"Довольно,"- отрезал Карло,- "идём!" И он поволок брата за собой лестницей наверх где на голом земляном полу был их бивак. По пути Джеронимо непрестанно кричал: "Да, вот день настал, да, теперь знаю я! Ах, погоди ты. Где она? Где Мария?  Или ты отнёс её в сберегательную кассу?! Э, я пою ради тебя, я играю на гитаре: моими трудами живешь- и ты вор!" ... Он упал на соломенный тюфяк.
По проходу доносился слабый отблеск,- из приотворённой двери единственной на постоялом спальни. Мария стелила кровати. Карло всмотрелся в опухшее лицо брата, в его посиневшие лубы, прилипшие ко лбу пряди: тот казался на несколько лет старше своего срока. И помалу опомнился Карло. Не сегодняшним было недоверие слепого, оно годами зрело под спудом, и только, пожалуй, мужества недоставало слепому предже высказать его. И всё, чем Карло делал ради брата, оказалось напрасным: раскаяние -зря, жертва всею жизнью своей- впустую. Что теперь оставалось Карло? Должен он и далее день за днём- кто знает, долго ли- вести слепого сквозь вечную ночь, заботиться о нём, для него нищенствовать- и никакой платы кроме недоверия и насмешек не получать взамен? Если брат его, Карло, считает вором, то любой чужак способен быть таким же, если не лучшим, поводырём.  Пожалуй, оставить слепого, удалиться от него прочь навсегда было б разумнейшим выходом. Но в таком случает Карло признал бы свою вину, а брат оказался б ,что называется, обманутым и ограбленным, одиноким и жалким. Да, а за что б он сам взялся тогда? Ну, он ещё не стар: коль оказался б сам по себе, то что-нибудь ещё б предпринял. По крайней мере, слугой везде б устроился. И пока эти мысли витали в голове Карло, глаз не сводил он с брата.  И увидел он вдруг того сидящим на камне у обочины озарённой солнцем дороги, уставившегося бельмами в светило, что не сияет ему, а руками тянущегося в ночь, что всегда окружала его, младшего. И прочувствовал Карло, что как у слепого нет на всём свете такого поводыря, так и у него ,зрячего, нет другого брата. И уразумел, что любовь к брату давно стала единственной сутью его, Карло, жизни -и он впервые совершенно отчётливо понял: надежда на взаимность, с которой он не хотел так просто расстаться, позволяла ему доселе сносить тяготы жизни.  Надо или перетерпеть недоверие слепого ,или отыскать средство окончательно переубедить того. ...Да, если бы раздобыть золотой! Если бы он, Карло мог утром сказать слепому: "Я его ведь припрятал чтоб ты с рабочими не пропил монету, чтоб народ не украл её у тебя..." или что-нибудь ещё...
Шаги приблизились к деревянной лестнице: проезжающие шли на покой. Внезапно голову Карло пронзила мысль достучаться к ним, поведать чужакам всю правду насчёт сегодняшней истории и выпросить у них двадцать франков. Но Карло знал же: это абсолютно безнадёжно! Они не поверят ни слову.  И он ещё припомнил, как те испугался и побледнел один из этих когда Карло внезапно из тумана явился перед экипажем.
Карло растянулся на тюфяке. В покое было совершенно темно.  Наконец, услышал старший брат, как рабочие, громко переговариваяст, затопали вверх по ступеням. Вскоре после того пару ворот на дворе затворили. Слуга ещё раз прошёлся лестницей, вверх и вниз, затем наступила полная тишина. Карло слышал только храп Джеронимо. Раздумья Карло начали путаться обращаясь в сон. Когда старший брат проснулся, только темнота окружала его. Он посмотрел в потолок, где было окно: только напрягши глаза, Карло высмотрел в непроницаемой черноте тёмно-серый четырёхугольник. Пьяный Джеронимо глубоко уснул. А Карло задумался о дне грядущем- и ужаснулся. Он думал о ночи после этого, скорого, дня, о следующей за ним ночи, о будущем, что не лучше прошлого -и страх одиночества овладел старшим братом.  Почему вечером он не проявил характер? Почему не подошёл он к чужакам чтоб попросить у них двадцать франков? Может, проезжающие смилостивились бы. И всё ж, наверное, так к лучшему. Внезапно он приподнялся и почувствовал как бьётся сердце. Он понял ,почему- к лучшему: если б те узнали его ,то заподозрили б, ...так, но... Он уставился на серую полоску, которая едва начала светлеть... То, что Карло невольно подумалось в тот миг, было невозможно, совершенно невозможно! ...Дверь напробив была не на замке, но всё же они могут проснуться... Да, там... серая, светлеющая полоска посреди темноты была новым днём................................
Карло встал, словно влекомый туда, и коснулся лбом холодной балки. Почему же он встал? Чтоб поразмыслить?...Чтоб попытаться?... Зачем же? Это же невозможно и ,кроме того, это же воровство. Воровство? Что значат двадцать франков для таких людей, которые ради удовольствия ездят за тысячи милей? Они даже не почувствуют недостачи... Он подошёл к двери и легонько приотворил её. Напротив, в двух шагах, была другая, затворённая. На гвозде вбитом в столб висели одежды. Карло рукой потянулся к ним... Да, если б люди оставляли свои заработки в карманах, житьё было б простым :не надо было б  больше ходить и просить... Но карманы были пусты. Ну, что теперь остаётся? Снова к своему тюфяку. Всё же, есть, наверное, лучший способ добыть себе двадцать франков, не столь опасный и поправеднее. Если бы он, Карло по цетезими утаивал, пока не собрал бы двадцать франкоы, то смог бы их обменять на золотой. ...Но сколько пришлось бы копить: месяцы напролёт? может, год? Ах, если б он был мужественнее! Карло всё ещё стоял в коридоре. Но что это за полоска мутного света, падающая на пол сверху? Возможно ли это? Дверь напротив всего лишь притворена, не заперта?...Чему удивился он? Уже месяцами дверь не запирали. Карло припомнил: только трижды этим летом в покое спали люди, дважды - подмастерья, а ещё раз- турист, который поранил ногу. Дверь не на замке- ему недостаёт только смелости, да - и ещё удачи! Смелость? Худшее, что может случиться- если обое проснутся, и тогда одна надежда на отговорку. Карло глянул в щель. В комнате было пока темно, так, что он сумел различть только очертания двух спящих. Он прислушался: те дышали ровно, без запинок. Карло легонько приотворил дверь и босиком, совершенно неслышимо, прокрался в спальню. Обе кровати стояли у стены напротив окна.  Посреди комнаты находился стол- Карло приблизился к нему. Он пошалил рукой мимо бутылки- и нащупал связку ключей, перочинный нож, книжечку- и больше ничего...Ну конечно!... Как только он мог подумать, что эти оставляют деньги на столе?!  Ах. нужно скорее прочь!... А всё же, может быть, ещё одна, счастливая попытка- и повезёт?! ... И он приблизился к кровати у двери: тут, на кресле нечто лежало... он почуял это!... револьвер... Карло сильно вздрогнул... Только этого не хватало! И почему тип поклал...приготовил... револьвер на кресле? Если он проснётся -и заметит Карло?...всё ж, нет, Карло скажет путешественнику: "Уже три часа, милостивый господин, вставайте!" И Карло не тронул револьвер.
Стариший пробрался вглубь комнаты. И там, на другом кресле под штуками белья... Небо! это... это кошелёк... он держит его в своей руке! В этот миг Карло уловил лёгкий храп,-  и упал, раснянулся на полу у  ножек кровати... ещё раз -храп, глуьркий выдох, кашель - и снова тишина, глубокая тишина. Карло надолго замер лёжа, выжидая, не шевелясь, с кошельком в руке.  Уже проник рассвет в спальню. Карло, не осмеливаясь встать, понемногу отползал вперёд к двери, достаточно широко открытой чтоб прошмыгнуть прочь. Он прополз дальше, в коридор- и только там медленно, глубоко дыша, поднялся. Он открыл кошелёк: в нём оказались три отделения. Слева и справа- только мелкое серебро. Тогда расстегнул Карло среднее отделение- и нащупал там три двадцатифранковые монеты. На миг только захотелось Карло забрать пару, но он сразу же опомнился: вынул один золотой- и закрыл кошелёк. Затем стал на колени старший брат, посмотрел через щель в комнату, где снова воцарилась полная тишь, и тогда точным броском послал он кошелёк под вторую кровать. Когда чужак проснётся, подумает он, что казна свалилась с кресла. Карло осторожно выпрямился. И тогда легонько скрипнула под ним половица- и в тот же миг услышал он из-за двери: "Что это? В чём дело?" Карло дважды широко шагнул назад, затаив дыхание, и направился в свою каморку. В безопасности он прислушался... Ещё раз скрипнула там кровать- и снова тишина. Зажав пальцами, рассматривал он золотой. Это удалось! удалось! Он взял двадцать франков и может сказать теперь своему брату: "Видишь теперь, что я не вор!" А ещё им надобно сегодня пораньше выбраться на юг к Бормио, затем- дальше, мимо Фелетин... затем- к Тирано... затем- к Эдоле... к Брено... к озеру Изео, как в прошлом году... Не забыть же, как позавчера сказал он сам хозяину: "Через два дня отправимся мы в долину."
Всё светлее становилось, мансарда полнилась лёгкой предутренней дымкой. Ах, вот проснулся бы Джеронимо! Тах легко шагается на рассвете! Ещё до восхода надо им уйти. Гутен морген хозяину, слуге и Марии-  и прочь, прочь... И через два часу пути, уже в долине обьянится он с Джеронимо.
Джеронимо вздрогнул и вытянулся. Карло окликнул его: "Джеронимо!"
"Ну что ещё?- он оттолкнулся руками и привстал."
"Джеронимо, нам пора в дорогу."
"Зачем?"- и он уставился бельмами на брата. Карло знал, что младний не забыл о вчерашнем, но не вымолвит ни звука о том, пока снова не напьётся.
"Холодно, Джеронимо, а нам надо прочб. Сегодня уж ветер не стихнет,думаю, а нам пора идти. К полудню окажемся в Боладоре."
Джеронимо поднялся. Шорохи пробуждающегося дома множились. Внизу, на дворе хозяин разговаривал со слугой. Он обычно вставал ещё затемно когда отправлялся в дорогу. Он подошёл к хозяину и молвил :"Мы хотим попрощаться."
"Ах, вы нынче уходите? осведомился хозяин."
"Да морозит так, что во дворе не выстоять, а ещё ветер сквозит."
"Ну , передайте привет Балдетти когда спустишься в Бормио, и чтоб тот не забыл, что должен мне масла послать."
"Да, я передам. Кроме того, за ночлег... -он взялся за котомку."
"Оставь ,Карло, -сказал хозяин,- Двадцать чентезими дарю твоему брату: я его тоже слушал. Доброе утро."

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,................................................................................................ !:)

 

Седьмая сцена

Державник и Мужчина быстрым шагом выходят на сцену

Мужчина: Этим путём идут они, вне сомнения.
Державник: Ты уверен, что это был Науке?
Мужчина: С врагом!
Державник: Что это значит?
Мужчина: Измена! Город предан!
Державник: Предан?
Мужчина: Предан. Больше того, это непостижимо: одним из наших. Мы преданы!
Державник: Хуже! Мы суть тоже предатели!
Мужчина: Невозможно! Вместе! Сумашествие! Откуда мы явились? Откуда у нас право на жизнь? Коль это случилось, остальное не имеет никакого смысла! Коль такое возможно,  нет никакого смысла в нашем прошлом. Тогда мы все -изменники, предатели!
Державник: Ты прежде был уверен в смысле. Но, возможно, мы оказались небрежны, пожалуй- высокомерны. Непонимание есть измена. Возможно, нас обуяло непонимание? Наверное, мы проявили недостаточно любви?...Всегда коль урок велик, случается измена. И её, непременно, до`лжно превозмочь.
Мужчина: Как?
Державник: Умалить её. Измена всегда направлена против персоны, и только. Но предал ли ты народ? Это невозможно. Нам следует свести из мира вон предательство.
Мужчина: Но измена уже свершилась.
Державник: Мы встретим, перейдём им дорогу, мы опередим их, мы переубедим их. Мы подставимся им.
Мужчина: Вести дела с врагами, бюогерами, генералами?
Державник: Нет, не дела вести. Мы дадимся врагу. Он ринется- мы откроемся настежь. Он потребует разоружения- уложим винтовки к его ногам. Денег желает, отдадим ему все ;продовольствия- накормим последним. Нужны ему наши жизни- предложим себя в жертву. Ему, врагу, не останется что потребовать. Он, куда деваться, уравняется с нами.
Мужчина: А народ?
Державник: Мы возвратим ему то, что приняли. Мы вернём ему наших братьев, но пока один из них -среди врагов, бросимся вместо него: предложим врагу себя в жертву! К врагам! Я перечёркиваю вражий наскок. Я бегу городскими улицами- и коль почую дуновение мещанства, стану поперёк ему, как человек, напрочь отринувший Прошлое. Я иду к врагам Путём Самоуничтожения (Самоумаления- прим.перев.)

Державник удаляется

Мужчина: Ты идёшь Путём Любви. Я иду к Народу, Путём Разрушения.
Восьмая сцена

Мужчина. Клоц.

Клоц (врывается): Я бежал к вам через весь город.
Мужчина: Отлично, ты явился! На твой взгляд, как думаешь: народ созрел?...
Клоц: Соскочи с мысленной жерди, друг! Мы должны работать,каждый из нас не покладая рук, среди них, иначе всё пропало! Из подвальных дыр явился я сюда, из безнадёжных закоулков, в собраниях искал вас всех. Они грабят: люди убиты, некоторые товарищи- также. Грабь самую малость. Спичка- уже имущество. И притом работа ведётся. Невидимая рука черпает массы и направляет их против дома. В двух шагах рядом течёт прежняя, неменяющаяся жизнь.
Мужчина: И всё - на руку бюргерам?
Клоц: Да, всё на руку врагам. Если прежде, чем бюогеры ринутся в город, не станется перелом, тогда народ потерян. Всё будет изрублено, колесовано, Свобода распята.
Мужчина: Товарищ, а ведь то, что творится, должно было состояться. Как долго народ угнетали? Веками из-под спуда стремилась наружу Свобода!
Клоц: Нет, нет, нет! Худшее наступает, отвратительное: рабский бунт. Свободе быть умерщвлённой навечно. Мы ещё ничего не сделали из намеченного- теперь должны сотворить всё.
Мужчина: Всё, товарищ? Да, всё- единым махом.
Клоц: Измена! Кто молвил "всё или ничего", обмыслил всё -и остался ни с чем? Ты должен идти вперёд, шаг за шагом, жизнь свою швырнуть, да , безрадостно, на алтарь задуманного, ради цели!
Мужчина: Но они рушат всё, ты доложил мне! Грабёж! Они убивают! Что осталось от непреходящей человечности, от нашёго божественного предназначения, от  жизненной свободы, ради которых мы явились сюда? Сброшен с пути, я обращусь к людям!
Клоц: Нет, ни за что! Не перечь им. Если ты, сдерживая их, станешь проповедовать им Свет, то послужишь Тьме.
Мужчина: Но убийства! Убийцы служат Чорту!
Клоц: Нет, они служат Богу. Они должны опуститься чтоб познать Низость. Они должны вываляться в грязи чтоб обрести способность видеть Чистоту.
Мужчина: Но к чему они рушат себя? Мы, мы суть братья общности. Мы боремся ради Человечества. Но их жизни -ложная жертва: ради чего?
Клоц: Тожа ради Человечества!
Мужчина: А мы?! Что нам делать в таком случае?
Клоц: Жертвовать собой.
Мужчина: Сойти вниз? Избавившись от ноши мира?
Клоц: Нет, именно с грузом всех небесных сфер на плечах. Не спуститься, но выйти в люди. Стать такими же как они.
Мужчина: Как? Убивать с ними? В какую разящую колесницу направить мне стопы?
Клоц: Не убийство, мы же не лишаем жизни. Нет, раскиньте руки -и плывите в людском потоке. Ты усилишь волну прибоя, живущего и дерзающего с тобой!
Мужчина: Но мы суть вожди.
Клоц: Пристушайся к голосам, что проникают из темноты на свет дня. Услышь тайну земную: нет вождей. Вождество есть Измена! ты должен стать частью, малой ячейкой народа, ниточкой народных мускулов.
Мужчина: А Цель? Вечность? Рок, которого не избежать? Свобода?
Клоц: Мужчина, только к ней стремись! К Окончательному, Высшему ,к Тому, Что породило нас. Но -через наши непрочные, временные, ущербные тела, через трудности малого, сквозь пот грехов. Всего желай, последней, окончательной Воли Человечеству, столь великой, что Та Сама способна Земной Шар увлечь в простор- желай того, и знай, что должен ,начав, продолжить дело ,да- от народа в народ, из города в город , от человека к человеку. К безбрежному Счастью людскому да устремимся посредством разрушения людских отдельностей.
Мужчина: И ты полагаешь, что дело пойдёт легко? Идея стискает нас подобно проволочному панцирю : мы неспособны разоблачиться, не удивив своё окружение.
Клоц: Вызволи Идею из панциря, никого не удивляй, выберись сам. Нажу жертву обязаны мы принести, самих себя бросить на алтарь.
Мужчина: Удалиться?
Клоц: Много больше: отдаться Бытию! Мы были вождями, стремились всё выше, излучали потоки всем и вся дабы своротить массы. Мы согрешили! Мир онОвится. У нас больше нет права быть. По нам накатом, прибоем явится Свобода. Не мы уж вызволяем людей: они, ступая по нашим телам, пойдут к Ней. Наше самопожертвование есть Последняя Правда и наше Первое Дело. Взойдём на алтарь, пропадём- ради и посредством Народа!
Мужчина: Исчезнуть в Народе...Мир, откуда мы явились, исчез.
Клоц: Самопожертвование наше- вот твоя Любовь! Нашей крови - в них течь, и тогда-то биение наших сердец подвигнет народ боговым порывом.
Мужчина: Самопожертвованием Мир онОвится!...Что ж, побегу с ними? беснуясь, по улицам, взламывая двери? стану кричать за компанию "голод!"?
Клоц: Крича о голоде, не забудешь Свободу.

Девятая сцена

Предыдущие. Народ вовне. Затем -Женщина. Две группы народные. Старик. Горбун. Калека. Юноша.

Народ вовне: Голод!

Женщина врывается на сцену, с ней и за нею- рой людской: подростки, старики, мужчины, Горбун, Калека с обоими Заключёнными.

Женщина: Всё пропало! Пропало, коль не спасём! Вожди слабы и продажны. Бюргеры в городе: на всех перекрёстках торчат они с вождями за компанию предавая народ как отрясая орехи с веток.
Голоса первого полуроя: Сюда! Скажите вы!
Голоса второго полуроя: Почему вы первые? Мы вас не знаем!
Голоса первого полуроя: Женщина! Ты ведь знаешь, где поесть!
Голоса второго полуроя: Вы ответите головами за всякую ложь!
Голоса первого полуроя: Вы ответите головами за всякую измену!
Мужчина: Измена и Ложь, они среди вас, а вы в них!
Старик: Что вы сотворили с нами!? Нам нечего дать!
Юноша: Мы б лучше вас смогли б управиться.
Калека: Ложь- первое привычное нам слово, которое мы услыхали впервые.
Горбун: Не слыхали? Да мы ничего кроме лжи не слышали. Она нас всегда держала цепко.
Юноша: Всё равно. Нам нечего терять.
Старик: Ничего? Ты, болтун, насмешник! Ты врун! Всё, всё: Жизнь! Жизнь! Жизнь!...Вы наконец проснётесь?
Мужчина: Проснёмся? Вы должны пробудиться! Опустить руки, взглянуть на них, внимательно. Не дрожа дожидаться им следующего фабричного гудка.
Старик: А жить?
Мужчина: Тогда и начнёте жить. А пока враги живут за вас!
Старик (Мужчине, Клоцу, Даме): зачем перешли нам дорогу? Чего от нас хотите?
Весь народ: Чего от нас хотите?
Дама: Ах! Недоверие!
Мужчина, Клоц: Недоверие!
Первый заключённый: Стоять, это товарищи! Я вместо них. Вы меня знаете. Мои годы минули в тюрьме, за вас всех. Вы это знаете.
Горбун: Прошлое. Это больше не заслуга. Что нам проку от вашей тюрьмы?
Калека: Да вы сами- обыватели! Вы так далеки от нас, как и они, вы такие же гладкие и ленивые!
Клоц: Ленивы? Кто ленив? Ты, народ, расслаблен, а они творят с Тобою, мнут Тебя как могут!
Народ: Хотим Жизни! Жить! Жить!

Десятая сцена

Предыдущие. Науке.

Науке( спотыкаясь, входит с кипой листовок в охапку): Вот оно! У меня! При мне! У меня- еда для каждого.
Народ (набрасывается на него): Листовки!
Науке: Я знаю Еду! Я знаю, где добрая Еда! Там на всех хватит! Кто со мной? Вот вам...(швыряет листовки в народ, некоторые -на сцену)...чтоб знали, что делать должны!

Народ смешивается у листовок.

Мужчина: Ты желаешь их погубить!
Науке: Я хочу спасти их!
Клоц (народу): Не верьте этому! Это неправда! Вас предадут! Они налгали вам. Ни разу не покормят вас, ни одного! Знаю, вы стремитесь упокоиться в рабстве!
Мужчина: Клянусь вам: когда перетерпи`те- и сами убедитесь, что обыватели лгали вам!
Науке: Ко мне. Терпение вышло, довольно страданий!
Народ (ликуя, кричит): Жить!

Одиннадцатая сцена

Предыдущие без Науке и народа.

Клоц: Он повёл народ к обывателям. Вот он, момент истины. Отныне наши жизни потеряли право длиться. Отныне наша сила- в Народе!
Мужчина: Скорее, поворотим их!
Клоц: Нам уж не оборотить их. Нам до`лжно весь город опрокинуть, взорвать!
Мужчина: О, стоило б им хоть к единому слову прислушаться- а уж поздно!
Клоц: Никогда не поздно. Каждый из них ,поодиночке, хоть на секунду опомнится- и всё переменится.
Мужчина: Врля наша! Явись вон!
Клоц: Разделимся, каждый, миллионократно- и всякая капля кровей наших, обрызгав Человека, оборотит его в Друга.
Мужчина: Быстро, вслед!

Клоц и Мужчина удаляются.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,....................................................................................................!:)

Рупрехт: О да, опомнится...

Адам: Цыц, замолчите.

Рупрехт: Она тут и саможника припомнит...

Адам: О, сатана! Ты, возмутитель, эй!

Рупрехт: Молчу отныне, господин судья.

                Она вам обо мне, ах! нарасскажет...

Фрау Марта: Ты слышишь, не устраивай спектакль.

                      Послушай, сорок девять лет

                      я прожила благополучно.

                      Мой день рожденья- третье февраля:

                      до послезавтра жить хочу спокойно.

                      Итак, короче: кто там был ещё?

Адам: По-моему, добро! Отлично, фрау Рулль!

Фрау Марта: Отец мне завещал пред смертью:"Марта,

                       пусть дочка мужа доброго найдёт,

                       а если станет шлюхою несчастной,

                       могильщику немного заплати:

                       пусть выроет меня и снова

                       да похоронит на спину поклавши-

                       перевернусь в гробу.

Адам: Неплохо.

Фрау Марта: Коль ты отца и мать своих

                      согласно заповеди, дочка, почитаешь,

                      то, ладно, говори: в своём покое

                      сапожник люб иль третий, незнакомец?

                      Ты слышишь? Третий неженат.

Рупрехт: Она меня разжалобила. Попрошу

                горшок, его я отвезу в починку.

                Что за кувшин! Он надвое расколот,

                 всего-то.

Ева: Фу, устыдись. Сказал бы: "Ладно,

        да, это я разбил кувшин"

        Фу, Рупрехт, устыдись, ведь ты

         забыл, как ручку подала тебе

         когда спросил "Меня желаешь, Ева?"

         Или считаешь себя хуже

         сапожника? Иль в скважину

         замочную видал как я поила...

         хоть Лебрехта из этого кувшина?

         Ты бы подумал: "Ева мне верна"

         Мы все под божьим оком ходим

         и ,коль не здесь, то там бы будем вместе:

         когда воскреснем, зажтвём в раю.

Рупрехт: О, душенька, да я нетерпелив:

                в руке синица лучше пташки в небе.

Ева: Допустим, был со мною Лебрехт,

        а почему- пусть рассудит могила,

        пусть одному тебе не обещалась,

        но почему теперь мне не поклясться,

        что я тебе доверилась, о Рупрехт?!

        Ну почему, ответь мне, почему?!!

Рупрехт: Ну, распиликалась, чорт побери.

                Надолго скрипки твоей хватит?

Ева: О ты, чудовище! Неблагодарный!

        Я покажу тебе сколь стоит "скрипка"!

        Одним словечком обелю себя,

        тебя на вечны муки обрекая.

Вальтер: Итак,....единственное слово?...Не заставляйте ждать.

                Не Рупрехт, верно?

Ева: Милостивый сударь,

        коли угодно знать вам, нет, не Рупрехт-

        своею волей до пры скрывала-

        кувшин разбил не он, а если оговор

        сам на себя возвёл- могли ему поверить.

Фрау Марта: Не Рупрехт, Ева?!

Ева: Матушка, не он!

        Вчера я солгала вам! Нет, не Рупрехт!

Фрау Марта: Переломаю рёбра, слышишь ты?! ставит кувшин на пол

Ева: Воля ваша.

Вальтер: Фрау Марта!

Адам: Накажу!

           Довольно лжи и недомолвок:

           зачем же всё на рупрехта валить?!

           Вы ночником светили, фрау Марта?

           Девица, полагаю знать должна:

           проказник-я, коль снею был не Лебрехт.

Фрау Марта: Не Лебрехт, неужели? Нет, не Лебрехт?

Адам: Ну, Евочка, сердечко моё, нет,

           не Лебрехт? Отвечай мне быстро.

Ева: Вы, бесстыжий! Вы ,негодяй!

        Сколь можете твердить о Лебрехте?

Вальтер: Девица, что позволяете себе?

                Вы оскорбляете судью при ревизоре?!

Ева: Судью, вот этого? Сей жалкий грешник

        суда достоен сам, и знает это

        он, волк в овечьей шкуре.

        Они же Лебрехта вчера отправил в Утрехт

        со справкою о рекрутах, пешком.

        Они ведь знают, тот в отлучке был.

Адам: А кто же, чорт побери, вместо него?

           Не Рупрехт, нет?...Не Лебрехт?...Что ты мелешь?

Рупрехт: Клянусь вам, господин судья, позвольте,

                добавлю: девушка не солгала.

                Я Лебрехта вчера поутру в восемь

                видал, он направлялся в Утрехт,

                и, если- пешим ходом ,не подводой

                попутной, крепкий парень, то

                к одиннадцатой вечера, пожалуй,

                он не успел бы возвратиться в Хьюзум.

                Похоже, третий был с девицей.  

Адам: Ах, крепкий парень! Если б не увечье,

           я б смог трусцою кобелиной, для примера,

           до Утрехта и побыстрей сгонять.

Вальтер: Итак, ваш приговор?

Адам: Простите, ваша честь?

           Теперь девица не поможет делу.

Вальтер: Ах, не поможет? Почему? Не понимаю.

Адам: Ребёнок шебутной, вы видите.

          Добра, но переменчива, подросток,

          стыдится бороды издалека.

          Таков народ здесь: в темноте страдает,

          а божьим днём в суде шутя солгут.

Вальтер: Да, вы предупредительны,

                герр судия Адам, добры вы

                во всём касательно девицы этой.

Адам: По правде говоря, герр герихтсрат,

           с отцом девицы были мы друзьями.

           Желает ваша честь сегодня

           добро творить, тогда мы здесь

           да ограничимся тем, что велит нам долг

           и дочь покойника отправим восвояси.

Вальтер: Я чувствую азарт ,герр судия:

                яви`тся дела нам изнанка...

                Ответь нам прямо, милое дитя:

                кто раздробил кувшин? Никто

                твою ошибку здесь не покарает.

Ева: Мои хорошие, достойные, родные,

        вы, господа, позвольте рассказать,

        вам как всё было, не судите строго:

        должно быть, небеса сковали мою речь.

        Нет, Рупрехт не разбил кувшин, готова

        поклясться в этом хоть на алтаре

        коли угодно вам. Во всём

        вчерашнем я одна виновна,

        а матушка пусть не прибавляет

        своих к случившемуся толкований.

        Я не могу назвать виновника:

        горшок да сбережёт заклятья тайну,

        открою вам её, быть может, скоро,

        но здесь не место ,где меня

        о том расспрашивать у вас есть право.

Адам: Открылось дело- и на том закрылось.

           Коль девушка в виновности клянётся,

           то жалоба фрау Рулль отклонена-

           и разбираться в деле смысла нет.

Фрау Марта: Коль ничего по сути не скажу,

                      Господь могучий, покарай язык мой.

                      Бывает ведь, когда пропащий хам,

                      чтоб обелить себя прилюдно,

                      клянётся на суде, и к алтарю

                      возвысить свою ложь стремясь,

                      к позорному столбу влачится.

                      Возможно ли ,что с нею был другой,

                      не Рупрехт? Правильно поймите

                      меня: вот Бог, а вот порог,

                      ей говорю, иди, моё дитя.

                      Просторен мир, без отступных уйди,

                      тебе косы достаточно в наследство:

                      она длинна, повесишься на ней

                      наступит час- свершится правосудье.

.......перевод с немецкого....................................Терджимана:).............

* * * * *,......................................................................................................!:)

Бой отгремел. Кто выжил- с долей сладил.

Один ездок оплакивал коня

израненного остриём копья,

на кровь струящую сквозь слёзы глядя,

седло спустил, железный панцирь снял

дабы агонию облегчить другу,

убрал долой уздечку и подпругу.

Несчастный мерин тяжело вздыхал.

Когда рожок сыграл ,хрипя, отбой,

едва повёл ушами конь удалый-

и шею уронил на позем алый,

а ноги вытянул на дёрн сырой.

"Где твоя прыть, о добрый мой товарищ?

Не слышу ржанья твоего, приятель,

что мне милей рожка раскатов...

Что твоего осталось в настоящем?

Поживой коршунов теперь ты стал

досель не пивших крови благородной.

Не ко столу мяса червям болотным-

да грифы увлекут плоть к небесам.

Орёл ,испивши крови, снова молод,

споёт хвалу пьянея в высоте

вершинам и ущельям о тебе:

"Конь лучший был у Монжуэ заколот!"

Дубы могучие поблизости молчали.

Лес хоронила поздняя заря.

Коню слова разлуки говоря,

с кручиной рыцарь медленно прощался.

Остывшие, сцепившись озверело,

заклятые враги лежали рядом-

кадил им лес осенним духом пряным

да солнце поминальное горело.

О, если бы им заживо луч ясный

проникший в темень алчи, Богу мил,

сердца лихие миром озарил-

не ради благ земных жили б напрасно.

Шурша листвой, монах из леса вышел

легко ступая, озираясь строго,

и молвил рыцарю "Утешься в Боге",

как будто видел То, что тлена выше.

Шелковый красный крест сиял на рясе-

монах, похоже, в битве пострадал-

одежды край от крови липкой ал

отворотив, он меч поодаль бросил.

 Приветом обменявшись, безоружный

брат монастырский с рыцарем вдвоём

осматривали трупы, о своём

гадали молча, тихо и натужно.

Осенний ветер ветви обрывал,

сухой листвою по`  полю вертел

поверх голов уже остывших тел,

дразня их снами будущего рая.

Лучи и листья поле покидали.

Молчанья саван трупы укрывал.

Монашье слово ветер оборвал;

брат рыцаря увидел- и заплакал,

но вскоре ,совладав с собою, крест

церковный оборвал с груди-

да ветру шелкови`ны подарил-

и зашумел сырой дубовый лес.

Воскликнул рыцарт:"Ты, один из братьев,

очнись, подумай, что творит рука!..."

Монах, приблизившись, принял еретика

любовно заключив его в обьятья.

 "Покинул я Кровавой Церкви стяг,

тому немой свидетель -поле мёртвых.

Мне душу Мирный Луч чудесно про`нял.

К блаженству Духа ныне я пристал.

Сын Божий, Избавитель есть Душа

Всемира, человечества судьба,

но Тьма Его от наших глаз свела:

умы темны, в неведеньи грешат.

Затмив Любовью старые громы,

пришествие Спасителя свершилось,

но уж Писание своё отжи`ло-

грядёт нам избавление от Тьмы"

Пожав монаху руку, рыцарь молвил:

"Уста благословенны твои, брат!

Будь моим гостем. Воевать

пойдём вдвоём: завет иной исполним.

Но прежде святости достигнет міръ,

война заполыхает снова яро

могилы наши осенив пожаром-

и миг покоя мёртвым подари`т.

Схлестнулись в сече рыцари отважно-

и полегли. Дух Святый согрешил:

толкнув на подвиг, войско уложил,

угас теперь чтоб полыхнуть однажды" 

Туман ночной долину тихо прятал.

Монах ушёл, а безутешный рыцарь

вернулся чтоб с конём ещё проститься.

Их поднебесья клекотал стервятник.

.......................перевод с немецкого..............................Терджимана:)

* * * * *,......................................................................................................!:)

 

Пентесилея: Ко мне, марсиды,

                      победами увенчанные девы,

                      ещё в пыли сражений и дорог,

                      ко мне! Пожмите ему руку:

                      пусть каждая Пелидом восхитится!

                      Вы, девочки, наказываю, йдите

                      и, диких роз нектар вдыхая,

                      весенние дары сбирайте!

                      Вам, жрицы Матушки-Дианы:

                      ворота храма настежь отворить,

                      сияющие, пьяные медами,

                      они- ворота в Рай: я улечу!

                      Быка короткорогого ведите,

                      да пожирней, сне на алтарь, дабы

                      тесак сразил безмолвную скотину-

                      и жертва на помост падёт тотчас.

                      Служанки храмовые бодрые, эй вы,

                      скорей, прилежные, сотрите кровь

                      скорей ,прилежные, сотрите кровь

                      персидским маслом что из угля.

                      Вы, лёгкие наряды, вейтесь.

                      Вы, полнитесь, злачёные бокалы.

                      Гремите, трубы медные. Тромбоны,

                      торжественно и нежно им вторите,

                      чтоб занавеси колыхались тихо.

                      Протоэ! Ты ликуй во славу.

                      Сестра моя, подруга, этот праздник

                      божественнен. Певунья,

                      Олимпа твои вогласы достигли

                      на свадьбе боевой марсиды

                      и грека. О, Мероэ, где ты? Мегарис?...   

Протоэ: Тебя и боль, и радость изнуряют

             к безумию толкая вместе.

             Ты бредишь, бредила в столице

             и вне себя была на перевале,

             а я порыв сдержала свой одёрнуть

             тебя весомым словом. Оглянись:

             твоё крыло подбито. Где народ твой?

             Где жрицы храма? Мегарис? Мероэ?

             Астерия? Да где они? Ты видишь?

Пентесилея (примадая к груди Протоэ): Протоэ, обожди! Пусть моё сердце

                                                                    хоть два мгновенья счастьем насладится

                                                                    что детка: поиграла- плачет.

                                                                     Сморгну два раза- слёз нахлынет пара-

                                                                     и о ресницы вдребезги ладья.

                                                                     Слетелись эвмениды напугать нас.

                                                                     Вьют парки нити-сети для меня.

                                                                     Я чую : отпевают меня хором,

                                                                     созревшую для смерти. Ах, ответь:

                                                                     ты им отдашь меня?

Протоэ: О, госпожа!

Пентесилея: Да знаю, знаю: ты- половинка лучшая моя.

                     Не обо мне, видать, "несчастье

                     облагораживает" люди говорят.

                     Богам и смертным восставать в страданьях

                     невыносимых, злостью кроя боль.

                     Дитя играет простодушно- мне бы

                     хоть малость быть похожим на него.

                     Как бы хотела я порадоваться миру

                     и ,принимая всё довольной быть!

                     Моя подружка! я-то не богиня 

                     чтоб в горе героинею прослыть.

                    ....К делам. необходимо к возвращенью

                    отряд немедленно готовить.

                    Как только отдохнут все: люди, кони-

                    отправится обоз с полоном

                    к лугам Отчизны...Где там Ликаон?

Протоэ: Кто?

Пентесилея (нежно грозя): Ты ещё спрашиваешь? Тот цветущий

                                             герой, что было меч тебе вручил.

                                             Вы до сих пор не встретились?

Протоэ: Царица! Грек - в зарослях, меж прочими: полон

             для всех един. По твоему приказу

             на родине увижу аркадийца.

Пентесилея: Позвать  его сюда! Для точности приказа:

                      у ног твоих пусть юноша сидит.

                     Возлюбленная, пленного покликать

                     прошу тебя: пусть юные сердца

                     соединятся, ваши, ради счастья.

Протоэ (про себя):  Несчастная! Ну что же, быть тому:

          царицыному указанью следуй. (даёт знак амазонке- та повинуется)

Пентесилея: Что приготовили мне девочки? (рассматривает розы)

                      Смотри: ещё бутоны, а пахучи!

                      Вот здесь бы...(проводит ладонью по челу)

                      Ах, злой мой сон! (к Протоэ)

                      Верховная при нас?

Протоэ:                                     Моя царица,

                     Верховной жрицы с нами нет.

Пентесилея: Тогда

                      откуда розы?

Протоэ (проворно): Принесли их,

                                 корзину полную, за нами девочки.

Пентесилея: Что ж ,угодили: случай подходящий.

Протоэ:         Я уплету душистые цветы

                      в венок Пелиду для тебя.Позволишь? (присаживается на пень)

Пентесилея: Любимая! растрогала меня, родная!

                 Вяжи! А эту, пороскошней,

                - тебе для Ликаона. не зевай. (присаживается рядом с Протоэ)  

.............перевод с немецкого......................Терджимана:)........

окончание следует        

* * * * *,.....................................................................................................................!:)

Д Е Й С Т В И Е    В Т О Р О Е 

Сцена третья

Поляна перед усадьбой княгини. Слева за Либусой следует свита. Справа к ним приближаются несколько мужчин.

Либуса: Подайте кресло, здесь его поставьте-

              меня ведь укачало на коне:

              такой же, белый ,в Будеш вёз меня

              в ту ночь когда отец скончался,

              а я, княгиня, всё рабой была...

              Кто эти люди там?

Власта:  То драчуны, схватились утром.

Либуса: Повод боя в чём? Был сдвинут камень межевой?

Один из драчунов( указывая на другого) : Он сдвинул!

Либуса: Видел ты?

Один из драчунов: Я не видал.

Либуса: Но видели иные?

Второй драчун: Нет.

Либуса: Ты тянешь брата на бранный спор? Помериться?

Второй драчун: Хочу того.

Либуса: А если я утрою твой надел?- о чём быть спору?

Первый драчун: Правым быть хочу.

Либуса: Среди всех слов, что в нашем языке,

              нет ненавистнее мне более "быть правым".

              Есть "правота" в орале, что плодит?

              Покуда жив ты, в том ли "правота",

              что дышишь полной грудью на земле?

              По мне так Милисть, Благодетель Всем

              довольно полнят всех на этом свете,

              а эти черви мне- о "правоте"!

              Ты любишь братьев: жаждущих пои,

              да не "по праву"- чтобы долг исполнить!

              А "правота"- украшенное имя

              несправедливости, парящей над живым.

              Во взглядах ваших я прочла надежду,

              что "доводов" потребую от вас:

              ведь "право" с "доводом"- два костыля,

              хромому непременная опора.

              Смиритесь меж собой, иначе всыплю

              вам розог, палками добавлю

              для прочность: вот "право" где живёт.

Один из драчунов: О, госпожа, ты полагаешь,

                                 мужчинам мериться не вольно?

Либуса(отворачиваясь, бросает им): Коль равенство блюдёте- вы равны,

                                                                но труд даёт вам право на различья.(трое владык следуют за пажем с подушкой)            Те ещё дурни! Право ваше в чём?

Домаслав: Княгиня, да! На руку твою даже.

Либуса: Всего-то? Был урок вам дан.

Ляпак: Он разрешён: разгадку мы нашли.

Домаслав(указывая на подушку): Мы разыскали вещь, её доставив.

Либуса: Ах, вы его убили?

Бивой: Мы ? Кого?

Либуса: Владельца этой бляхи.

Бивой: Жив.

Либуса: Отдал вам?

Домаслав: За злато.

Либуса: Ах он такой как прочие иные:

             поживы раб, достатка господин,

             без выгоды, надеюсь, не продался.

             Прощай, Надежда! И другой не будет...

Первый драчун (взывает к владыкам): Уймите супостата, господа!

Либуса( драчуну): Терпенье, друг мой!  Я дам тебе закалку

                              такую как себе. Судить изволю. (владыкам)

                              Он златом рассчитался добровольно?

Бивой: Взял цепочку.

Либуса: Ту из убора? Недостача!...

Бивой: Высоко оценил: взошёл и не спускался. 

Либуса: Спасибо! Муж умён, и благороден:

              освободил меня от притязаний дурней,

               напомнил : благодарна я ему,

               взял то, что благодарности достойно.

               Где этот муж? Ведите его мне!

Ляпак: Ушёл. И следу не оставил.

Либуса: Похоже- горд. Мне гордость по душе,

              Особенно, коль он вершины ищет

              пренебрегая низкою наживой.

              Он осмеял мой дар? Где "продавец"?        

Ляпак: Княгиня, как же наши притязанья?

Либуса: Смекалка притязаньям не под стать:

             наполовину решена задача-

             вы неделимого отдали половину

             прохожему за образок продавши,

            а покупателя не сберегли к несчастью.

            Возмещена пропажа разве вами

            ценой ущерба целости убора-

            вы половину заслужили платы:

            являйтесь по приказу ко двору как прежде.

Домаслав: Обмануты мы!

Бивой:  Разве нет?

Первыйц драчун: Я прав!

                              Желаю права! Где тот муж,

                              который честно спор честной рассудит?

Некие с Домаславом и Бивоем, хором: Где тот муж?!

Либуса: Кричите,

             и, чувствую, правы: недостаёт вам

             той твёрдости, что лишь к себе являю.

             Узду стискаю слабою ладонью:

             ещё бы шпор, хлыста пожёстче.

.....................................................................

Пусть- господин: да будет вам мужчина.(трое владык подступаются)

О вас обмолвилась я? Трижды нет.(вполголоса)

Ты мнишь себя умней Либусы?-

узнаешь: сам себя перехитрил;

подобно рыбарю уду забросил,

в сторонке наблюдаешь поплавок?

Либуса ведь -не рыбина для ловли:

она сильна,внезапна что дельфин,

крючок схвалив, тебя с удой утянет

и в сине море унесёт,

рыбак мой, ты ль пловец умелый?( народу)

Суть в том ,чтоб мужа вам назначить

дабы судил-рядил повсюду в весях,

который близок нам , и мне знаком, княгине.

...............................................................

Благоразумье долго вам внушала,

да глухи вы иль слушаете Глупость,

что, мне сдаётся, тут же вами правит.

.

Вот белой масти конь заёмный,

что в Будеш вёз меня той ночью,

когда я с зельем обрела корону.

.

Его ведиде под узду к трём ду`бам

туда где тропка делит старый лес,

там отпустите повод -конь покажет,

своим путём пойдёт к себе в приют.

Проследуйте за ним. Найдёте мужа,

он пахарь,что - если в полдень встретите его,

один трапезничает за столом ,не зная,

с кем разделить свой хлеб. Вести ко мне!

Тот муж давно иском и мной, и вами,

он твёрдости добавит в ваш уклад:

столешницу гвоздями укрепит,

владык железных, вас, служить обяжет,

обложит данью даже вздохи ваши,

потребности уменрит и замашки,

он даст вам "право" пополам с неправом,

желанья ваши обрядит в закон

чтоб не себе вы, а вот им служили.

Посетуете- зря: ездок коня не пустит,

припомните что сказку вольности Либусы.

( Княгиня , отпустив узду, лёгким ударом понукает коня на волю; народ расступается перед ним. Занавес)

........перевод с немецкого........................Терджимана:).............

.

* * * * *,....................................................................................................................!:)

Д Е Й С Т В И Е   В Т О Р О Е

Сцена первая( окончание)

Ляпак: ...когда...

Власта(кричит): Княгиня йдёт! (танец прекращается)

                            Либусе не мешайте, довольством окажите ей приём тишайший.

Либуса: Благодарю вас! А цветы оставьте:

              они святые- рада коль живут,

              а вы мне любы в благостном расцвете,

              Садовницей воспоены с заботой,

              укрытые от зноя, в хлад -согреты.

              Надеюсь, праздник делу не помеха?

Власта: Плугатари, сменившись, вышли в поле.

Либуса: Болит чело моё, видать, к дождю.

              Пусть поторопятся, сегодня чтоб закончить.

              Быть лету жарким: всё ж удался год.

              А что за люди там?

Власта: Старателей бригада.

              Подняли но гора тебе подарок,

              закончив смену. Речью им воздашь?

Либуса:  Я воздержусь. Мне пышность слов претит. (рассматривает букет)

               Вот чистым златом лютики звенят,

               а ландыши- те серебром сияют.

               Их всяк из прихоти убьёт шутя,

               украсит дом себе, не похоронит.

                ................................................

               А, Бром! Как поживаешь, что твоя жена:

               остепенились, попусту не бьётесь?

               Зайду к вам чтобы в мире убедиться.

               Не прививай покорности супруге,

               будь мягок сам уступчивости ждущий

               коли сам прав, а коль неправ пожалуй,

               жена вольна ль уступчиво клониться?

               Я ,в зеркало глядясь, тавра не вижу

               в уценку мне поставлену Природой:

               изъяна в жёнах нет тебе на корысть.

               Живёт слуга подобно господам:

               или жена его достойна худшей жизни?

               В семье хозяев нет, и слуг, но мать

               хозяйка сыновьям в семейном доме.

               Смотри, княгиня-баба, это я,

               идёт же к сёстрам тихо за советом,

               а Власта при оружье судит мудро.

               (бабе с ребёнком)

               Ах, матушка! и сын твой! уж здоров?

               Полегчало от трав, что вам сыскала?

               Нет, оспина осталась, глянь, на лбу!

               Найди-ка девясила корешок:

               его приложишь сыну на чело,

               да помолись прилежно- быть добру!

               ......................................................

               Меня зовите если свадьбу соберут.

              (подходят пара молодых и Дремучий старик, отец девушки)

              Ай, старый Рибак, ты доволен-то:

              зовёшь красивых мужем и женой?

              Признал: они достойны быть семьёй?

              А "бедный и богатая" -пустяк.

              Вам всем желаю счастия!

              Танцуйте, веселитесь: делу-час.

              (народ удаляется вглубь сцены)

Либуса (старшинам): Я вижу, господа, вы удалились прочь:

                                     чем недовольны, озадачены, ведь так?

Домаслав: Пожалуй, озадачены: дар`ишь им,

                   богам подобно, чем сама обделена.

Либуса: Ссуди мне остроумья, мудрый Ляпак,

              чтоб поняла я , что он произнёс.

Домаслав: Великая княгине, ты не сватья,

                  но свадьба вечная, что враг любви.

Либуса: Пытаешься позлить меня, мой друг?

              Мне отвергать людское не пристало.

              Любовь и брак нуждаются в двоих...

              добавлю: мой отец, покойный князь,

              мужчины образцом мне служит вечно,

              а я ищу такого же: что делать?

             (удаляясь в сторону)

             Но, кажется, отец так рано умер...

Ляпак: Желаешь испытать нас, но не сразу?

Либуса (про себя): Напросится: я соглашусь на пробу.

Домаслав: То ,что желают отдалить, в туманы рядят.

Либуса: Итак, Ляпак-мудрец и Бивой-богатырь,

              и Домаслав могучий, разделяет вас

              мужчина некий, он всему причина.

              Послушайте загадку: вот вам ключ,

              его кладу , чтоб трое убедились.

              Иль эта цепь -не брачное кольцо?

(сымает с шеи убор, кладёт кго на подушку, что держит паж)

              Кто цепь мою разъял,

              скрепивши незаметно,

              из женихов тот первый на примете:

              пропажу возместил с придачей,

              убор мой стал милей-богаче,

              того мне видится лицо:

              избранник мой так схож с отцом.

Домаслав: Кто цепь мою разъял...

Бивой: ...скрепивши незаметно?

Домаслав: тот первый...

Либуса: ...о, не мучьтесь!

              Ляпак-мудрец , ты записал, я вижу.

              Не утаи , делись с друзьями тем,

              что задала я троице. С Богомъ, господа!

              Ища разгадки, избегайте встречи

              со мной: Либуса - не близка.

             (пажам)

              Вам йти вперёд!  (старшинам) За ними, господа!

Бивой( отойдя): Дурачит нас, поверьте.

Ляпак:  Мы подождём.(втроём уходят в левую сторону следуя за пажами)

Либуса: Кто вопрошает, заблудившись пехом,

              тому три дуба вторят щедрым эхом.

               ................

              Эй, Власта, ходь! Не та ли перебранка,

               в моей душе царит больной: (в глубине сцены мужчины вот-вот подерутся)

               что там?

Власта: Мужчины затевают драку. За бороды схватились.

Либуса (всматривается): Била брата?

                                            Дай меч мне, пусть умрёт зачинщик!

                                            ...Зачем: не лучше ль гнев в душе унять?

                                            Эй растащите, ( некоторые уходять разнимать)

Да приведите, буду их мирить. Борьба, борьба! (прижимая ладонь к груди)

Вот разве тут чуток покоя? (все удаляются налево; занавес)        

..............перевод с немецкого ..........................................Терджимана:) 

.

Солнце садится
1.
Недолго жаждать тебе,
сожжённое Сердце!
По` ветру мчатся Предвестья
неведомых Уст, обдувают меня-
великая Прохлада приходит...
Солнце моё День стояло высо`ко.
Благодарение вам, приходящим
внезапным Ветрам,
Духам прохладным Заполудня!
Воздух становится чище и чуждым.
Разве не Ночь меня манит
Взглядом лукавым, косым?...
Крепись, моё храброе Сердце!
Не спрашивай, зачем?...

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
 
Die Sonne sinkt.
1
Nicht lange durstest du noch,
   verbranntes Herz!
Verheissung ist in der Luft,
aus unbekannten Muendern blatst mich’s an
   — die grosse Kuehle kommt…
Meine Sonne stand heiss ueber mir im Mittage:
seid mir gegruesst, dass ihr kommt
   ihr ploetzlichen Winde
ihr kuehlen Geister des Nachmittags!
Die Luft geht fremd und rein.
Schielt nicht mit schiefem
   Verfhrerblick
die Nacht mich an?…
Bleib stark, mein tapfres Herz!
Frag nicht: warum? —

текст оригинала- прим.перев.

Когда коротал он свой тридцатый год и пришла зима, когда сомкнулись ледяные тиски ноября и декабря, а его сердце замёрзло, спал он в кручине. Он бегал во сне, убегал назад в ожидание, бежал оставаясь и путешествуя, ходил по безлюдным городским улочкам- и уж не смел коснуться ни одной дверной ручки, не ждал приветствий, поскольку не желал ни с кем говорить и быть замеченным. Он хотел бы как луковица, как червь зарыться в землю где тепло. Перезимовать со своими мыслями и чувствами. Помолчать заскорузлым ртом. Он желал, чтоб все его связи, обиды, обещания обесценились, забылись всеми- и чтоб он оказался всеми забыт.
Но только он умостился в свивальнике тишины, как ему стало не по себе. Промозглый ветер взял его на испуг на углу ,налетел поверх цветочного прилавка с астрами ("штербеблюмен"- цветы смерти, прим.перев.) и зимней зеленью. И, неожиданно, в ладони оказались ландыши, которые он не чаял купить- он, желавший пройтись налегке! Колокольчики безудержно и беззвучно затрепетали- и он пошёл туда, где ждала его погибель. Пошёл полон ожидания и ,как никогда прежде, ожидая расплаты за все прожитые годы.
Только теперь к нему, жалевшему и расходовавшему себя, испытавшему всё возможное, пришла невероятная любовь. С позывами смерти и культовыми терзаниями, которые что ни день выглядели иначе.
С этого часа, ещё не познакомившись с адресатом цветов, он уже не был властен над собою, но- беженцем, про`клятым, а плоть его влекла душу за собой в ад. Он тащился восемь дней после первого бунта и попытки спастись, ещё целых восемь дней, в пекло. Симпатия, склонность, привязанность не имели значения. Та была не дамой, выглядевшей так или этак, её имени он не мог вымолвить, у неё просто не было имени, как у самого счастья, от которого он нёсся петляя без оглядки. Он оказался вне себя: не ощущал вкуса еды, думал только о любви как о реванше за всё, что на земле невыносимо. Любовь была невыносима. Она ничего не ждала, ничего не требовала и ничего не дарила. Она не позволила себе передышки, не сочеталась с кругом обыденных чувств, но ступила поверх границ- и низложила все чувства.
Он рос не чёрствым, не без кризисов, а теперь впервые оказался пуст и безучастен, только ,замерев в покое, наблюдал, как волна то и дело подымает его чтобы швырнуть о скалы и, уронив, снова тащит назад.
Он любил. Он был свободен от всего, от всех привязанностей, мыслей, ограблен в этой катастрофе, в которой не было ничего хорошего, дурного, правого, неправого, и он был уверен, что нет пути назад или вон, нет ничего, что зовётся доро`гой. В то время ,как иные где ещё занимались своей работой, озабочены делом, он только любил. Это требовало большей отдачи, чем просто работать и жить. Мгновения пламенели; время как чёрный факел неслось вдаль, а он с каждой секундой оживал существуя ради одного- и лишь одна стихия владела им.
Он упаковал свой кофр: инстинктивно ощутил, что и одного урока любви довольно. Он из последних сил попытался было бежать съехав.  Он начёркал три письма. В первом попросил прощения за собственную слабость, второе отписал своей возлюбленной, в третьем извинился присовокупив свой адрес: "Пиши мне, прошу, в Неаполь, Бриндизи, в Афины, Константинополь..."
Однако, далеко он не уехал. Вышло так, что с отъездом все его дела разладились: денег осталось в обрез, он истратил было последние на съём квартиры, уплатил вперёд чтоб оставить её за собой, сберечь место. Он бродяжничал в порту Бриндизи, распродал свои пожитки оставив два костюма, искал чёрной работы. Но он не годился в грузчики, и не был готов к опасностям, которые влекло за собой безденежье. Он ,не зная как быть, проспал две ночи на скамейках, начал побаиваться полицейских, страшился грязи, безысходности, дна. Да, он опустится на дно. Тогда отписал он четвёртое послание: "У меня остались уж два костюма, неглаженые, две мои трубки и зажигалка, которую ты мне подарила. В ней нет бензина. Если ты не желаешь видеться со мной до лета, не можешь расстаться с Н. до лета..."
Да, прежде лета!

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Анатоль (Максу): Очаровательна, правда?
Макс: О!
Кора: Ну, как вам живётся? Тебе, Анатоль? Вам, Макс? Уже давно болтаете?
Анатоль: Полчаса.
Кора (снимает шляпку и пальто): И о чём?
Анатоль: О том, о сём.
Макс: О гипнозе.
Кора: О ,снова о нём! Люди уже просто помешаны на гипнозе.
Анатоль: Что ж...
Кора: Ты, Анатоль, хочу чтоб раз меня загипнотизировал.
Анатоль: Я... тебя...?
Кора: Да, я представляю себе, будет мило. То есть- с твоей стороны.
Анатоль: Благодарю.
Кора: Посторонний- нет, нет, не хочу: именно ты.
Анатоль: Что ж, моё сокровище, коль тебе угодно, загипнотизирую тебя.
Кора: Когда?
Анатоль: Сейчас! Немедля, на месте.
Кора: Да! Хорошо! Что от меня требуется?
Анатоль: Только и всего, дитя моё: усесться поудобнее в кресло и по доброй воле уснуть.
Кора: О, я так желаю этого!
Анатоль: Я стою пред тобою, ты смотришь на меня... ну... смотри же на меня... я вожу ладонью над твоим лбом, над глазами. Так...
Кора: Да, и что потом...
Анатоль: Ничего... ты должна заснуть.
Кора: Ты, когда ты поводишь ладонью над моими очесами, мне так это странно...
Анатоль: Спокойствие... не говори... Спать. Ты очень устала.
Кора: Нет.
Анатоль: Да!... Немного устала.
Кора: Немного, да...
Анатоль: ... Твои веки наливаются теплом, тяжелеют... очень тяжелы. Ты не можешь поднять руки.
Кора (тихо): Действительно.
Анатоль (снова и снова поводит ладонью): Устала... устала ты очень... заснула, дитя моё... Спи. (Оборачивается к Максу, который, вначале удивлён, делает уверенную мину) Спать... Твои веки плотно сомкнуты... Ты не можешь их поднять...
Кора (пытается открыть глаза).
Анатоль: Так не пойдёт... Ты усни... Теперь спокойно засыпай... Так...
Макс (запинается): Ты...
Анатоль: Спокойно. (Коре) Спать... Крепко, глубоко спать. (Анатоль некоторое время смотрит на спокойно дышащую, спящую Кору). Ну... теперь спрашивай.
Макс: Я хотел спросить только, действительно спит ли она.
Анатоль: Ты же видишь... подождём немного. (Стоит, смотрит на Кору. Долгая пауза). Кора!... Теперь ты мне ответишь... ответишь. Как звать тебя?
Кора: Кора.
Анатоль: Кора, мы в лесу.
Кора: О... в лесу... как красиво! Зелёные деревья...и соловьи.
Анатоль: Кора... Теперь ты скажешь мне всю правду... Что ты сделаешь, Кора?
Кора: Я скажу всю правду.
Анатоль: Ты на все вопросы ответишь мне начистоту, а когда проснёшься, забудешь всё. Ты поняла меня?
Кора: Да.
Анатоль:Ну, спиже... спи спокойно. (Максу). Итак, я спрошу тебя...
Макс: Ты,  сколько же ей лет?
Анатоль: Девятнадцать... Кора, сколько тебе лет?
Кора: Двадцать один.
Макс: Ха-ха.
Анатоль: Тс-с... Это необычно... ты же видишь...
Макс: О, если бы она узнала, что является хорошим медиумом!
Анатоль: Внушение сработало. Я расспрошу её до мелочей... Кора, ты любишь меня...? Кора... любишь меня?
Кора: Да!
Анатоль (торжествуя): Слышишь это?
Макс: Итак, главный вопрос: верна ли она.
Анатоль: Кора! (Оборачиваясь). Вопрос глуп.
Макс: Почему?
Анатоль: Так нелься спрашивать!
Макс: ...?
Анатоль: Я должен иначе сформулировать его.
Макс: Я всё же полагаю, что вопрос достаточно точен.
Анатоль: Нет, он ошибочен именно тем, что расплывчат.
Макс: Вот как?
Анатоль: Если я прошу её: "Верна ли ты?", она поймет вопрос слишком общо.
Макс: Ну и?
Анатоль: Она припомнит всё... прошлое... Возможно, она подумает о времени, когда любила другого... и тогда ответит: "нет".
Макс: И это было б даже интересно.
Анатоль: Благодарю... Я знаю, Кора всетечалась с другими, до меня. Она мне сказала однажды: "Да, если б знала ,что встречу тебя... тогда..."
Макс: Но она же не знала.
Анатоль: Нет...

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы