И оказалась Гита в домике, она лежала на кровати, ещё в сознании, прислушивалась.
-Они ушли прочь,- сказал чужак и наклонился над нею. Она уже не могла видеть, но она легонько огладила его осунувшееся лицо ,только чтобы убедиться: это он. Ей казалось, что они прожили вместе, чужак и она, годы напролёт.
И ,неожиданно, она сказал: "Время не причина тому, не правда?"
-Нет,- отозвался он.- Гита, не в нём дело". А он знал, о чём она. Так умерла Гита.
А он похоронил её в конце срединной аллеи, в чистом, сияющем гравии. А луна взошла- и казалось, что он роет серебро. "Ты любовь,- молвил он и молча постоял немного". И сразу же, словно опасался тишины и безделья, принялся за работу. Семь гробов стояли пока непогребённые: их принесли за минувшую неделю. Без долгих процессий, хотя в одном из них, особенно просторном дубовом, покоился прах Джанбаттисты Виньолы по прозвищу Подеста`.
Всё переменилось. С заслугами и приличиями не считались. Вместо одного усопшего с множеством живущих приходил уж о д и н живой, привозил на своей тележке три-четыре гроба. Рыжий Пиппо освоил новое ремесло. А чужак замерил оставшийся кладбищенский простор. Вышло примерно на пятнадцать погребений. И он принялся за своё дело. И только стук его заступа слышался в ночном околотке. Пока из города не донеслась весть о новый смертях. Ведь уже никто не таился, никакой тайны не осталось. Если кого хватала хворь или просто страх заболеть, кричалось, оралось, причиталось до самой кончины. Матери боялись собственных детей, никто не знался с соседями и родичами, как в жутких сумерках. Одинокие ,усомнившись, вскакивали с логов и выбрасывали пьяных шлюх, если тех шатало, из окон прочь в страхе заразиться.
Но чужак копал себе спокойно. Он чуял: пока он тут господин, в этих четырёх углах, пока он рядит тут и строит, и ,по крайней мере здесь, на крайний случай цветами и кустами осмыслит он безумную насмешку заразы, утихомирит ,землёй облагородит окружающую какофонию, покуда он судит тут, а день настанет- и его, усталого, сменит тут иной. И две могилы были уж готовы. Но затем нахлынуло это: смех, голоса- и скрип телеги. Та была переполнена трупами. А рыжий Пиппо собрал дружков, которые ему пособляли. И они стаскивали верхнего мертвеца ,который, сдавалось сопротивлялись им, и швыряли их за кладбищенскую ограду. А за ним- ещё одного. Чужак крепился. Пока ему под ноги не рухнул труп молодой девушки, нагой и окровавленный, со спутанными волосами. Тогда могильщик разразился проклятьем в ночь. И хотел было продолжить своё дело. Но подвыпившие бурши не послушались наказа. Рыжий Пиппо всё мигал за изгородью своим плоским лбом да швырял на погост труп за трупом. Так окружили трупы спокойного труженика. Трупы, трупы, трупы. Тяжелее, всё тяжелее ходил заступ. Руки мертвецов будто цеплялись за выступы ям. Тогда замер чужак. Его лоб оросил пот. В его груди что-то сжалось. Тогда подошёл он к ограде и ,когда круглая, медная голова Пиппо показалась наружу, чужак широко замахнулся на неё заступом ,почувствовал, что попал и ещё посмотрел, мокрый ли ,чёрный ли железный край лопаты. Он далеко зашвырнул своё орудие и склонил голову. И так, медленно ушёл он прочь из своего сада, в ночь- побеждённым. Слишком рано пришедший, слишком рано.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
:)
