги тебе!

Пентесилея: Меня не славьте! Роз не надо мне!

                      Сражение зовёт меня на поле,

                      я юным богом боевым влекома,

                      что тьмою солнц внезапно воспылал,

                      горящим шаром разлетался в небе,

                      в слияньи дерзком не поддался мне.

Протоэ: Клянусь тебе, возлюбленная...

Пентесилея: Брось!

                      ты слышала моё решенья: даже

                      обрушив мне на сердце водопад,

                      громами ледяными не остудишь.

                      Желаю Ахиллеса в прах повергнуть

                      к ногам моим, Находчивого. Он 

                      ведь как никто иной доныне

                      в сей славный день своею мощью

                      меня, царицу, раззадорил.

                      Я ль, Победительница-Ужас,

                      я ль, гордая царица амазонок,

                      его кольчуге золотой подда`лась?

                      Я про`клятой себя богами

                      отныне , рвясь к возмездью, ощущаю:

                      гнала доселе прочь порядки греков,

                      но тот, единственный, героя взгляд,

                      он не смутил меня, но внутрь проник

                      меня, обманутой и побеждённой!

                      Где корень тот, опустошённости моей,

                      и -чувств, тех, что меня повергли?

                      Во гущу сечи ныне я стремлюсь,

                      где пересмешнику сразить меня,

                      иль мне -его: двоим не жить нам боле!

Протоэ: Желаешь ты, дражайшая царица,

              чтоб разум твой поладил мило с сердцем.

              Удар, что тело приняло, внезапный,

              кровь воспалил и разум возмутил твой:

              дрожишь всем телом молодым напрягшись.

              Не усомнись: мы молим за тебя.

              Да обретёшь свой дух, да поскорее.

              Иди ко мне, немного отдохни.

Пентесилея: Что? Почему? Что сталось? Я сказала...?

                      Иль я? ....со мной....?

Протоэ:                                      К победе новой

              стремишь ты душу юную свою,

              желаешь обыграть судьбу на поле?

              Неутолённую, неведомую мне надежду

              в сердечной глубине тая, желаешь

              победы что капризное дитя,

              венец молитв народа твоего

              пожертвовать возмездью?

Пентесилея:                                Посмотри!

              Сей день поднёс мне тажкий жребий!

              с судьбой коварной заодно подруги

              любимые: жалеют, утешают!

              Там похотливая рука за косы

              златые мою славу ухватила,

              ту, что парила надо мной доселе.

              Там сила злобная мой путь пересекла,

              упрямо моё сердце расщепила!

              Со мной!

Протоэ (про себя):  Небесное, храни её.

Пентесилея: Желанья ли одни мне застят свет,

                      те ,что опять меня влекут на сечу?

                      И это вы ль: народ, признавший пораженье,

                      на полдороге к гибели вдруг очутившись,

                      сил не найдёт поворотиться вспять?

                      Что с нами сталось: спервою звездою

                      как после трудового дня:" устали"?

                      На сжатой ниве урожай вязать нам,

                      снопы на кольях к небу возвышать:

                      пусть тучи их туманами оближут,

                      лучи немилосердно опалят.  

                      Мой юный рой, не отведу я вас

                      украшенных гирляндами цветов

                      под трубный рёв и звон цимбалов

                      домой, в душистые луга Отчизны.

                     нет, мы вначале выйдем из засады,

                     повергнем горделивый строй элли`нов,

                     и вереницы пленных под конвоем

                     доставим к стенам Темисциры.

                     Там, в храме посвящённом Артемиде,

                     врагов розовоцветной кровью

                     украсим наши латы из железа.

                     Не мне ль, Разящей, дотянуться

                     к заветной пятке Ахиллеса,

                     что уж пяток горячих солнц

                     сегодня утром испустила?

                     Пасть непременно супостату ныне

                     к копытам моего коня баского

                     хурме подобно перезрелой!

                     А коль не быть тому, то горе мне:

                     чело моё венка да не обрящет,

                     коль не марсида я , и не достичь

                     вершины счастья мне и пира;

                     коль греков мне не разметать- проклятье

                     скукоженному сердцу моему.

Протоэ: О, повелительниа, твои очи

              горят огнём неведомым и чуждым,

              а мысли водят тёмный пляс в ночи,

              что моё сердце уж заполонила.

              Тот рой, душе твоей что не по нраву,

              давно рассеялся что ветер дальний.

              Ахилл теперь отрезан от пролива

              отрядом нашим на привале тайном.

              Из сердца вон, и с глаз долой: пусть бьётся

              у Трои, там его окопы, как и прежде.

              Желаю я прикрыть нам отступленье.

              Во имя олимпийцев, ни одной

              из наших в плен не взяли греки.

              Блистание мечей их издалёка

              не ужаснёт нас. Громы колесниц

              тебя не тронет: смех наш заглушит их-

              клянусь своею головою, верь мне!

Пентесилея (внезапно обращается к Астерии): Ведь так, Астерия? 

Астерия: Царица?...

Пентисилея: Вотла ль я к Темисцире отвести вас?

                      Протоэ утверджает: да.

Астерия: Что я...?

Пентесилея: Ответь мне прямо.

Астерия: Мы совет устроим.

                Должна я опросить княгинь, тогда...

Пентисилея: Должна я  т в о й  совет услышать.

                       .... кто я теперь, спустя лишь долю суток?

(пауза. Пентесилея собирается уйти)

                      Могу ли войско я, Астерия, что молвишь?

                      свести назад, на Родину, не так ли?

    ....................перевод с немецкого .....................Терджиманаheartrose:)

окончание сцены следует                 

 

Р.М.Рильке, из сборника "Адвент"( продолжение- 2)

.

Коль сроду ты -толпы дитя,

то вряд ли примешь мою странность:

мне день сдавался нежеланным

и невозможным для житья.

Я, облачён духовным саном,

лишь ночью майской гостем званым

на луге ощущал себя.

 

С утра я чинно исполнял

свой долг в укромно-милой келье,

но лишь закат прохладой веял-

окошко ветер отворял....

Они не знали....молью белой

их думу лётом претворял.

Они же звёзды купно зря,

к ним ти`хи пса`лмы купно пели.

.

Люблю я забытых русалок

(те мужа, отчаявшись, ждут)

и девушек русых да славных,

коль к речке на спевки идут,

и детушек- солнышко славят,

а ,выросши- в зори глядят,

и дни, что напевы мне правят,

и ночи- цветами даря`т.

...............перевод с немецкого...................Терджиманаheartrose:)

Франц Грильпарцер "Либуса", драма в пяти действиях,отрывок 6

*****,................................................................................................................heartrose:)

Д Е Й С Т В И Е    П Е Р В О Е

Сцена четвёртая( окончание)

Либуса (даёт знак служанкам- те подхватывают на лету пояс):

Я не могу? Быть может, я хочу?

Шаг в сторону- откроются пути

для жизни той,что удержу не знает.

Рядить как вы? нет, это не по мне.

Где вече, где старшины чехов?

Отца почту решительным поступком,

не мне кикимор тёмных умолять:

приму сама державу и корону.

Тетка: Либуса, ох!

Каша: Нет, ты меня послушай,

           Либуса, заклинаньем уморю...

Либуса: Мне не страшны твои порожние заклятья,

              их слабым посылай. Мой приговор суров,

              ему стоять вовек! Подумать, что опять я

              останусь вековать в ущелье теремков

              не знаю даже с чем: луна-немая сватья,

              рой бестолковых звёзд, вязанки корешков.

              Эй вы, владыки чешские ,войдите!

Служанки(кричат):  Либуса- наша чешская княгиня! (Домаслав, Бивой, Ляпак и другие с ними без счёта выходят из левых ворот особого терема)

Домаслав: Ослышались мы или же свершилось?

                  Соблаговолили вознесть корону?

                   Чего желаете...?

Либуса: Желанья ни при чём!

              Долг и обязанность - вот в чём предмет союза.

              И ,коль о д н а  из нас обязана стране,

              то это- я: примите вы мой выбор.

Ляпак: Либуса, ты?

Либуса: ... из троицы меньшая,

              но помудрее их, и лучше двух постарше,

              которым "высшее", а не корона- кров.

              Но речь идёт о земноподлом чине:

              сверхдар наитья  вреден для свершений,

              предвиденье не ведает насущным.

              И ,коль отцовский дух на мне почил,

              то впору мне и в добрую дорогу.

Бесчисленные( преклоняя колени): Либуса, слава!

                        Богемская княгиня!

Либуса: Восстаньте! Не эти и не этот двор

              достойны вашей клятвы. Говорю вам:

              да укрепит вас батюшкина правда,

              в повозку свя`той мудрости впряжёт.

              Я -баба, но, коль мне удастся,

              усердием труды превозмогу

              и вам, не думайте ,не допущу потачки:

              узда мол, мягка- не надо шпор.

              а если я сверну супротив воли-

              и к теремам устало побегу,

              войду, просящая, в ворота,

              вы, сёстры, снова ль примете меня?

Каша:  Коль ты сумеешь во земном увязнув.

Тетка: Творя, дров наломаешь...

Либуса: ...или созерцая!

Домаслав: Повторный твой призыв нам ,верь, не в тягость.

                  Прими в том клятву нашу и присягу.

Либуса: Должна я раз ещё спросить у вече,

              допрежде прикажу служить друг дружке вечно:

              желаете ль того?

Все: Желаем!             

Либуса: Забудьте как вы кланялись тем двум (указывая жестом сестёр)

Пути назад, сказали сёстры, нет:

мне остаётся выполнить отца завет.

Так будьте, сёстры! И прощайте уж!

А вы иные, следуя за мной, ликуйте.

Вы ,девушки, передо мной трубите в рог.

А вы, старшины досточтимые, готовьтесь

глав не клоня ,мои приказы слышать.

Мужи: Либусе слава!

(либусе подают плащ и украшенную перьями шапку. Процессия уходит из замка в лес)

Каша: Ты слышала?

Тетка: Вполне.

Каша: Итак?

Тетка:  Мне жаль её.

            Она раскается- и даже раньше ожиданья.

Каша: Нахальство благородству не пристало-

           откликнутся меньшой её дела,

           ведь тот. кто снизошёл к простым и малым-

           нечист и слаб душой и телом стал.

           Идём!

Тетка: Куда?

Каша:  К раденьям ежедневным.

           Служанкам прикажу убрать весь двор-

           и всё, что сталось тут, сойдёт как сон. (Сёстры удаляются)

Добра: Ну ,за работу, да поглянь вначале,

            в час добрый клятвы прозвучали?

            Который знак восходит?

Свартка(взобравшись на стену): Восходит Дева....нет 

                                                       окрепший Лев взирает

                                                       на Чехию свою.

Добра( взглянув в небо):  Я то же вижу ,в точь.

Свартка ( припав к брустверу ,вглядывается в простор за стеной):

                    Восход светлеет- дню покорна ночь.

......перевод с немецкого..................................................................Терджиманаheartrose:)

И.В.Гёте "Фауст"(окнчание второй главы, ч.1; пер.с нем.-мой)

..........................., для всех, но Ради Васъrose- прим.перев.)

Фауст:

О, счастлив тот ,питаемый надеждой,

из моря заблуждения спастися.

Что делать,коль ты, труженик- невежда,

а ведуну- беда употребиться.

Да не окислим благолепье часа

печалями застойных мыслей!

Вглядись: как облака лучатся:

на зелень, серость искор блёстки сыплют.

Заря слаба, больна- день пережит,

явится там ,побудом жизни новой.

Ах, нету крыльев- есть о чём тужить:

стремится вдаль и в выси разве слово.

Я увидал бы в вечности заката

притихший миръ в размахе крыльев

в огнисто-сером упокойном плате,

ручьи сребристы, реки золотые.

Не утеснить полёт мой богоравный

хребту ущелистым коварством.

И море потеплевшее взыграло б,

дивясь, раздольно веки отворяло б.

Как будто, удалилась на покой Богиня,

а я, исполнен нов-порывом,

иду вослед за косами Ея благими.

День- позади, а ночь грядёт обрывом:

за ним- лишь  небо, море, облак...

Прекрасен сон, что очи увлажняет.

Ах ,крыла... наши души ублажают.

Телам безкрылым улетать -на горе,

но каждому дано с рожденья

стремиться вдаль и ввысь,услышав

песнь жаворонка в сини крышней,

иль- за орлом над рощ переплетеньем,

или -с югов дорогой длинной

на Родину за клином журавлиным.

Вагнер:

Меня частенько мучили причуды,

но не валили с ног кошмарной тучей.

Поля-леса искателя насытят:

не по душе мне оперенье птичье.

Вот духов где приволье да избыток:

на пергамЕнтах лёжких кожи бычьей!

И ночи зимнеие так веселы да славны,

и сердце кровушкой голУбит члены.

Из редких, ах! достойных инкунабул

спустИтся Небо преклонив колена.

Фауст:

Пройдём немного вверх к тому вон камню...

Здесь будет нам беседой скрашен отдых,

здесь восседал я, памятью морочим,

постами да молитвою терзаем,

исполнен веры, уповая тихо,

рыдая и заламывая руки

просил Его прогнать чумное лихо:

"Небесный Боже, умали нам муки"...

Ты б, если мог изведать мои мысли,

прочёл:"мы недостойны славы".

Отец, невольник чести , не осилил

круги природы, не познал свят-правил.

В содружестве адептов ,взаперти

на чёрной кухне сто рецептов применив,

отец достиг желаемого: вышел

Лев Красный, сам-жених.

Созрела Лилия на тёплой бане.

Чету венчали на огне открытом.

Сою их брачный произвёл иное:

явилась, многоцветием сияя,

Младая Королева в склянке.

То снадобье болевших убивало:

кого снесут-не  спросят, кто-то встанет.

Вот так, смешав отраву с кашей,

средь этих гор и оных пашен

мы покуражились чумы похлеще.

Я причастил больный немало тысяч:

они уже в земле, а я-то выжил.

Народ цветы убийцам бравым мечет.

 

Вагнер:

Как можете себя вы укорять?!

Мыж бравый тем уже доволен:

искусства нарастил наследну долю,

да с разуменьем, в аккурат!

Коль юношей отца уважишь-

и он доволен доживёт тобой.

Коль учит муж трудом отважным-

ведёт и сына за собой.

 

Фауст:

Да, ты всего один приём постиг.

Не надо только лишнему учиться!

Ах, пара душ в моей гостиг груди,

ища взаимно обе раздельться:

одна- любви медовой страсть

к стране немолкнущих оргАнов;

иная в мраке ищет храм,

та, что родилась из туманов.

О, где вы, духи суть в ветрах,

меж небом и землёю правят?

спустите долу золотой корабль,

снесите к новой жизни, яркой.

ГорЮ иметь волшебный плащ один,

я б с ним достиг неведанного мира.

Весь гардероб -за плащ: я- господин.

Плаща не стОит короля порфира!

 

Вагнер:

Не выкликай известный этот рой,

что мчит, во мгле бескрайней разливаясь,

что всем сулит урон, а то-убой

со всех сторон в сто лИчин наряжаясь!

То с Севера нагрянет Духов Клык ,

обрызжет острых дротиков слюною,

то из пустынь подарит сушей злых:

те лёгкие сгрызут чахоткой знойной.

Когда ветра с Полнощи бьют брега-

стрекочут капли, строем крышу кроя.

А Запад топит нивы да луга,

гнетёт нам души шумною порою.

Ветра наш плач уносят на себе,

они- на стрёмё, слышат наши мысли.

Мы их зовём "посланцами небес",

но ветры врут: лепечут по-английски.

А всё ж,пойдём! Уж тёмен этот миръ,

прохладен ветер, изморось, туманит!

Нам дорог дом до утренней зари...

Ты что стоишь да дивишься? горит?

Такой иное в сумраке отыщет...

 

Фауст:

Ты видишь: чорный пёс стернёю рыщет?

Вагнер:

Давно заметил, не цепляет нерв.

Фауст:

Вглядись ещё: с кем схожий зверь?

Вагнер:

С обычным пуделем, что по своей привычке

бежит хозяевам вослед.

Фауст:

И, не кошмар, пёс оставляет

шлейф огневой по собственным следам.

Вагнер:

Не вижу шлейфа. Тот кобель- обычный.

Ты привидений по жнивью искал?

Фауст:

Замети бы: спиралею магичной

он нас не дважды увивал!

Вагнер:

О, вижу: загулял, галопом скачет.

Хозяин выглядит не так , иначе.

Фауст:

Круг- что петля: пёс близок к нам!

Вагнер:

Конечно, пёс, ты убедился сам:

ворчит, скулит, на пузо припадает,

хвостом виляет: с собаками- бывает.

(пуделю)

Братишка, подь сюда! поближе!

Шут чёрный, клоун рыжий.

Стоишь себе- он выжидает.

Заговоришь- взирает.

Брось палку- мигом принесёт;

поноску из воды спасёт.

Фауст:

Ты ,видно, прав: я слишком осторожен.

Какой там дух: всё дело в дрессировке.

Вагнер:

Коли умело пёс обучен,

гляди, учёного приручит.

Учителя студентов неленивых

ты заслужил особенную милость.

И.В.Гёте "Фауст"(гл.2, ч.1, "У городских ворот",пер.с нем.-мой)

......................................,для всех, но РАди Васъrose-прим.пер.)

сцена вторая, "У городских ворот"

Одни подмастерья: Что ж не решимся до сих пор?

Иные подмасетрья: Пойдём на сор в охотный двор.

Первые: А мы желаем с мельницей свидаться.

Некий подмастерье: Советую- к прудам, там искупаться.

Второй: Туда дорога не краснА.

Некоторые: А ты куда?

Третий: Пойду со всеми.

Четрёртый: В Бургдорф заглянем: путь красивый,

                    милы девицы, повернёмся с пивом.

                    Там заведенье- первый сорт.

Третий: Ты, сластолюбце ненасытный,

              Уж пару раз, не помнишь? напросился.

              Не йду со всеми, верно горд.

Первая служанка: Нет, нет! Мне -в город, поскорей.

Вторая:Найдём его где тройка тополей.

Первая: Мне в том большого счастья нет:

               Под ручку ходит он с тобой,

               тебя танцует. Ну а мне

               пора, выходит, на покой?!

Вторая:  Сегодня выйдет не один.

               Кудряш, сказал он, будет с ним.

Студент: Гля, девки путешествуют развязно.

               Ходи, герр брат, придём на праздник:

               покрепче пиво , нос дерёт табак ,

               прикрашенная дева- на мой смак.

Девушки-мещанки: Хорошие ребятки, посмотрите!

                               Невиданный скоромный срам:

                               не гоже им с хорошими водиться,

                               себя охота с этими марать.

Второй студент первому: Притормози! Они уже петляют,

                                          наряжены ,на вид, совсем недурно.

                                          Одна из них- соседка моя, знаю.

                                          Шажком задумчивым идут-

                                           под ручку нас двоих возьмут.

Первый второму: Герр братец, брось: нам незачем робеть.

                              Прискорь! а то мы дичь упустим.

                             Суббота- день чтоб веником вертеть,

                              а тряпку береги до мясопуста.

Мещанин: Не любый мне, нет, новый бургомистр:

                 он засиделся, уходить не быстрый.

                 А что он в городе творит?

                 Ворую там, а здесь горит.

                 От головы давно всем тошно,

                 а платим с каждым годом больше.

Нищий (нараспев): Добрые люди, милые дамы,

                               белые личика да бакенбарды,

                               вашими жив, подивитесь, трудами,

                               станьте и сжальтесь, грошик подайте.

                               Не оставляйте меня голодным!

                               Жертвуйте милостю прямо под ноги.

                               Праздник когда кошельки не зажатым

                               да обернётся мне урожаем.

Второй мещанин: Нет лучшего, чем в праздники послушать

                             беседу о войне и жутких зверствах,

                             как в Турции далёкой где-то лущат

                             народы- кто за деньги, кто за веру.

                             Став у окна , стаканчик выпьем свой,

                              посмотрим как рекой плывёт кораблик,

                              а вечером воротимся домой-

                              и мир обрящем, благодать и праздник.

Третий мещанин: Сосед, ага! Течём, плывём помалу:

                              они поколят черепа,

                              всё перепортят и повалят,

                              лишь тишина у нас прочна.

Старуха (девушкам-мещанкам) : Ай, нарядились! розан молодой!

                                                      Хорошенькие, всем на загляденье?

                                                      Да не гордитесь: дорожа собой,

                                                      чего хотите? Помогу вам дельно.

Первая мещанка: Я этих берегусь. Агата, прочь!

                              Все видят: водит ведьма-зазывала.

                              Она уже в Андрея святу-ночь

                               любимого мне тело рисовала.

Вторая мещанка: Мне показала лЮбого в кристалле,

                              военного: силён да не боится.

                              Я там гляжу, я здесь его искала,

                              но мне такой не хочет заявиться.

                                        Солдаты (поют):

Башни зубчАты

скалятся-снятся.

Горды девчата,

буде смеяться,

любо отдаться!

Плата герою-

ночка с тобою!

 

Трубы, играйте,

нас поминайте.

Грешники- битвы-

сладки молитвы!

Жизня ты наша:

девы да башни,

нам покорятся:

взять- не отдаться!

Плата герою-

ночка с тобою!

Лечь да проспаться:

нету солдатца!

( Фауст и Вагнер)

Фауст:

Льдяная глыба речкою запела.

Веснеет жизни новое начало.

В долине- зелень будущего счастья.

Зима-старуха дюже остлдабела,

пора ползком на лёжку возвращаться,

чтобы оттуда насылать,

бессильно злясь, холодны хмари

на мило-зелены поля

горенью Солнца на расправу.

Палитра всюду вверх стремит.

Дол, живью красочной полИт,

цветов не скоро нарожает,

зато людей принаряжает.

Вернись с холмов, сойди с котурн-

увиди города страну.

Из пустоты смурных ворот

кишмя снуёт цветной народ.

Днесь радость всех подряд итожит,

Се весен Праздник, Воскресенье Божье:

сегодня всяк и каждый будто ожил.

Из чада низких мастерских,

из лавок, от станка, доски,

из гнёта уличной тоски,

из ночи молитвы соборной-

на жертву светлому позору.

Смотри же, глянь! как юрчиво орава

меж дЕрев полем рассыпает:

так реки бреги размывают

да сладко ближимое правят.

До самых крАев нагрузившись,

уходит вплавь последня лодь,

а с хОлмов поду до вершины

нарядов перемиг грядёт.

Я чую сутолочь деревни:

вот здесь оно, народа небо.

Ликует всяк: и стар, и мал.

Я, человек, сюда б пристал.

 

Вагнер:

Герр доктор, с вами прогуляться

почётно и презент уму,

но не желаю опускаться:

я- ворог грубому всему.

Все эти скрипки, кегли, крики

сливаются в отвратный звук.

Гуляют- злобный бес ярится.

Гул краснопением зовут?

(хуторяне под липой танцуют и поют )

Танец  и песня

Пастух рядился танцевать,

украшен лентою кафтан

надел, цветок- в петлицу.

Сошлись селяне промеж лип,

гуляли, жгли да топали

Юххе! Юххе!

Юххейза! Хейза! Хе!

Смычок старался.

.

В толпу горячий пробивался,

девицу закадрить пытался:

умеет локтем биться.

Ядрёна девка обернулась

и говорит:"Ну что так глупо?"

Юххе! Юххе!

Юххейза! Хейха! Хе!

"Тебе- не сразу"

.

Но бойко в круг пошли на пару,

налево вправо, паром, жаром,

а камушкам- катиться.

Вдвоём краснели да потели,

и, отдохнув, опять пыхтели.

Юххе! Юххе!

Юххейза!  Хейха! Хе!

Стручок сорвался.

.

"Мне ваши ласки неуместны:

кто не водил за нос невесту,

обман в цветы рядится".

Меж липок шутят да смеются

и дальше, шире раздаются...

Юххе! Юххе!

Юххейза! Хейза! Хе!

...смекалистые танцы.

Хуторянин-Фаусту:

Герр доктор, в Вашей стороны

так хорошо, что не стыдите нас.

И в нашу буйну кучу,

гляди, пожаловал научник.

Возьми же лучшую из кружек,

её мы свеженьким напружим!

А сколе капель плещет в ней,

столь Вам желаем светлых дней.

Фауст:

Приму подарок добродан.

Взаимно всем вам хайль унд данк.

(люд отовсюду сбирается толпой)

Старик- Фаусту:

А ведь и прежде-то, бывало,

в годину трудну обхождались!

Тогда Вы, господин младой,

гостили в каждом из бараков,

стерпели всё, пошло не прахом.

Вперёд носили головой.

Нас, стариков, осталось мало...

Кто помнит, батюшка ваш

от лихорадки нас избавил:

отгородил гнилой сиваш.

Я вышел с хворью распрощавшись.

Хранил спасителя Спасатель.

 

Все:

Здравия желаем заслуженному мужу,

кто помочи учит нам хвори подюжить.

Фауст:

Пред Дальним, Тем, склоните главы,

Он учит нас отринуть нави.

(идёт с Вагнером дальше)

Вагнер:

Ой, что ты ощутил, великий муже

оравы этой испытав почтенье!?

Сын , прибыли клин сжав отечий,

снопами урожая стал окрУжен.

Отец тебя показывал, да...сыну,

всяк вопрошал, спешил, юлил,

скрипач утих- и пляску развалил.

Ты йдёшь- они рядами стали,

Летели шапки в вышину,

чуть бы ещё- колени б преклоняли,

что пред Священными Дарами.

(окнчание сцены второй главы первой набью отдельным постом вдогонку этому---прим.перев.) 

 

И.В.Гёте, "Фауст" ,отрывок третий(завтра добью, извините)

(................., всем ,но РАди Васъrose)

ПРОЛОГ НА НЕБЕСАХ

Господь, архангелы, потом- Мефистофель.

Рафаил:

На старый лад под пенье Солнца

инрают сферы взапуски,

но точно движимы с вотока

на запад с Божией Руки.

Сей вид нам силы утрояет:

Создатель мира- Он Един.

И живо яснятся созданья

что в Первый День, о Господин.

 

Гавриил:

И живо, так неуловимо

по миру стелет благодать.

Сиянье ночию гонимо,

а тьму- полудням подминать.

Шумят моря в раздольных чашах.

Утёсы хлещут орды волн.

Обломки кАмней в волнах пляшут

по Воле, без приказных слов.

 

Михаил:

И бури носятся, вскипая, 

на сушу с моря и назад.

И ,мирозданье увивая,

вериги божии гремят.

Громы живое убивают,

и сумрак пламенем разъят...

Но снова утро наступает-

и славим, Господи, Тебя.

 

Все втроём:

В основу божиего веленья

никто доселе не проник.

Твои высокия творенья

как в первый день суть велики!

 

Мефистофель:

Вот ,Господине, близишься опять

за справкой: как мы люд разводим.

Тебе угодно, как всегда признать

меня средь сволочного сброда.

Прости: я пышно шпарить не могу

тем паче, что Твоими презираем.

Коль воспарю- учую смеха гул,

а как смеяться- Ты пока не старый..

О светлом мире ничего не знаю.

 Я вижу только как народ страдает,

морской божок, пришибленный чудак,

такой, каким Господь его создал.

Он Твою искру разумом зовёт

ревя как зверь, живя как скот.

Позвольте, если Вам угодно ,

сравнить с цикадой долгоногой

его, что скачет и летит

да песню прежню верещит-

и всё-то ищет травку да цветочек!

в любую щёлку сунет хоботочек.

Господь:

Ты ничего не скажешь больше?

Приходишь жалобою тошен.

Тебе земля нехороша?

Мефистофель:

Она ,Господь, не стоит и гроша!

Я от людских умучился страданий:

сам бедняка давить не в состояньи.

Господь:

Ты знаешь Фауста?

Мефистофель:

Что доктор?

Господь:

Он мой раб!

Мефистофель:

Особый! Служит Вам с примерным рвеньем.

Нет, не земные дурака напевы-

он в даль туманную стремится,

едва ль осознаёт своё безумье,

в звезду ярчайшую вцепился,

притом мирские сласти любит.

Но горня высь и низкие долины

не утоляют страсть больную.

Господь:

Коль служит мне , хотя пока- блуждая,

то увлеку его немедля к Свету.

Садовник саженец не зря втыкает:

через года, гляди, плоды поспеют.

Мефистофель:

На что поспорим? Ваша будет бита.

Коль соизволите сыграть со мной,

то провести его сумею: я- водитель.

Господь:

Пока живёт он в юдоли земной,

води его ,мели- твоя неделя.

Дерзая, оступается живой.

Мефистофель:

Благодарю Вас, ибо околелых

я не учу: они достигли цели.

Люблю людей подвижных, белотелых.

Мне ко двору и дело те, кто дышит,

играю с ними смело: кошка с мышью.

Господь:

Вот, хорошо. Позволено тебе

вести заблудшего подальше от истока

тропой нетвёрдой зла и бед

исканий доли одинокой.

Но срам тебе, коль убедишься в том,

что Человек к добру в порыіве тёмном

сродниться волен с Истинным Путём!

Мефистофель:

Отлично! Быть игре недолгой.

Я не боюсь ущербного итога.

Он поведётся- выиграю я:

из Ваших Уст мне благодарность дунет.

Он станет землю жрать, пуская слюни

как моя тётушка, почтенная змея.

Господь:

Тогда яви тотчас на что способен.

Я на таких как ты зла не держу.

Средь сброда бесов неудобных

не в тягость мне ты, мелкий жук.

Легко труды людские убаюкать:

покоя ищет лёгкая душа.

Ей от шедрот моих приставлен спутник,

что дразнит возбуждая, тормоша.

Вы ж, прочные сыны господни

вовек с красой богатос сродни!

Что есть и будет, дышит полной грудью

вас упоит любовью неостудной.

А что является в тумане изподспудном

граните твёрдо мыслиею трудной!

Мефистофель (один):

Бывает, вижу старого охотно,

да берегусь грызни впустую,

он даже мил: не по-господски,

по-человечьи с чортом судит!

Дж.Г.Байрон "Шильонский узник" (отрывок 1)

Сонет к Шильону

Свободной Мысли вечная Душа, -
Всего светлее ты в тюрьме, Свобода!
Там лучшие сердца всего народа
Тебя хранят, одной тобой дыша.

Когда в цепях, во тьме сырого свода,
Твоих сынов томят за годом год, -
В их муке зреет для врагов невзгода
И Слава их во всех ветрах поет.

Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки -
Храм; пол - алтарь: по нем и там и тут
Он, Бонивар, годами шаг свой шаткий

Влачил, и в камне те следы живут.
Да не сотрут их - эти отпечатки!
Они из рабства к богу вопиют!

перевод с английского Г.Шенгели

Sonnet To Chillon
a poem by Lord Byron 
 
 Eternal spirit of the chainless mind!
Brightest in dungeons, Liberty! thou art,
For there thy habitation is the heart,
The heart which love of thee alone can bind;

And when thy sons to fetters are consigned
To fetters, and the damp vault's dayless gloom,
Their country conquers with their martyrdom,
And Freedom's fame finds wings on every wind.

Chillon! thy prison is a holy place,
And thy sad floor an altar, for 'twas trod,
Until his very steps have left a trace

Worn, as if thy cold pavement were a sod,
By Bonnivard! - May none those marks efface!
For they appeal from tyranny to God. 


Прадавний Дух свободных Дум!
Свобода, ты всего светлее в тюрьмах!
Ведь ты жива в сердцах что в трюмах,
согласная на камеру одну.

Когда сыны твои обречены
на кандалы и гнёт тюремных сводов,
их край берёт кровавая свобода
раскидывая крылья в даль страны.

Шильон! Ты муками и мраком свят:
подвал-алтарь шагами Бонивара
отмечен, кандалы звенят-

храните, стены, отзвуки кошмара,
ведь Богу те свидетели вопят:
"Здесь тирании совершилась кара!"

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose


__________1.__________
Я седовлас не по годам,
поблёк что лунь
не в ночь одну,
не страх внаскок седин мне дал.
Да заржавел не от труда,
суставы плесень проняла
в подвале гнилостном ,когда
лишён здорового стола,
я не видал небес ,земли:
запреты стражники блюли.
Я за отца страдал сполна,
терпел оковы, смерть познал.
Отец погиб мой на костре
за то, что веры не презрел.
Мы ту же выбрали судьбу,
во тьму увёл нас скорбный путь.
Из семерых один лишь жив,
младыми шестеро ушли-
началу их под стать конец,
борцу не гож злых лет свинец:
один- в огонь, на битву- два,
ответив кровью за слова,
погибли в точь как наш отец,
Бог не облегчил их венец.
Ещё троих принял подвал-
лишь выжил я, остаток мал.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose

__________1.___________
My hair is gray, but not with years, 
  Nor grew it white 
  In a single night, 
As men’s have grown from sudden fears; 
My limbs are bow’d, though not with toil,         5
But rusted with a vile repose, 
For they have been a dungeon’s spoil, 
And mine has been the fate of those 
To whom the goodly earth and air 
Are bann’d, and barr’d—forbidden fare;         10
But this was for my father’s faith 
I suffer’d chains and courted death; 
That father perish’d at the stake 
For tenets he would not forsake; 
And for the same his lineal race         15
In darkness found a dwelling-place. 
We were seven—who now are one, 
  Six in youth, and one in age, 
Finish’d as they had begun, 
  Proud of Persecution’s rage;         20
One in fire, and two in field 
Their belief with blood have seal’d, 
Dying as their father died, 
For the God their foes denied; 
Three were in a dungeon cast,         25
Of whom this wreck is left the last.


__________1.__________
Взгляните на меня: я сед,
Но не от хилости и лет;
Не страх незапный в ночь одну
До срока дал мне седину.
Я сгорблен, лоб наморщен мой,
Но не труды, не хлад, не зной -
Тюрьма разрушила меня.
Лишенный сладостного дня,
Дыша без воздуха, в цепях,
Я медленно дряхлел и чах,
И жизнь казалась без конца.
Удел несчастного отца -
_За веру смерть и стыд цепей_ -
Уделом стал и сыновей.
Нас было шесть - пяти уж нет.
Отец, страдалец с юных лет,
Погибший старцем на костре,
Два брата, падшие во пре,
Отдав на жертву честь и кровь,
Спасли души своей любовь.
Три заживо схоронены
На дне тюремной глубины -
И двух сожрала глубина;
Лишь я, развалина одна,
Себе на горе уцелел,
Чтоб их оплакивать удел.

перевод В.А.Жуковского


оригинальное факсимиле прижизненного издания поэмы Дж.Г. Байрона см. по ссылке http://books.google.ru/books?id=AysUAAAAQAAJ&dq=byron+the+prisoner+of+chillon&printsec=frontcover&source=bn&hl=ru&ei=mQmlS_uXCZWnsQbXuOTpCA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBoQ6AEwAw#v=onepage&q=&f=false