…Небольшой храм на окраине города. Идёт Божественная литургия. Прихожане сосредоточенно молятся. Во время чтения Евангелия двери храма открываются, и входит православная мама с двумя детьми: один — лет трёх, другой — совсем маленький. Старший, постояв возле мамы десять секунд, начинает ходить по храму, пробираясь между людьми, топоча и разговаривая с самим собою на своём детском языке. Младший на руках мамаши то гулит, то лопочет, а то громко вскрикивает, затем начинает плакать. Мамаша принимается успокаивать его. Сосредоточенная молитва улетучивается; молящиеся начинают испытывать ужасное неудобство. Наконец кто-то из прихожан осмеливается сделать замечание. В ответ на него он видит решительно сжатые губы или слышит отповедь: «Как же, Христос сказал: не препятствуйте детям приходить ко Мне; а вы что, гоните меня с детьми из храма?» У всех взвинчены нервы…

…Выносится Чаша. К ней две женщины — мама и бабушка — подносят вопящего ребёнка. Он орёт: «Не хочу!!!», выгибается дугой, бьёт воздух руками и ногами. Мама скручивает ему руки и ноги, бабушка удерживает голову, что-то сюсюкая. Наконец причащаются. На лицах мамаши и бабушки счастливая улыбка. Дитя продолжает кричать и биться…

…Вот дети постарше. Всенощное бдение в большом соборе. Мамаши в умилении молятся, стоя у солеи; их дети, сбившись в стаю, с визгом возятся в приделе. Порой детский шум заглушает хор, не говоря уже о чтецах. Попытки церковных служительниц урезонить их не имеют никакого успеха. В ответ на свои замечания они видят раскрасневшиеся лица и безсмысленные глаза. Ребёнок на мгновение останавливается — и тут же опять вливается в безчинную детскую общность.

…Вот дети ещё постарше. Воскресенье. Мама трясёт Ваню за плечо. «Вставай, сынок, пора уже на раннюю, а потом — воскресная школа». Ваня, продирая глаза, жалобно стонет: «Мама, можно, я не пойду? Я так устал в школе за неделю…» Взгляд мамы становится жёстким: «Иван! Вставай! Разве можно пропускать литургию! Да и в школе сегодня опрос!» Бедный Ваня чуть не плачет… но ничего не поделаешь. Через полчаса Ваня понуро бредёт рядом с мамой в предрассветной зимней мгле. «Господи, за что!..» — не по-детски думает он. Вот церковь. Исповедь. В руки сына мама суёт написанную ею бумажку с надписью: «Грехи Вани» и подталкивает его в спину по направлению к аналою. Ваня даёт бумажку батюшке; тот пробегает её глазами и, накладывая епитрахиль на Ванину голову, читает разрешительную молитву, одновременно глядя усталым взором на сто человек, желающих исповедоваться. На литургии Ваня дремлет, прислонившись к стене. В воскресной школе Ваня клюёт носом и получает двойку за то, что не знает, каким именно образом соединяются во Христе Божественная и человеческая природа. Вечером мама отчитывает сына за двойку… а ещё математику делать, завтра в школе контрольная. «Кончится это когда-нибудь?» — обречённо думает Ваня…

…Но наконец всё и кончается. Дети вырастают, становятся юношами и девушками. Мама горько жалуется подруге, которая только вчера вернулась из паломнической поездки по монастырям: «Сына как подменили. Ничего не понимаю. Был помладше — такой был хороший: и молитвы читал, и в церковь ходил… а сейчас — курит, домой поздно ночью приходит, хамит, даже богохульствует. Ты представляешь, я ему говорю что-то, а он мне: «Мама, ты достала меня со своей церковью! Я никогда больше не пойду в неё!» На мамины глаза наворачиваются слёзы…

Знакомая картина, не правда ли?

В чём же причины этого? Ведь мы исполнены самых благих намерений: изо всех сил воцерковляем своих детей, учим… а они, вырастая, отвергают Церковь. Почему наши усилия дают обратный результат? Давайте попробуем разобраться в этом. В деле церковного воспитания детей имеются две основные ошибки. Первая — подмена внутреннего религиозного развития внешним. Вторая — перекладывание религиозного воспитания с семьи на Церковь.

Да, Христос сказал: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф.19:14). Но что значат эти слова Христа? Ведь, наверное, нельзя их понимать исключительно в том смысле, чтобы не препятствовать детям посещать богослужения (и безчинствовать на них).

Нельзя всю религиозную жизнь души сводить к «хождению в церковь», тем более не получается это в отношении детей. Многие родители уверены, что их дети могут познать Бога только в храме; между тем это совсем не так. Детское религиозное восприятие существенно отличается от взрослого. Не случайно сказал Господь: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3). Эта заповедь, разумеется, не повелевает взрослым «примитивизировать» себя. Ап.Павел говорит: «Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни» (1Кор.14:20); это значит — уподобиться детям в отношении к Богу. Дети способны воспринимать Живого Бога непосредственно, они чувствуют Его всюду: в окружающем их прекрасном и удивительном мире, в детской сиюминутной радости жизни и т.д. Но ближайшим образом дети способны ощутить Бога в атмосфере мира и любви, которая окружает их. И тут-то вся загвоздка: таковая атмосфера должна быть в семье. Мама и папа должны любить друг друга и своих детей; в семье должен быть мир; родители должны именно этим создавать условия, чтобы не мешать детям воспринимать Бога и духовную сферу жизни. Это делается вовсе не разговорами о Боге на «птичьем языке» (типа: «Смотри, Боженька-то тебя накажет»), а исключительно примером жизни. Если для мамы и папы Христос не нечто внешнее, не правило, не обязанность посещать храм, не кнут и пряник в попытках духовного воспитания, а самое дорогое, важное и ценное для самих себя, то дети без всяких слов воспримут Христа как Источник мира, добра и любви, которые есть в семье.

Но очень редки такие семьи. Чаще бывает: шум, скандалы, капризная неуступчивость родителей друг другу вплоть до мелочей, а главное — несоответствие исповедуемой веры и собственной жизни. Причём сами родители могут это осознавать, но нет у них ни сил, ни желания, ни умения организовывать свою семейную жизнь так, чтобы в основе её лежали поклонение Богу в духе и истине, христианская нравственность, чтобы семья становилась подлинной домашней церковью. Причина этих неумения и нежелания заключается в том, что духовная жизнь воспринимается внешне-формально, авторитарно, книжно, схематически. В таких условиях вполне логично желание переложить религиозное воспитание на Церковь, а так как она понимается формально-автоматически, почти магически, то и церковность эта становится исключительно внешней: посещение богослужений, воскресной школы и т.д.

Разумеется, я вовсе не собираюсь отвергать важность и нужность всего этого; я лишь хочу подчеркнуть, что всё должно быть на своём месте. Начинается религиозное воспитание с того, что семья всеми силами должна стараться какими угодно способами достигать того, чтобы Бог был не просто неким символом, служение которому отнимает время, отдых и силы, а Живым Богом, Тем, Кто есть центр жизни семьи. Никакое напичкивание внешней церковностью этого не даст; нужен целенаправленный и осмысленный нравственный труд семьи, ориентированный не на соблюдение «буквы», а на создание настоящей домашней Церкви.

Необходимо учитывать и психологические особенности детей. Большинство сегодняшних православных родителей сами воцерковились в зрелом возрасте через чтение книг, посещение храмов и монастырей, через «взрослое», по сути, осмысление жизни и т.д. У нас нет опыта собственного церковного детства, поэтому мы и детей наших хотим воцерковить как маленьких взрослых. Но это ошибочно, потому что дети воспринимают мир по-другому. Их стихия — движение, игра и непосредственное восприятие мира, духовного в том числе. Детям трудно сосредоточиться, долго и неподвижно стоять на одном месте. Поэтому к храмовому богослужению у них совсем другое отношение, чем у взрослых. Дети радуются красоте храма и церковного действа, но больше 5-10 минут не могут выдержать и начинают развлекаться. Многие взрослые не понимают того, что происходит в церкви, а дети — и подавно; они не могут воспринимать богослужение умом, как это требуется по сути его; а для непосредственного восприятия им достаточно небольшого времени.

То же относится и к домашней молитве. Многие родители требуют от своих детей заучивания ими молитвенных текстов; и вот дети стоят перед иконами и бубнят их, а мама слушает и поправляет: «Не поклонимся, а поклонимся, сколько раз тебе говорить?» Между тем дети знают и любят молитву и склонны к ней — только у них она занимает несколько минут, дальше внимание рассеивается. И нужно научить детей, чтобы они в эти несколько минут именно молились, обращали своё чистое сердечко к Богу, а не механически читали детские молитвословы или ковыряли в носу, пока мама читает своё полуторачасовое правило.

Итак, как нам приобщать детей к церковности? Во-первых, пусть дети остаются детьми. Ни в коем случае нельзя превращать их в маленьких монахов и монахинь. Пусть они бегают, играют со своими сверстниками, шумят, дерутся (только не в церкви, разумеется); пусть они учатся, общаются, познают мир. Во-вторых, нужно очень тщательно определить детям меру внешней церковности — чуть меньше, чем «по силам»; а всё внимание обратить на воспитание в детях благоговейного чувства Живого Бога, чтобы Церковь была для детей праздником, наградой, а не рутиной и обязаловкой. Митрополит Антоний Сурожский рассказывал, что как-то, идя на всенощную, он зашёл по дороге за В.Н.Лосским и увидел, что его дети остаются дома. Владыка спросил Владимира Николаевича, почему дети не идут с ним на службу. Тот ответил: «Они так себя вели всю эту неделю, что недостойны идти в храм». Протоиерей Владимир Воробьёв, вспоминая своё детство, рассказывал, что мама приводила их в храм очень редко и только ко Причастию; она не позволяла им смотреть по сторонам, развлекаться. Причастившись, они стояли с благоговением несколько минут и уходили домой. И это, говорил о.Владимир, было для них праздником и подарком. Вот подлинно церковный опыт; так воспитывается благоговение. У нас же по большей части бывает по-другому. Сын: «Не хочу причащаться!» Мамаша: «Нет, будешь!» — и, схватив сына за руку, волочёт его в церковь. Или: «Совсем что-то распустился ребёнок, надо причастить его». Плодом такого подхода закономерно является потеря благоговения и в дальнейшем отход от Церкви.

Как-то я спросил десятилетнего мальчика из хорошей церковной семьи: «А как ты воспринимаешь Христа? Чувствуешь ли ты Его рядом, чувствуешь ли ты Его любовь — вот как если бы Он был твоим лучшим Другом?» Мальчик пожал плечами: он не понял, о чём я его спрашиваю. Конечно, религиозное чувство у людей, у детей в том числе, бывает разным, но в деле религиозного воспитания важна не сила, а направление религиозного чувства — на внутреннее, на личного Бога, Живого Христа.

Очень важно, когда в церковной жизни участвует вся семья. Захотели мы, например, причастить ребёнка — мама и папа готовятся, всей семьёй причащаемся. А не так, когда Причастие превращается в какую-то регулярную процедуру вроде визита в поликлинику, притом что родители холодны к собственному участию в Евхаристии и других таинствах Церкви.

Итак, духовное и церковное воспитание детей будет совершаться естественно, как сама жизнь, без натуги, но только при условии, если таковой жизнью обладает семья.

Игумен Петр (Мещеринов), www.pravmir.ru
Газета " Чадушки " № 23, январь 2009г.

Нас захлестнула мода на наколки. Разноцветные и обычные, они украшают тела многих. Считается, что это что-то вроде граффити, но только на теле. Что это и протест, и желание выделиться, и много чего еще. Это уже целая культура. Наколки делают себе актеры, футболисты, политики… Есть уже даже целые музеи, в которых можно увидеть весь спектр рукотворных изделий.

Наколки-юморески, наколки, говорящие о сексуальной ориентации… Но всех чаще можно встретить наколки, сообщающие о социальном статусе их владельца. Например, бабочка или одинокая птичка говорит о том, что данная дама свободна и готова ко многому. Таких сигналов на теле нынешней молодежи очень много: на ногах, руках, головах… Можно даже не спрашивать ничего, а сразу предлагать то, о чем сигнализирует та или иная наколка.

История татуировки насчитывает около 4000 лет. Делать узоры на теле стали еще при первобытнообщинном строе. В то время наколка указывала на принадлежность к определенному роду и на социальный статус ее владельца. Кстати, самые древние татуировки были найдены при раскопках египетских пирамид на высохшей коже мумий.

Некоторые народы из века в век верили, что изображения на теле обладают разными магическими свойствами: оберегают детей от сглаза, взрослых защищают в бою и на охоте, стариков хранят от болезней. При этом магическую силу тату почитали не только дикари: в XVIII–XIX веках британские моряки часто накалывали у себя на спине огромные распятия, надеясь, что они уберегут их во время плавания. А у арабов самым надежным защитным талисманом считалась татуировка с текстами из Корана.

Но в России наколка все же имеет явный уголовный подтекст. В сталинское время, когда осужденные по политическим статьям заполонили тюрьмы, появилась уркаганская наколка. Чтобы выделить своих, уголовных, и транслировать нужную информацию. Наколки сразу стали массовым явлением. Кстати, популярны были рисунки со Сталиным и Берией. Считалось, что если наколоть портреты вождей в районе сердца, стрелять в него не будут, надо только рубашку рвануть.

Кольщики на зоне – уважаемые люди; чаще всего это бывшие художники, попавшие на зону за преступления.

У В. Высоцкого есть такая песня: «А моя, верней, твоя татуировка, много лучше и красивей, чем его». Так как на зоне не разрешали носить портреты любимых женщин, их рисовали на теле. Еще кололи иконы, картины известных художников. Использовали иглу-машинку, обмотанную ниткой (как пропитку), и тушь. Процедура достаточно болезненная. Вершиной всего этого художества стали наколки с православной символикой, но сообщающие о том, что перед вами человек, имеющий такую-то уголовную историю или принадлежность к такой-то тюремной касте (масти): на спине и груди стали колоть купола, каждый из которых сообщал о ходке в «места, не столь отдаленные». Видимо, осужденные все-таки верят в то, что храмы на их телах сделают их не только привлекательней и мужественней, но и защитят, как тех моряков далекого прошлого, которые накалывали себе распятия.

Дети в детских домах тоже делают себе наколки.

Была у нас в детском доме такая шуточная интерпретация слов песни: «Синий-синий иней лег на провода…» – это изрядно исколотый зек. В детский дом частенько приезжали бывшие воспитанники уже в наколках, отбыв наказание в тюрьме. Многие ребята, подражая им, кололи и себе, копируя то, что видели. Актеру Евгению Леонову, игравшему в фильме «Джентльмены удачи» якобы маститого уголовника, гротескно нанесли наколки, каких, в общем-то, в уголовном мире и не было, чтобы сбить ореол романтизма с тех, кто сидит на нарах советских тюрем. Это смотрится даже смешно. Но нынешняя ситуация с наколками в подростковой среде не такая уж и смешная.

К сожалению, все чаще вижу, как дети-сироты и дети, живущие в спецшколах или находящиеся в СИЗО, накалывают себе наколки, за которые в тюрьме очень даже строго спрашивают. Потому что детки еще «не имеют права» на эти наколки. Есть даже такое тюремное понятие – «спрос за беспредел». Дети об этом узнают уже много позже. Наличие «детских глупостей» дает повод сразу «опустить» человека в низшую касту. Но не знающие этого сироты стараются обезобразить себя еще до входа в ворота тюрем. Когда ты проведешь с ними разъяснительную беседу о том, какой смысл несет та или иная наколка, они бегут сводить ее, порой на деньги спонсоров. Но шрамы остаются, значит, вопрос, что это было, все равно зададут им, если они все же попадут в камеру.

Часто подростки колют наколки уже в СИЗО, не получив еще судебного приговора. Они наносят себе всевозможные аббревиатуры, чтобы идентифицировать себя как часть этой системы. Сам факт, что они в камере, кружит им головы, и они видят себя Леньками Пантелеевыми, грозой Питера 1920-х годов, не осознавая, что это дорога совсем в другую сторону. Наколки делают и девочки, но, конечно, не такие «суровые», но также транслирующие социальное состояние. Любое ощущение причастности к какой-то группе себе подобных подогревает в детях стадное чувство, а наколки только усиливают этот эффект.

Для подростков, имеющих некоторые комплексы в саморазвитии, наколка является компенсаторным замещением их иллюзий об образе мужчины. Ильи Муромцы не бередят их души, их кумиры из глянца и кино. Исколотый Бред Питт, например. Но у детей, копирующих образы сильных и успешных героев, нет никакой возможности к саморазвитию, потому что, натянув на себя чужую маску, они удобно живут под ней. Но когда они оказываются в трудной жизненной ситуации, когда надо показать не то, что ты наколол, а иные качества, они становятся заложниками своего ничегонеделания.

Почему дети колют наколки? Почему их кумирами становятся уркаганы и герои кино? Почему они разрушают образ Божий тем, что колют на себе? Ведь наколки уродуют не только то, что снаружи, но и то, что внутри, они делают их самих хуже и уводят от тех ценностей, которые могли бы привести их к жизни вне этого социополя. Конечно, потому, что рядом нет взрослых, которые своей жизнью, примером показывали бы этим детям, что можно жить иначе, не тратить время на глупости. Это могут быть спортивные тренеры или просто неравнодушные люди, желающие подарить этим детям смысл жизни. Чтобы они не корежили свои еще молодые тела и души тем, что колют на себе купола. Купола, к которым надо приходить, ища в Боге любовь и защиту.

А пока… «У него душа исколота внутри…» (В. Высоцкий).
Александр Гезалов

30 ноября 2010 года+

В прошлом номере вы затронули важную тему о детях, которые постоянно оказываются в роли жертв. Моему ребенку семь лет, он растет тихим и безобидным, и я очень боюсь, что он может попасть в эту категорию детей, — я неоднократно наблюдала, как его задирают другие ребята. Папа учит его давать сдачи и говорит, что парень должен уметь постоять за себя. Но как же совместить это с Евангелием, которое учит нас прощать обидчиков? Наталья
Чтобы ребенок не становился «мальчиком для битья», в нем с самого начала нужно воспитывать чувство собственного достоинства. Ребенок должен понимать, что чувство собственного достоинства есть и в других людях. Поэтому необходимо воспитывать в маленьком человеке уважение к себе и другим.
 

Протоиерей Федор БОРОДИН, настоятель храма Святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, отец шестерых детей:

Протоиерей Феодор Бородин

– Некоторые считают Евангельский призыв подставить обидчику другую щеку проявлением слабости. На самом деле это проявление внутренней силы и крепости, которую может даровать только Христос. Любовь к врагу — это вершина христианства, реализованного в человеке. Но достичь этого бесконечно тяжело. Здесь важно не пытаться перескочить через ступеньку. Христос сказал: «любите врагов ваших», и дальше: «молитесь за обижающих вас» (Лк. 6:27-28). И вот, когда человек начнет молиться за обижающих, он вступит на первую ступеньку, ведущую к вершине, которая для нас пока недосягаема. Допустим, в классе есть ученик, который ведет себя неадекватно, всех задирает. Если ребенок найдет в себе силы за него помолиться, Господь будет на его стороне и поможет выйти христианином из этого конфликта, даже если ситуация сложится так, что придется давать физический отпор. А может быть — и не придется! С Божией помощью выход из положения часто оказывается намного лучше, чем мы можем себе предположить.

Обстоятельства, когда ребенку приходится противостоять агрессии, — серьезный вызов для маленького христианина. Как поступить? Отец Всеволод Шпиллер как-то на вопрос одного мальчика, что делать, когда к нему в школе постоянно лезет драться другой мальчик, ответил примерно так: « Когда он начнет приставать к тебе, ты твердо скажи ему: “Отойди”. Если он будет продолжать, ты еще раз скажи: “Отойди”. А если он не перестанет, тогда ты размахнись и дай ему оплеуху — но с большой любовью». Действительно, у ребенка не должно быть раздражения, ненависти. Можно даже не ударять, а специальными силовыми приемами удержать хулигана и затем объяснить ему, в чем он неправ.

Я считаю, что современные мальчики обязательно должны заниматься какой-то борьбой. В результате тренировок дети становятся уверенными в себе и, как правило, стараются избегать конфликтов любыми доступными способами, только в самом крайнем случае применяют физические навыки. Когда ребенок занимается борьбой, к нему уже не очень захочется приставать: хамство, наглость, желание задеть другого — обычно удел трусоватых людей, которым нужно утвердиться за счет слабого. Но если придется все-таки защищать себя или ближнего, цель у ребенка должна быть — не унизить человека, не высмеять, не опозорить, а остановить зло, но попытаться сделать это с любовью. Конечно, это очень сложно. Знаю это по своим сыновьям — кстати, они все у меня занимаются борьбой.

Протоиерей Александр ИЛЬЯШЕНКО, настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря на Новослободской, отец 12 детей:

Протоиерей Александр Ильяшенко

– Чтобы ребенок не становился «мальчиком для битья», в нем с самого начала нужно воспитывать чувство собственного достоинства. Оно не имеет отношения к гипертрофированному осознанию своей значимости, когда человек начинает превозноситься перед другими, навязчиво демонстрировать свои способности. Кроме того, ребенок должен понимать, что чувство собственного достоинства есть и в других людях, а потому нужно стараться не задеть это чувство, не отвечать, скажем, какими-то обидными словами во время спора, даже если покажется, что оппонент обидел первым. Поэтому необходимо воспитывать в маленьком человеке уважение к себе и другим. Все это начинается с семьи, с того, как родители строят взаимоотношения друг с другом и другими людьми.

Что требуется ребенку прежде всего? Любовь. А она как раз тесно связана с уважением. Любовь несет творческий заряд, и если ребенка любят, то к нему и относятся творчески. То есть не навязывают ему какие-то идеи, а стараются направлять, чтобы он умел себя правильно вести в любой среде, умел с честью выходить из трудных положений и, что немаловажно, умел бы не попадать в эти трудные положения.

А по поводу того, чтобы научить ребенка прощать тех, кто его обижает и бьет, — мы должны понимать, что нельзя попасть в Новый Завет, минуя Завет Ветхий. Тем более нельзя евангельские вершины подменять псевдоинтеллигентскими разговорами на темы «непротивления злу». Вспомните святых князей — они что, занимались такими разговорами? Нет, они действовали очень решительно и, как сообщают нам летописи, порой даже жестко. Но ради того, чтобы служить верой и правдой своему народу, ради Христа. Очень важны намерения, которыми руководствуется человек.

Мне кажется, очень важно для ребенка заниматься каким-либо видом спорта, развивающим благородные стороны характера, например, фехтованием, плаванием, конным спортом. Физически крепкий и благородный человек сможет постоять за правду и поступать великодушно по отношению к другим людям. А это уже шаги на пути к Новому Завету.+

Где она, граница? Как понять, что вот сейчас его нужно воспитать, прикрикнуть, даже немножко наказать. Ребенок уже начинает манипулировать - и ко всему, что бы ты уже с ним ни делала. надо применять хитрость. Было бы здорово, если бы срабатывал тумблер - "Бэээмц!" - "Сейчас ваш ребенок капризничает и пытается манипулировать, игнорируйте его вопль" - потому что материнское сердце преисполнено жалости, и иногда точно знаешь (когда он ревет), что это манипуляция, а душа все равно мается и не на месте - "Вдруг, я не права, вдруг ему действительно плохо?"... И борются в неравной схватке любовь к своему родному, самому дорогому и  желание воспитать правильно, сделать из него человека.
Для него я самое крепкое, важное, стойкое и сильное, что есть в этом мире. А я в себе так не уверена. Как мать. Я боюсь ему чего-то не додать...  Что-то упустить... Пропустить. Я и так даю ему меньше, чем он требует -  ведь я просто и физически и морально не могу дать того, что может дать отец. Но во всем остальном  я стараюсь. Я изо всех сил стараюсь быть хорошей мамой. И в одном я уверена точно: я буду любить его сильнее всех на свете до конца дней своих. А силы и уверенность во всем остальном мне даст его улыбка или один его серьезный взгляд...
                  
                                    

Сыночек... А когда-то я, седовласая и ветхая, положу ему, молодому, высокому,  сильному ,голову на плечо и почувствую:"Вот оно, самое главное, что было в моей жизни". И тогда мне станет неимоверно спокойно, светло и  радостно. А чего еще нужно? Внуков, разве что...

До какой степени преимущественная семейная деятельность фокусируется на нуждах детей вместо потребностей взрослых? Какую роль, если она вообще есть, играют дети в семейных решениях? Какую роль дети играют в решениях, прежде всего затрагивающих самих детей?

Мини-тест на воспитанность: вставьте пропущенные буквы в слове «...у...ня». Если у вас получилось «кухня», то вы - воспитанный человек.

Уважаемый т. Команч. Просматривая цикл ваших заметок за последние два года,я пришла к неутешительному выводу и с глубоким прискорбием вынуждена сообщить,что вы деградируете. ((( В вашей речи появились несвойственные вам ранее слова,как то: стадо,подлизать,нагнуть,разборки,разруливать и т. п. хамско-приблатненные термины. Не удивлюсь,если сейчас в вашей машине звучит радио Шансон,а на обоях компа красуется группа Бутырка. Отчетливо понимая,с какими даунами вам приходится общатся по долгу службы,я всё же дерзну попросить вас не уподобляться им хотя бы в манере ведения разговора. Ведь если ваш регресс не остановить прямо сейчас,то очень скоро вы и подвластные вам админы будете общаться с юзерами портала отборным матом и ответы из саппорта будут напоминать диалоги Никса с Нитхом.
Берегите себя. Отдыхайте чаще.
С надеждой и наилучшими пожеланиями. Лекси.

Чужим детям нельзя делать замечаний,
зато можно делать замечания чужим родителям...

А Вы делаете замечания чужим детям?

«Как можно чаще причащайте маленьких детей, чтобы потом, когда они уйдут из церкви, им было легче вернуться».

Эту фразу я то ли услышала от кого-то из священников, то ли прочитала – уже и не вспомнить. Но повторяла ее неоднократно, и каждый раз молодые мамы ретиво вскидывались: с какого это перепугу наши дети уйдут из церкви?! Ничего подобного, наши – точно не уйдут.

И тем не менее, они уходят. Не все, разумеется, большинство остается. По крайней мере, внешне. Вот оно стоит, чадо, в очереди на исповедь. Значит, все в порядке. А вы уверены?

Детская вера – такая ясная, солнечная, ничем не омраченная, не знающая взрослых сомнений и компромиссов. «Будьте как дети», – сказал Господь. Взрослея, мы теряем эту удивительную способность безоговорочно любить весь мир, прощать обиды и тут же забывать о них, радоваться каждому мгновению жизни. Мы можем только стремиться к этому – чтобы на старости лет услышать за спиной: «А дед-то наш совсем в детство впал».

В чем-то с ребенком может сравниться новоначальный, которого ведет так называемая «призывающая благодать». Неофит так же доверчив и так же готов поделиться своими открытиями со всем миром. Правда, в то время как новоначальный пристально читает этикетку на пряниках в поисках крамольного яичного порошка или придирчиво исследует длину юбки стоящей перед ним в храме прихожанки, ребенок… Да, ребенок в это время заворачивается в полотенце, берет за шнурки ботинок и с пением обходит квартиру. Или пишет кривыми печатными буквами на полях детской Библии: «R ЛУБЛУ БОГА».

Неужели это может куда-то пропасть, растаять, как утренний туман жарким днем? Каким образом ангелочек превращается в циничное чудовище, воскресным утром бурчащее из-под одеяла, что у него, дескать, с Богом свои взаимоотношения, в которых выстаивание службы важной роли не играет? И ведь, вроде, учили его хорошему, пример подавали, в воскресную школу водили…

Когда я пришла в воскресную школу преподавать церковно-славянский язык, мне досталась самая проблемная группа – подростки 10-13 лет. Дети в ней были самые разные. Одни из по-настоящему воцерковленных семей, другие вместе с мамой (папой, бабушкой) держали круговую оборону от агрессивно-неверующих родственников. Были и такие, которых, помимо их желания, за руку приводили внезапно воцерковившиеся мамы. Так что грамматикой мы занимались по минимуму – больше повторяли азы катехизиса и беседовали «за жизнь».

Вопросы, которые они задавали, зачастую ставили меня в тупик, потому что ясных и четких ответов на них не существовало. В этом не было намерения усадить меня в лужу – отношения с группой сложились хорошие. Им действительно было интересно, как увязать, например, данные науки и первые главы Книги Бытия. Или почему у нас женщины должны быть в храме с покрытой головой, а в Греции можно и без платка, но обязательно в одежде с длинным рукавом.

Положа руку на сердце, кто из нас, особенно из пришедших к вере в зрелом возрасте, не задавался подобными вопросами – читая Писание или святых отцов, стоя на службе в храме? Что мы делаем в таких случаях? Пристаем к священникам, листаем книги, получаем противоречивые ответы – и откладываем вопрос в сторонку. Что еще я могла сказать детям, кроме того, что на некоторые вопросы мы получим полноценные ответы только после смерти? Ну а платки и прочее – это традиция. Взрослым в большинстве случаев этого достаточно. Но не подросткам. Отвечая так, я понимала, что кидаю щепочки в огонек, на котором потихоньку сгорает их детская вера.

Разумеется, мне скажут, что я преувеличиваю. Кто-то вспомнит себя подростком, кто-то приведет в пример своих детей, которые вполне благополучно миновали сложный период и продолжают пребывать в лоне Церкви. Но не надо все понимать буквально. Ведь и новообращенные, такие же церковные «дети», со временем, оставаясь внешне примерными прихожанами, зачастую говорят на исповеди о сомнениях и охлаждении. Есть физическое детство, физическое взросление – а есть церковное, духовное. У крещенных в младенчестве и воспитанных в вере эти периоды обычно совпадают. У кого-то подростковый период – как физический, так и духовный – протекает гладко и спокойно, для кого-то это тяжелый перелом, свержение авторитетов, поиски и заблуждения.

На самом деле, ребенок в нас никуда не исчезает, любой психолог скажет, что детство и полученные в этот период впечатления определяют всю нашу дальнейшую жизнь. Просто прячется наш ребенок под броней «взрослого» рационализма и цинизма. А спасаться под эту броню он начинает как раз в подростковом возрасте, когда иммунитет к несовершенству мира еще только вырабатывается.

Детская вера безоговорочна и абсолютна потому, что другой быть просто не может. Отсутствие жизненного опыта, знаний, незрелость логического мышления – все это не позволяет подвергнуть сомнению слова родителей, священника, педагога. Взрослая вера – другая. Нам необходимо верить во что-то – это наш спасательный круг, островок, где мы чувствуем себя в безопасности. Точнее, хотим чувствовать себя в безопасности и поэтому пребываем в состоянии окопной войны, успешно или не очень успешно сдерживая натиск собственного рацио. Мы сами выбираем, где очертить границы веры, можно ли их ослабить или наоборот усилить. На что-то закрываем глаза, чему-то ищем объяснения. Иными словами, взрослая вера – относительна и тем самым более уязвима.

Тинейджер – уже не ребенок, но еще и не взрослый. Малышу на вопрос «почему?» зачастую достаточно ответить «потому» – и он переключится на что-то другое. Подросток уже не может и еще не хочет воспринимать мир как аксиому, он превращает в теорему то, что его родители давно отставили в сторону как не требующее доказательств.

На мой взгляд, существует три основных причины отхода подростков от церковной жизни (и множество мелких, так сказать, опциональных). Первая – хотя и не самая главная – это то, о чем я уже упоминала: желание во что бы то ни стало найти объяснение всему, что раньше принималось безо всяких объяснений. За без малого две тысячи лет существования христианства догматы, теологумены, просто мнения святых и не очень святых отцов, традиции, суеверия, противоречия сложились в такую пирамиду, что ее надо либо не принимать вообще, либо принимать полностью, либо – если позволяют знания и терпение – археологической кисточкой счищать налипший мусор.

Подросток чаще всего пытается «взять» проблему наскоком – как интеграл. «Почему в храме надо обязательно стоять и мучиться от боли в ногах и духоты?». «Почему я должен даже дома молиться по-церковно-славянски, да еще чужими словами?». «Почему в Ветхом Завете Бог так жесток, а в Новом – призывает к любви и прощению?». На подобные ответы можно дать сотни вполне правдоподобных философских ответов, но практически эти ответы сведутся все к тому же – «потому что». И в результате бунтарь-одиночка с мотором делает далеко идущий вывод: хватит с меня ваших выдумок, отныне у меня с Господом будут свои отношения, в которые будьте добры не вмешиваться.

Впрочем, далеко не все подростки до такой степени хотят разложить церковь по полочкам в поисках истины последней инстанции. К тому же эта проблема скорее внутреннего характера. Гораздо опаснее влияние извне. Для этого возраста характерно обостренное чувство справедливости (хотя и несколько одностороннее – свои проступки не замечаются или оправдываются, в отличие от аналогичных, но чужих). «Вы говорите одно, а делаете другое. Вы – лицемеры! Вы все одинаковы. Говорите про любовь, а сами орете, сплетничаете, завидуете. Говорите про воздержание, а сами пьете, курите и обжираетесь. А отец настоятель себе новую машину купил, между прочим. Не нужна мне такая церковь!».

Знакомая песня? Может, мы и правда лицемеры. А может, просто обычные слабые люди – грешим, каемся, боремся со своими пороками, снова срываемся. Но они в своем юношеском максимализме не хотят этого понимать.

А есть еще такая вещь, как среда. О взрослых «среда заела» мы обычно говорим с иронией – мол, взрослый человек должен сам за себя отвечать, а не на окружающих кивать. С подростком это не работает, он существо стадно-парадоксальное, хочет быть одновременно не таким, как все, но и не слишком выбиваться из толпы. А верующий – это всегда «белая ворона». В классе моей 16-летней дочери почти все носят крестики. Но в храме – изредка! – бывает с мамой только одна девочка. Подобная ситуация – еще и проверка того, насколько крепкие основы морали и церковной жизни были заложены в детстве.

Трудно спорить с тем, что стоящий на табуретке скорее свалится сам, чем втащит к себе стоящего на полу. О плюсах и минусах православных школ говорится много, но их несомненное преимущество в том, что в самый сложный период ребенок оказывается среди «своих».

Что переживают и о чем думают «благополучные» подростки, мы можем только догадываться. Религиозные переживания – не та вещь, которой делятся, даже с самыми близкими. А как быть с ребенком, который уперся рогом и сказал: «Все, хватит!»? В этот момент именно реакция и поведение старших во многом определяют его дальнейшую церковную жизнь. Как нащупать ту тоненькую ниточку, «царский» – срединный путь, чтобы еще больше не оттолкнуть ребенка от Церкви и в то же время не упустить возможность помощи? Здесь очень актуален врачебный принцип «не навреди».

Пятнадцатилетнего уже не возьмешь за руку и не поведешь в храм против его желания. Хотя некоторые все же пытаются – «Ради твоего блага!». Знаю одну маму, которая шантажом и угрозами заставляла сына ходить на службы, исповедоваться и причащаться, наказывала его принудительным чтением Псалтири и земными поклонами (хотя наказание молитвой, на мой взгляд, вообще за гранью разума). В результате, став взрослым, молодой человек хоть и не перестал верить в Бога, к церкви относится, мягко говоря, отрицательно.

Именно от этого предостерегал меня духовник, когда я сама столкнулась с подобной проблемой. Никакого насилия, сказал он в ответ на мои жалобы. Главное – сохранить веру и доверие к Церкви.

Наверно, универсального рецепта для лечения этой «детской болезни» не существует. Но одно мы можем точно – молиться за неразумное чадо, любить его и надеяться, что семена все же упали в благодатную почву – а значит, обязательно прорастут. Пусть даже через много лет…