На Самиздате я поздравила Лембита, на Книгозавре поздравила.
Вот теперь поздравляю здесь.
Лембит очень хороший человек и очень хороший писатель. Я очень благодарна судьбе за то, что она нас так свела и подружила. Я вот поняла, что круг друзей всегда узок, потому что когда он расширяется, то все чуть отступают . Если круг сохранять... Но это делается само собой, кто-то приходит, кто-то отклеивается, выбирая другую дорогу. Относиться надо к этому мирно, философски.
Но чувствовать никто не запретит, и я очень рада, что Лембит - в узком кругу друзей. Очень рада.
Щастя, Лембит!

lembitkoroedov

Блонди о Лембите

    

     А когда я бегала на дискотеку, то на огромный белый экран проецировали слайды. И было это - круто. Только у нас тогда говорили "классно". Мы говорили, - девочки. Не матерились. Мы, в принципе, домашними были девочками, и даже учились на пятерки. Тем больше волновали нас фото на простынном экране. Сюзи Кватро, расставив ноги в сапожках, держит гитару и черные волосы ее развеваются, будто она все еще на мотоцикле, в этой своей кожаной одежде. Шоколадка Донна Саммер, так убедительно восхищаясь, - о плохих девочках, что сразу начинаешь понимать, о! В этом тоже что-то есть, а не только в том, чтоб вымыть за собой тарелку и обязательно протереть пыль в комнате... Пятерки в дневнике - само собой...

   Взрослые, резкие, громкие... Куда уж нам, когда дома бабушка обязательно ждет и имеет право на воркотню. Есть ли у Сюзи Кватро бабушка? Вряд ли. У нее только мотоцикл и загадочные красавцы в шлемах и больших перчатках.    Но была еще одна. Уже как бы не из нашей жизни, но на дискотеках мы этого не знали. Потому что диджеи крутили все винегретом - весь кайф за последние два десятилетия - нам, пятнадцатилетним. И потому все, кого слушали, были нам ровесниками.

    И когда на белом экране появлялась она - скулы, губы вечно в гримаске, большие глаза и намеренно явно выбеленные волосы - я понимала, вот у нее, да, вполне могла быть бабушка. Потому что эта девчонка, казалось, только что убежала из соседнего класса и за углом, на сваленных вкось старых партах, переоделась кое-как и губы - помадой. Маминой, наверное. А голос - нежный. И поет песенки. Как бы не очень серьезные, но не залихватски-скачущие. Песенки спокойной улыбки. И смотрит с экрана на тебя, белые волосы развеваются, а фоном - темные силуэты музыкантов.    Так я помню ее из своей юности. Группа BLONDIE

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

Маленькая повесть о тех временах, когда нам приходилось изрядно туго :)

ВЫПЕЧКА

Елено Блонди написало еще один рассказ и чуть было не назвала его "Гото", но решило, что среднего рода и так многовато в названиях текстов ея, и потому рабочее название его простенькое и незамысловатое
ТЕМНОТА
Рассказ получился страшный, но тем не менее, хороший.
Я ему рада и очень надеюсь, что через три-пять лет мне не будет мучительно стыдно за то, как я его написала.
Кстати, о темках. За них мне не мучительно и не стыдно. Просто независимо от рассказа вдруг всколыхнулся  на Самиздате мой антипоклонник Егорыч и встряхнул старую свою пародию на мои рецы-рекоменды.
А я перечитала комменты к ней. И загрустила. Судя по версии Егорыча, я извращенка, патологически сексуальна, люблю мужской пол (девочки, любимые, простите, это не я сказала), испытываю мучительный интерес ко всякого рода ествественным отправлениям, но самое главное......................, о ужос!...................... я далеко не так молода и не так хороша, какой притворяюсь на собств фотках! 
Последнее все расставляет по местам, да. Имею ли право писать, если оно вот так?
(ушла ахать и предаваться)
ЗЫ. А загрустила я потому, что эдакий бы пиар да в других местах и на других площадках... И была б я популярна донельзя.
А так ((((

ПОЦЕЛУЙ

Тихий летний вечер. Привычные посиделки за ужином у деревянного домика. Ножки просторного стола утопают в прохладном песке, и поэтому стол иногда чуть наклоняется. Под суету и ахи, тонко дзинькнув, падает кем-то привезенная в незапамятные времена хрустальная рюмочка. Вокруг расплывается черное пятно виноградного вина. Жестяные и фаянсовые кружки стоят прочно, берегут содержимое, наверное, посмеиваясь про себя над городской хрустальной утонченностью.

   Есть другой стол, что вкопан двумя крепкими столбами глубоко в песок, но за ним все не помещаются. Поэтому предпочитают воевать с креном, выравнивая, подпирая, командуя друг другом.    Разговор - о любви. Язвительные шуточки, словоблудие… “Умри, но - не дай…”. Типа этого.   ЧИТАТЬ ВЕСЬ РАССКАЗ 

Трилогия Джеймса Хэрриота.

   Всякий раз, приезжая домой, я знаю, что после первых разговоров, первого домашнего обеда и первых звонков, - подойду к книжному шкафу и достану одну из трех книг Хэрриота. Наугад. Без разницы - первую, третью ли по хронологии событий. Все три читаны множество раз и почти выучены наизусть.

   И всякий раз радуюсь, что книги не тонкие, обстоятельно написаны и неторопливы. Я буду таскать потрепанный том из комнаты в комнату, прислонять к сахарнице в кухне, и класть на пол у кровати, засыпая. Одновременно прочитаю еще несколько книжек самых разных авторов, для меня новых. Но книга сельского ветеринара Хэрриота все равно будет лежать на глазах, поблизости.

   О ней можно всеми привычными штампами. И вопрос задать - так в чем же загадка записок "потрепанного коровьего лекаря", как сам он называет себя с иронией. И вот это написать - книга дает развернутую картину жизни сельской Англии на протяжении почти всего 20-го века - с 30-х годов и практически до наших дней... И - мягкий английский юмор, любовь к своей стране, несмотря на суровый быт и тяжелейшую работу...  И все штампы будут оправданы, все они будут на своем месте по праву. Потому что говорить об этой книге можно и нужно только хорошее. Но так хочется найти свои слова. Потому что все написанное выше можно заменить одной фразой, сказанной убедительным голосом "читайте Хэрриота, читайте!".

   Но сейчас, много времени проводя в сети и читая талантливые тексты непрофессиональных авторов, я вспоминаю Джеймса Хэрриота еше и по другой причине.

   Читать весь текст 

Написался новый рассказ

ЛУННЫЕ ПАУКИ

в пару к рассказу

ТЕМНЫЙ АВГУСТ

 Скоро, очень скоро там зацветут абрикосы.

    Не очень воспринимается на слух - абрикосы цветут. Сакура - поэтично. Цветки сливы, опять же. Или - яблони в цвету...

    Но я видела, как цветут абрикосы. Если честнее, то одновременно цветут абрикосы и миндальные деревья.

    А перед этим - кусты форзиции. А чуть позже миндаля - персиковые деревья, вишня, яблони, слива.

    Форзиция открывает весну. Распахивает дверь в нее желтой бессовестной ногой. Нагой ногой. Босой. Нет листьев, вообще нигде нет листьев. Ветки-ветки-ветки и - огромный ярко-желтый куст - кистью в солнечной краске.

    Она хороша. Щедра и неприхотлива. Растет скромно весь год, листья и листья. Я даже не помню, какие у нее плоды. Но ранней костлявой весной, которая выползает из зимы выздоравливающим больным - подышать солнечным воздухом - форзиция откровенна и смела. Не боясь, роскошествует в одиночестве. А за душой-то - ничего, кроме цветов. Люблю.   

И за ней, скоро-скоро, - абрикосовые деревья. И - миндаль.

    Кокетство сплошное. Абрикос - черные корявые стволы, мелко и суетно изломанные ветви - пальцы в отчаянии. И для чего? Чтоб цветы оттенить, конечно.

    Тысячи, миллионы одинаковых совершенств. Будто пришедших из рисунка. Квинтэссенция цветка, душа его, суть. Пять белых лепестков, одинаковых вокруг точечной серединки. Чуть прогнутых крошечными полупрозрачными ладошками - розовеющими, будто просвечивает сквозь живой фарфор нежная и сумасшедшая цветочная кровь.

    И - кипень их. Нет листьев. Лишь кое-где в пене - черные суставы ветвей - локти, кусок плеча, палец. Купание черного в нежном.

    ДОЧИТАТЬ ЕЩЕ НЕМНОЖКО

(к снимкам в фотоальбоме, над которыми уже третий мужчина поиздевалсо)))

(Наконец-то написался новый рассказ, наконец-то!!!)

************************

Не сотвори себе............

************************

            - А внутрь можно?

            - Не знаю, - раздраженно сказала крупная блондинка-экскурсовод, - странный он. Хотите если - сами. Едем через десять минут.

   Море, будто на цыпочки становясь, сверкало краешком над выжженной травой обрыва. Ближе к огороду трава была вылощена сотнями ног и закидана хламом, старыми консервными крышками.

    Лика медленно подошла к проволоке, провисающей черными колючками на фоне серой сухости вскопанной земли.    Дом стоял за огородом. Он был странен и невысокие деревья, обрамлявшие края, мешали, хотелось отвести их руками, как волосы, упавшие на глаза. Правая башенка клонилась от вертикали, и подташнивало от желания выпрямить усилием воли.

    Лика смотрела на шпиль башенки. Смахнула выступившую слезу. Казалось, если поймет, что именно поблескивает там, кругло, увенчивая черный карандаш макушки, - станет ясно, что делать дальше. От калитки, сделанной из старой кроватной спинки, тонкая тропка тянула глаз к дому. Тени у стен черны от солнца до непроглядности.

    От движения с калитки посыпалась ржавчина, и во рту пересохло. Лика пошла по затоптанной в камень земле, ставя по нитке подошвы стареньких кроссовок. Почему-то казалось, что ровнее надо, подальше от рыжей земли огорода.  

ЧИТАТЬ ПОЛНЫЙ ТЕКСТ