московія хоче бачити нас рабами

Украину любят сравнивать с Израилем. Говорить о том, что украинцам – как когда-то и евреям – приходится строить государственность по соседству с сильным и мощным противником.

Но при всей привлекательности подобного сравнения – оно все же хромает.

Потому, что евреям, строившим Израиль в середине прошлого века, было даже в чем-то проще.

Им противостоял серьезный враг, не питавший к новому государству никаких сантиментов. Но именно поэтому было легче: противник был слишком иным, чтобы можно было заблуждаться на его счет. И на повестке стоял вопрос о физическом выживании, когда никаких компромиссов не предусматривалось.

Вся логика существования Израиля тех лет укладывалась в формулу премьер-министра страны Голды Меир: "Мы хотим жить. Наши соседи хотят видеть нас мертвыми. Это оставляет не слишком много пространства для компромисса".

Именно это отсутствие альтернативы создало реальность, когда у евреев просто не было выбора. Можно было победить, построить государство и сделать его эффективным.

Либо же проиграть и сгинуть.

Наверное, именно в этом и заключается ключевой водораздел между Украиной и Израилем. Просто потому, что сегодня Москва не ставит перед собой тех задач, которые ставили соседи официального Иерусалима.

Она не хочет стирать соседнее государство с лица земли или сбрасывать украинцев в Черное море. Его программа минимум – превратить Украину в свой протекторат, лишить субъектности и доказать несостоятельность. Программа максимум – чтобы украинцы объявили себя малоросами.

И в этом сценарии главный вопрос повестки дня – это не столько вопрос физического выживания украинского обывателя, сколько вопрос утраты идентичности. В том числе и ценностной.

А очень многие готовы этим легко пожертвовать. Потому что легко жертвовать тем, чего у тебя нет. Особенно когда есть иллюзия, что в случае поражения твоей страны – для тебя лично все останется по-прежнему.

Более того – абстрактный украинский обыватель может даже тешить себя иллюзией, что с ним лично ничего ужасающего не произойдет.

Что в случае капитуляции Украины в нынешней войне всего лишь установится перемирие на востоке, прекратятся волны мобилизации, а армейский бюджет вернется к довоенной скромности.

Что пойдут инвестиции, откроются российские рынки и возобновится экономическое партнерство. И под влиянием этих своих иллюзий украинский обыватель может устало отмахиваться от любых аргументов, настаивая на том, что "персональное" важнее "коллективного".

Проблема в том, что сторонники подобного подхода никак не возьмут в толк, что сейчас решается вопрос не только идентичности, языка и самоощущения.

На кону, в том числе, вопрос того самого экономического благополучия, которое этот самый обыватель привык ставить во главу угла. Потому что мы наблюдаем ни что иное, как битву Украины за право покинуть мир неэффективных сырьевых экономик и неповоротливых политических систем.

Россия могла притворяться эффективной лишь в условиях высоких цен на нефть.

Именно они были одной из двух "духовных скреп", связывавших страну воедино - второй остается ядерное оружие.

Именно эти две вещи удерживают российскую систему от критической центробежности. Но как только цены на нефть упали мы стали свидетелями того, как некогда привлекательная социальная реальность стала рассыпаться.

Потому что Россия может быть симпатичной только когда баррель стоит более ста долларов.

В нулевые можно было очаровываться российским социальным договором. Который предусматривал отказ россиян от политических свобод в обмен на экономическое благополучие.

Когда главным содержанием внутренней повестки была процентная ставка по кредитному автомобилю и продолжительность ипотеки – тем более, что растущие из года в год доходы позволяли это все покрывать. Но эта реальность закончилась в тот момент, когда цены на нефть рухнули более чем вдвое.

В этот момент выяснилось, что экономическое благополучие закончилось, а отказ от политических свобод – сохранился. Более того – власть в РФ объявила об одностороннем реформировании старого социального договора.

Теперь от политических прав и холодильника россиянам предложено отказаться во имя "государственного величия". Которое уже не удастся пощупать, съесть или положить на счет.

Причем это эфемерное приобретение шло в пакете с прежней неэффективностью политической модели.

Которая трактует любое сомнение как непозволительное инакомыслие.

Которое в патриотическом угаре готово принять любое безумное решение. Будь-то право спецслужб на тотальную прослушку или запрет на иностранные продукты.

Современная Россия превратилась в страну, граждане которой несут издержки, на которые не соглашались, но опротестовать которые не могут.

Именно потому, что пятнадцать лет назад добровольно согласились пожертвовать своим правом на "особое мнение".

То, за что сегодня сражается Украина – это не только право на идентичность, язык и собственную историю.

Это, в том числе, битва за переход к другим правилам игры. Рынок и конкуренция. Системы сдержек и противовесов. Государство для граждан, а не наоборот. Это битва не только с внешним агрессором, но и с внутренней неэффективностью, помноженной на коррупцию и корпоративные практики.

Эта битва будет долгой, процессы будут идти с переменным успехом, прогресс порой перемежаться откатами, но мы можем спорить о скорости движения, а не о векторе этого движения.

Альтернативы этому пути попросту нет. Failure is not an option.

Капитуляция перед Россией не будет означать размен идентичности на процветание. Проигрыш будет означать лишь уничтожение шанса на становление эффективной экономики.

Потому что российские протектораты не живут богаче метрополий. А современная РФ остается страной, вся внутренняя дискуссия которой сводится к вопросу "на ком экономить в первую очередь".

Победа России будет означать лишь то, что украинское будущее окажется перечеркнутым.

Любые окна социально-экономических реформ закроются.

 Любая попытка сделать государство для гражданина – потерпит поражение. У РФ нет денег, чтобы строить из покоренных стран витрины – и потому капитуляция Киева будет означать крах не только нынешнего поколения украинских граждан, но и следующего. Того самого, которому придется начинать все с нуля.

Именно поэтому Израилю было в чем-то даже проще. Потому что у них изначально не было иллюзий по поводу того, что ждет евреев в случае проигрыша в войне. И сравнивать опыт двух стран можно будет лишь тогда, когда таких иллюзий не останется у Украины и украинцев.

Павел Казарин, для УП