Итакъ, братіе, грозная скира, виднная нкогда Іоанномъ Предтечею (Мат. 3, 10) при корн всякаго древа, не творящаго добра, цла и досел! И чтобы кто не подумалъ, что священное остріе ея притупилось уже о выи нераскаянныхъ гршниковъ, се нын она, по свидтельству Церкви, снова острится рождествомъ Предтечи!

Оставимъ ли празднество, убоявшись того, что имъ острится скира духовная? Но тому, кто скончалъ жизнь свою подъ мечемъ, позволительно и при рожденіи привести на память мечъ! — Лучше подойдемъ ближе къ грозной скир; разсмотримъ, какъ она нын острится, противъ кого и чего? и нтъ ли способа сдлать самое остріе ея для насъ спасительнымъ?

Явленіе на свтъ праведника всегда есть великая милость Божія къ людямъ: ибо праведниками стоитъ и держится весь міръ. Но тмъ не мене рожденіе праведника всегда есть нкотораго рода обличеніе для міра, есть новый приговоръ противу его соблазновъ и страстей; — ибо праведники своею противоположностію служатъ постояннымъ осужденіемъ для житія гршниковъ. Не имя предъ своими очами праведниковъ, гршники могли бы говорить, что законъ Божій слишкомъ тяжелъ, а природа человческая слишкомъ слаба. Но, когда подобострастный имъ человкъ ходитъ во всхъ заповдхъ и оправданіяхъ Господнихъ непорочно (Лук. 1, 6); исполняеть много даже такого, чего законъ Божій прямо и не требуетъ отъ людей; то уста людей гршныхъ, желающихъ извинять свои измны закону, затворяются невольно, и они, по причин подобострастнаго имъ праведника, — вины не имутъ о грсхъ (Іоан. 15, 22). Потому-то міръ съ такимъ ожесточеніемъ всегда и преслдовалъ праведниковъ; ибо въ ихъ жизни видлъ приговоръ самому себ.

Такое предназначеніе — служить осужденіемъ для міра, съ особенною силою выражается въ жизни тхъ праведниковъ, кои предопредлены (ибо и праведники имютъ разныя предназначенія) возвщать людямъ ихъ грхи и нужду исправленія. Въ день явленія міру каждаго изъ таковыхъ, Богомъ воздвигаемыхъ, проповдниковъ покаянія, скира гнва Божія подъемлется и острится снова для посченія тхъ, кои не воспользуются ихъ проповдію, не тронутся ихъ примромъ, останутся нераскаянными въ своихъ грхахъ.

Но между всми праведниками, приходившими въ міръ для проповди покаянія, Предтеча Христовъ Іоаннъ есть первый и главный. Стоя на предлахъ двухъ завтовъ и связуя своимъ чрезвычайнымъ служеніемъ царство благодати съ временами подзаконными, онъ, судя по его проповди и дламъ, кажется, ничего боле не видлъ въ продолженіе жизни своей, кром двухъ предметовъ: грховъ человческихъ и Агнца Божія, вземлющаго грхи міра. Покайтеся! (Мат. 3, 2) — было началомъ; вруйте! (Іоан. 1, 29) — было окончаніемъ всхъ его словъ. Что содержалось въ словахъ, то самое выражалось и во всей жизни Іоанновой: она совмщала въ себ все, что покаяніе иметъ суроваго, а вра — высокаго. Поелику же современники и соотечественники Іоанновы были большею частію люди упорные въ предразсудкахъ и страстяхъ, такъ что самъ Спаситель не зналъ, чему уподобить родъ сей (Мат. 11, 16); а посему, не смотря на проповдь Іоаннову, многіе имли остаться въ своихъ грхахъ: то самъ Іоаннъ видлъ уже и вслухъ всхъ объявлялъ, что скира при корени древа лежитъ, и всякое древо не творящее плода добра будетъ (Мат. 3, 10) посчено и брошено въ огнь. И нтъ сомннія, что со многими негодными древами въ то время такъ именно и поступлено.

Но Іоанна давно уже нтъ, а скира Іоаннова продолжаетъ лежать при корени безплодныхъ деревъ, и нын воспоминаніемъ рождества его паки острится! Чмъ и какъ острится? Разительною противоположностію его жизни нашимъ нравамъ и нашей жизни. Ибо что долженъ чувствовать и нын каждый гршникъ, если въ немъ еще не подавлено грхомъ всякое чувство добра, — что долженъ чувствовать, воспоминая жизнь Іоанна, и обращаясь отъ ней къ образу своей жизни? Не смущеніе ли? Не осужденіе ли самого себя? — Можетъ ли вспомнить о пустын Іоанновой безъ упрека совсти тотъ, кто строитъ чертоги за чертогами? — Объ акридахъ и мед дивіемъ — тотъ, кто не знаетъ счету своимъ яствамъ? — О пояс усменномъ и власахъ верблюжьихъ — тотъ, кто облачается непрестанно виссономъ? — О глав на блюд спекулатора — тотъ, который самъ среди пировъ готовъ бываетъ отдать все за предметы похоти плотской.

Одинъ взглядъ на образъ великаго подвижника Іорданскаго производитъ въ незагрублой совсти чувство, подобное тому, какое происходитъ въ ран тлесной отъ прикосновенія къ ней острія. Но начните всматриваться пристальне въ сей святой образъ, заставьте себя размышлять боле и боле о жизни и проповди Іоанновой, — и вы увидите, какъ скира, имъ указанная, будетъ видимо приближаться къ вамъ, почувствуете, какъ въ васъ много такого, что подлежитъ необходимо посченію, сознаетесь внутренно, что вертоградъ души вашей давно, давно требуетъ отребленія. Посл сего вы не будете уже и спрашивать, противъ кого и чего нын острится скира духовная? Противъ тхъ же людей и пороковъ, на кои гремлъ нкогда Іоаннъ: противъ саддукеевъ, кои, не вря въ воскресеніе и бытіе духовъ, ограничивая вс надежды человка землею и земными благами, говорятъ себ и другимъ: да ямы и піемы, утр бо умремъ (1 Кор. 15, 32), противъ фарисеевъ, кои, имя образъ благочестія, отвергаются силы его (2 Тим. 3, 5); снаружи красны и чисты, а внутрь исполнены грабленія, лукавства и всякой нечистоты (Мат. 23, 25); противъ книжниковъ, кои въ премудрости Божіей не разумютъ премудростію Бога (1 Кор. 1, 21), родившись въ христіанств, мудрствуютъ не по Христ, а по стихіямъ міра (Кол. 2, 8); противъ всхъ, кои, возобновляя въ себ пороки древнихъ іудеевъ, гордость, любостяжаніе, сладострастіе, заслуживаютъ и древній упрекъ Предтечи, называвшаго такихъ людей порожденіями ехидновъ. Всмъ таковымъ гршникамъ Іоаннъ и нын, не съ бреговъ Іордана, а съ неба вопіетъ: покайтеся и сотворите плоды достойны покаянія! Не начинайте глаголати въ себ: отца имамы Авраама (Мат. 3, 10), именуемся христіанами, ходимъ во храмы, участвуемъ въ таинствахъ. Все это безъ перемны сердца и жизни — ничто. Покайтеся и вруйте въ Евангеліе, — вруйте: не словами, а дломъ! Иначе и теперь, какъ было прежде и какъ будетъ всегда, и теперь скира при корени древа лежитъ, и всякое древо, не творящее плода добра, поскается и во огонь вметается (Мат. 3, 10).

«Поскается!» «въ огонь вметается!» Ахъ, братіе, выраженія сіи и на нашемъ язык, любящемъ преувеличивать понятія, были бы страшны; а на язык людей, подобныхъ Іоанну, кои всегда мене говорятъ, нежели длаютъ, они должны заставить трепетать каждаго гршника!

Что же длать тмъ, кои почувствуютъ въ себ сей святый трепетъ? Ничего боле, какъ добровольно подклонить главу подъ скиру Іоаннову, и дать ей, по выраженію Церкви, усчь до корени всякое страстей взыграніе. Духовная скира страха Божія и покаянія иметъ въ себ то чудное свойство, что поскаетъ всеконечно тхъ, кои убгаютъ отъ нея своимъ нераскаяніемъ, и напротивъ отребляетъ, избавляетъ отъ сухихъ втвей, отъ нечистотъ и болзней и наконецъ отъ смерти тхъ, кои сами прибгаютъ къ ея спасительному дйствію. Итакъ, да взыдетъ, да взыдетъ скоре священное остріе ея на все сухое и безплодное въ нашемъ ум и сердц! Да посчетъ въ самомъ корн гордость, сладострастіе, гнвливостъ, суесловіе и, по выраженію Церкви, всякое страстей взыграніе! Растлнная природа наша нердко обманываетъ насъ невинною, повидимому, игрою своихъ силъ, которая однакоже почти всегда оканчивается тяжкими паденіями. Да поскутся и сіи взыгранія, да разбіются о камень воздержанія самые младенцы грха (Псал. 136, 9), — злые помыслы! Со зломъ не можетъ быть никакого перемирія: тутъ брань на смерть; одно изъ двухъ: или мы мертвы, а грхъ живъ въ насъ; или грхъ мертвъ, а мы живы. Среднее состояніе есть плодъ самообольщенія: его нтъ и быть не можетъ. Токмо когда поскается всякое страстей взыграніе, и нанесенъ смертельный ударъ въ самое сердце ветхаго нашего человка, только тогда начинается новая жизнь, и могутъ процвтать плоды покаянія. Процвтать тайно: ибо хотя они родятся въ нашемъ сердц, но корень ихъ дале и глубже — въ благодати Духа Святаго, коея дйствія не подлежатъ взорамъ нашего разума. Тайно: ибо какъ естественныя добродтели, всегда растворенныя гордостію, всюду любятъ выказываться; такъ плоды Духа Святаго, добродтели духовныя, будучи проникнуты смиреніемъ, не любятъ очесъ человческихъ. Обновленный благодатію гршникъ, подобно праведной Елисавет, носитъ въ себ новаго человка и таится (Лук. 1, 24), какъ бы не довряя чудесамъ, въ немъ совершающимся.

Для успха же въ великомъ дл самоотребленія духовнаго, будемъ, братіе, чаще отъ суетъ міра, отъ шума и пререканій житейскихъ переноситься мыслію въ пустыню Іоаннову и молить его, чтобы онъ и въ насъ, какъ нкогда въ народ іудейскомъ, уготовалъ путь Спасителю. Живя въ дух съ Іоанномъ, раздляя по возможности его подвиги, мы, безъ сомннія, скоро увидимъ подобно ему, Агнца Божія, грядущаго взять грхи наши. Тогда, принявъ отъ Него, посл Іоаннова крещенія слезъ, крещеніе Духомъ, мы не согласимся промнять духовной пустыни ни на какой земной рай, и съ слезами благодарности будемъ лобызать Іоаннову скиру покаянія, избавившую насъ отъ смерти духовной. — Аминь.

Материалы о пророке Иоанне Предтечи на сайте:

Слово въ день рождества св. Іоанна Предтечи. Архіеп. Димитрій Муретовъ

Собор святого Иоанна, Предтечи и Крестителя Господня

Проповедь протоиерея Александра Глебова о святом Пророке, Предтече и Крестителе Иоанне

Третье обретение главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

Видео

Иоанн Креститель

Проповедь на Рождество Иоанна Предтечи протоиерей Дмитрий (Смирнов)

О святом Пророке, Предтече и Крестителе Господнем Иоанне

Пророк Предтеча и Креститель Господня Иоанн. 20 января

Фильм «Иоанн имя ему»

Но Господь посылает на землю огнь, когда дуновением Святого Духа воспламеняет сердца плотских людей. А земля возгорается, когда плотяное сердце, холодное в своих нечестивых наслаждениях, оставляет пожелания настоящего века, и воспламеняется любовию к Богу. Итак, Дух прилично явился в огне; потому что Он от всякого сердца, в которое вселяется, отгоняет цепенение холода, и воспламеняет оное к желанию своей вечности. А в огненных языках явился Он потому, что этот Дух совечен Сыну, а Сын есть Слово Отчее; и как язык имеет особенную близость к слову, так и Дух Святой явился в языках, чтобы ты уразумел из сего особенную близость сего Духа к Слову Отчему. И поелику одно существо Духа и Слова, то Сей Дух должен был явиться в языке. Или яснее: поелику слово произносится языком; то Дух явился в языках потому, что кто прикасается к Святому Духу, тот исповедует Слово Божие, то есть Единородного Сына: не может отвергать Слова Божия, потому что имеет уже язык Духа Святого. Или еще; в огненных языках Дух явился потому, что Он всех, в которых вселяется, соделывает пламенными и говорящими. Огненные языки имеют учители; потому что, проповедуя, что должно любить Бога, они воспламеняют сердца слушающих. Ибо праздно слово учащего, если оно не может воспламенить любви. Это воспламенение учения приняли из самых уст Истины те, которые говорили: «не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам... и когда изъяснял нам Писание?» (Лук. 24, 32), потому что от слышанного слова воспламеняется дух, холод цепенения удаляется, душа соделывается жадною в горнем желании, чуждою пожеланий земных. Истинная любовь, которая наполнит ее, мучит ее рыданиями; но когда она мучится от такого пламени, тогда питается самыми этими своими мучениями. Ей приятно слышать заповеди небесные; и сколько наставлений получает от заповедей, столько, как бы от факелов, воспламеняется; и та, которая прежде коснела в желаниях, после воспламеняется словами. Поэтому хорошо говорится чрез Моисея: «одесную Его огнь закона» (Второз. 33, 2). Итак, в деснице Божией огнь закона; потому что избранные никогда не слушают небесных заповедей с холодным сердцем, но всегда воспламеняются огнем внутренней любви к ним. Слово касается слуха, а душа их, гневная на саму себя, горит пламенем внутренней сладости.

Но Дух Святой являлся и в виде голубя, и в огне; потому что Он всех, которых исполняет, соделывает и простыми, и огненными, — простыми по чистоте, как голубь, огненными — по ревностному подражанию. Ибо Богу не может быть благоугодна ни простота без ревности, ни ревность без простоты. Поэтому Сама Истина говорит: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Матф. 10, 16). Здесь надобно заметить, что Господь не хотел дать наставления ученикам Своим ни от голубя без змия, ни от змия без голубя, дабы и простоту голубя умеряла хитрость змия, и хитрость змия умерялась простотой голубя. Итак, поелику оный Дух научает и праведности, и простоте; то и должен был явиться и в огне, и в виде голубя, для того чтобы всякое сердце, которого касается благодать Его, было и спокойно, по свойству кротости, и пламенно, по ревности к правде.

Но почему Дух Святой над Самим Искупителем нашим Посредником Бога и человеков, явился в виде голубя, а над учениками — в огне? Известно, что Единородный Сын Божий есть Судия рода человеческого. Но кто устоял бы пред правосудием Его, если бы Он, прежде чем собрать нас кротостию, захотел судить грехи наши по ревности к правде? Итак Он, соделавшись Человеком ради человеков, явил Себя кротким для человеков. Он не хотел поражать грешников, но хотел собрать их, Он прежде хотел исправлять кротостию, чтоб иметь тех, которых после можно было бы спасти на суде. Поэтому Святой Дух должен был явиться в виде голубя над Тем, Кто пришел не затем, чтобы по ревности уже поразить грехи, но затем, чтобы по кротости еще терпеть их. Напротив, над учениками Дух Святый должен был явиться в огне, чтобы они, как простые люди, а потому и грешники, воспламеняли духом других рабов греха против их самих, и сами в себе покаянием очищали те грехи, которые Бог щадил по кротости. А что даже те самые, которые были привержены к небесному Учителю, не могли быть без греха, об этом свидетельствует Иоанн, который говорит: «Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас» (I Иоан. 1, 8).

Итак, Дух Святой в огне сошел на людей, а в виде голубя явился над Господом; потому что мы, по ревности к правде, тщательно должны замечать и огнем всегдашнего покаяния сожигать те наши грехи, которые Господь снисходительно терпел по кротости. Следовательно, Дух в виде голубя явился над Искупителем, а в огне над людьми потому, что чем более умерена для нас строгость нашего Судии, тем более наша слабость должна быть воспламеняема против самой себя.

Источник: Православная жизнь, год издания 51-й. № 5 (616), май 2001. («Кормчий», № 21, 1895 г.)