Логика принципа «Никаких переговоров с террористами»

Логика принципа «Никаких переговоров с террористами» проста и понятна. Идти на какие-либо уступки террористам — а уже сам факт переговоров с ними о чем-либо, кроме их сдачи, означает уступку и демонстрацию готовности к уступкам — значит поощрять дальнейший террор. Значит демонстрировать urbi et orbi (и самим террористам в первую очередь), что террор — это, таки да, работающий метод, с помощью которого можно достигать целей. Если и не всех, но хотя бы некоторых (а чтобы достичь большего, в следующий раз надо еще задрать планку, увеличивая масштаб террора и наглость требований, только и всего). Поэтому единственные переговоры с террористами, которые стоит вести — это «либо вы отпустите заложников, сложите оружие и пойдете под суд и в тюрьму, либо будете уничтожены». То есть даже лучшая для террористов альтернатива должна быть для них заведомо худшей, чем если бы террора не было вовсе. Всякий должен знать, что, вступая на путь террора, он заведомо не добьется цели (и даже не продвинется к ней), а наоборот — сделает лишь хуже себе и своим товарищам.

На практике, однако, эта максима постоянно нарушается. Переговоры с террористами ведут, и не только о сдаче (хотя, замечу, и случаев, когда правоохранителям таки удается убедить бандитов сдаться, немало). Логика тут тоже понятная: «главное — спасти заложников». С точки зрения сферического гуманизма в вакууме — а точнее, нежелания смотреть дальше собственного носа — действительно спасти невинных важнее, чем покарать виновных. Проблема в том, что виновные — и подобные им — в этом случае, как уже было сказано выше, не остановятся. И будут захватывать все новых невинных, добиваясь все новых побед зла. И, стало быть, такой гуманизм из торжества добра превращается в пособничество злу.

(Заметим в скобках, что, когда с террористами сталкивается Россия — не в качестве их спонсоров, а в качестве, как ни странно вспоминать об этом сейчас, их жертвы — то, какой бы путь она ни избрала, получается одинаково плохо. «Что ни делает дурак, все он делает не так.» Что Буденовск и Кизляр, где террористам дали уйти, что «Норд-Ост» и Беслан, где их уничтожили вместе с заложниками — воистину, «оба хуже». Даже если придерживаться официальной версии, а не той, что за последними двумя терактами стояла ФСБ, создававшая таким образом Путину повод для ликвидации независимого ТВ в первом случае и отмены выборов губернаторов во втором — что выглядит куда убедительней, особенно с учетом тотального уничтожения даже обезвреженных террористов, которых куда логичнее было бы взять живыми и допросить. Это куда больше походило на зачистку ненужных свидетелей мафией, чем на полицейскую операцию.)

В нормальных же странах переговоры с террористами чаще всего ведут вокруг требований типа «миллион долларов и самолет». То есть, во-первых, речь ни в коем случае не идет о легитимизации бандитов. Ни о какой амнистии, ни о какой возможности нагло поселиться и жить на награбленное прямо под носом у законных властей. Только об условиях для бегства без каких-либо гарантий на будущее. «Отпустите заложников, и мы согласны считать до десяти, пока вы бежите. Ну а дальше — кто не спрятался, мы не виноваты.» Во-вторых, террористы ни в коем случае не рассматриваются как полноценные партнеры по переговорам, в отношении которых необходимо соблюдать достигнутые договоренности. Наобещать им с три короба, лишь бы отпустили заложников, и обмануть — это в данном случае не просто нормально, а именно так и следует поступать. Террористы, конечно, об этом догадываются и будут требовать непомеченные купюры с идущими не подряд номерами и т.п. — а задача правоохранителей в том, чтобы, гарантируя им все это на словах, купюры таки пометить неизвестным им образом, номера переписать, самолет посадить на другой аэродром, где его уже ждет спецназ, и т.д. Т.е. ради спасения заложников задача уничтожения/наказания террористов усложняется — но никоим образом не отменяется вовсе.

Но, возразят на это, когда речь идет не о криминальном, а о политическом терроре (хотя нередко они идут рука об руку, и на Донбассе мы как раз имеем нагляднейший пример), возможны и более глубокие переговоры с обязывающими решениями и переводом процесса из вооруженного в политическое русло. Да, бывает и такое. В каких случаях?
Во-первых, если террористы набрали такую мощь, что победить их силой не представляется возможным. Если их поддерживает полстраны — или, по крайней мере, очень значительная ее часть. То есть если речь идет уже не просто о терроре, а о гражданской войне.
Во-вторых, если за террористами (мятежниками, повстанцами — называть их можно по-разному, суть в том, что они ведут вооруженную борьбу против законной власти) все же стоит некая правда, то есть в их требованиях есть резон. Если неприемлемы их методы, но не цели. Эта ситуация может сочетаться с первой, а может и не сочетаться (если боевиков поддерживает некое национальное, религиозное и т.п. меньшинство, уничтожить/задавить которое, в принципе, можно — сил для этого достаточно — но это будет противоречить понятию justice в обоих смыслах этого слова).
Само собой, также должно наличествовать твердое, и не на словах, а на деле, желание самих террористов/повстанцев/боевиков перейти от вооруженного к политическому решению конфликта.
Насколько все это применимо к ситуации на Донбассе? Совсем не применимо.
Прежде всего, в Украине нет никакой гражданской войны и никаких «сепаратистов». Есть некоторое количество русских совков (завезенных в Украину после Голодомора и войны и их потомков), мечтающих «вернуться взад» в СССР или во все более напоминающую СССР путинскую Россию — но никогда не мечтавших об образовании собственного независимого государства (что и является определяющим признаком сепаратизма), не боровшихся за это, не создавших собственной сколь-нибудь заметной политической организации с такой программой. Пока засланные из России диверсанты не рассказали им про «дыныры» и «лыныры», им и в голову ничего подобного не приходило. Партия криминального авторитета Гоблина в Крыму на последних легитимных выборах набрала, напомню, менее 4%. Ни в одном из украинских регионов, включая наиболее пророссийский Крым, они не образовывали большинства (в Крыму 58% русских, но лишь 41%, по последнему перед оккупацией опросу, хотели в Россию — причем, повторю, хотели пассивно; уверен, что если даже сейчас, при нынешнем накале антизападной пропаганды, где-нибудь в Вологодской области провести опрос «Хотите ли вы стать штатом США и получать американские пенсии, а язык учить не придется?» — желающих найдется как минимум не меньше). Все попытки России разжечь сепаратизм искусственно успеха не имели — повелись на них разве что немногочисленные кучки местных гопников, алкашей и наркоманов. Лелеемая Кремлем — а отнюдь не местным населением — идея «Новороссии» потерпела полный крах. В итоге вырвать из-под украинской власти удалось лишь те районы, куда вошли российские вооруженные оккупанты. Да и там у многих из тех, кто прежде был настроен пророссийски, а теперь хлебнул беспредела русских (и кавказских) бандитов, мозги встали на место. Достаточно посмотреть хоть на Славянск, хоть на Мариуполь.

Так что, еще раз, в Украине нет сепаратистов (не в смысле вообще ни одного, а как сколь-нибудь значимой и популярной политической силы), а есть российские оккупанты и местный криминальный сброд, которому они раздали оружие. И в этом смысле совершенно чудовищной была фраза Порошенко в его речи перед Конгрессом США (в остальном, по большей части — неплохой речи) о том, что он готов дать сепаратистам больше прав, чем кто-либо имел в истории украинской нации. Дать такой пас врагу — это я не знаю кем надо быть! Уж точно не президентом страны, чей долг и задача — отразить вражескую интервенцию. А теперь он договорился уже и до того, что «если они не хотят вывешивать над своими официальными учреждениями украинские флаги, пусть не вывешивают». Но при этом, конечно, «это не особый статус, а особый порядок самоуправления, и территориальная целостность Украины не страдает». Он вообще сам себя слышит? Наличие флага само по себе еще не гарантирует, что территория контролируется Украиной де факто — зато его демонстративное отсутствие гарантирует прямо противоположное!

Итак, никакой «своей правды» и массовой поддержки населения за «калорадскими народными республиками» не стоит — только иностранный агрессор. Можно ли сказать, что он настолько силен, что переговоры и уступки ему неизбежны? Нет, и это не так. И это не мое мнение — это мнение бойцов и командиров АТО. Никто из них не говорит «у Украины нет сил для дальнейшего сопротивления» (что было бы полным абсурдом — в очередной раз напомню, что в десятки раз меньшая и по населению, и по территории Чечня сопротивлялась России 10 лет, причем без всякой внешней поддержки — беззубые резолюции ПАСЕ не в счет). Говорят о бездарном командовании высшего звена, начиная с министра обороны Гелетея, о том, что большие потери техники, которыми теперь оправдывает свое миролюбие Порошенко, вызваны выставлением этой техники на простреливаемые из-за российской границы позиции в сочетании с идиотским запретом открывать ответный огонь, об отсутствии кадровых выводов и наказания (как минимум — отстранения!) виновных во всех этих провалах, об отсутствии согласованности в действиях разных структур (армии, МВД, СБУ) и единого командования (что вызвано, в свою очередь, отсутствием военного положения), о бардаке (возможно, и злонамеренном) со снабжением (когда оружие и техника есть, но до фронта не доходят или доходят с большим опозданием) и мобилизацией (когда при наличии множества добровольцев в армию призывают не их, а тех, кто не рвется туда идти) и т.п. (Хороший анализ проблем АТО можно прочитать, к примеру, здесь). Вот чем следовало бы заниматься президенту и верховному главнокомандующему (не каждым фактом лично, конечно, а созданием системы, которая решала бы эти проблемы, и в первую очередь чисткой генералитета и введением военного положения) — а не договариваться с агрессором о как бы временной как бы несдаче оккупированных районов!

Украинским силам после подлого российского удара в конце августа (в результате которого, кстати, российские потери все равно значительно больше украинских) нужна передышка и обмен пленными, это несомненно. Но как эта передышка используется? Как решаются упомянутые проблемы, кто ответил за потери под Иловайском и в секторе Д? И главное — если ради этого и имеет смысл, сжав зубы, терпеть постоянно нарушаемое Россией и ее марионетками «перемирие» (за две недели с 5 сентября украинцев обстреливали около полутысячи раз!), то уж никак не следовало принимать законы, позволяющие России разыграть на Донбассе абхазско-приднестровский сценарий. То, что эти законы были приняты трусливым тайным голосованием при погашенном табло, лишний раз показывает, чего стоят все бодряческие заявления, что-де эти законы не означают никакой сдачи и вообще их в любой момент можно отменить. «Нет ничего более постоянного, чем нечто временное» — особенно когда имеешь дело со столь наглым и подлым агрессором, который, совершенно очевидно, не остановится.

Вот ведь что поразительно — все всё понимают! И Порошенко, и, наконец-то, уже западные политики открыто говорят — нет, мы не верим, что Путин будет выполнять соглашения. Собственно, он их и не выполняет, и никогда не выполнял. Поэтому все замечательные пункты о выводе российских войск и наемников, установлении контроля над границей, освобождении всех заложников и т.д. — это пустое сотрясение эфира. А вот расширение территории, подконтрольной боевикам, за время «перемирия»- это, к сожалению, реальность, как и новые жертвы среди украинских военных и мирных жителей.

Более того, договариваться в данном случае вообще не с кем. Это даже не Арафат, который тоже был кровавым и лживым подонком, но который, по крайней мере, выступал от своего имени и не делал вид, что не имеет никакого отношения к ООП. А Путин сейчас на голубом глазу заявляет, что его войск в Украине нет, а лугандонские боевики ему не подчиняются; последние же, в свою очередь, говорят, что плевать хотели на любые законы Украины. Ну и? Уж если Россия с такой легкостью попрала все нормы международного права и собственные обязательства, принятые на высшем уровне, что ей какая-то закорючка, поставленная послом Зурабовым? Кто-то всерьез верит, что эта закорючка остановит танки и установки залпового огня, когда в Кремле решат, что пора идти дальше?

И тем не менее, понимая все это — Путину, не юридически, но фактически, сдают территории с двухмиллионным населением (сотни тысяч, правда, уже стали беженцами) — если там даже формально не будет украинских флагов, что это, как не сдача?! — да еще называют это прогрессом.

За свое недолгое президентство Порошенко сделал уже достаточно серьезных ошибок. Что хуже всего, он в них упорствует. Некоторые из этих ошибок имеют имена, фамилии и должности. Но главная его ошибка, самая недопустимая для лидера страны, на которую напал подлый и безжалостный враг — это то, что своей целью он провозгласил мир. В то время, как целью воюющей страны должна быть победа. Как сказал в своей великой речи победитель Советского Союза Рональд Рейган, есть лишь один гарантированный способ получить мир, причем прямо сейчас — это капитулировать. Любые попытки умиротворения врага приведут к новым и новым отступлениям и в конечном счете — к финальному ультиматуму о капитуляции. И тогда отвергать его будет уже поздно, ибо нация, постоянно уступавшая ради мира, окажется куда слабее и экономически, и морально. Выбор стоит не между войной и миром, а между сопротивлением и сдачей.

Все разговоры о том, что выиграть можно мирным путем или, тем более, только мирным путем — это чушь собачья, когда противником является Россия. Последним, кто совершил эту роковую ошибку, был Саакашвили — к сожалению, при всем своем уме и таланте, недооценивший подлость своего врага. Он пытался делать то же, что сейчас провозглашает Порошенко — мирным путем реинтегрировать Южную Осетию. Строил вблизи границы больницы, которые могли свободно посещать жители Южной Осетии (на своей территории жившие практически как в беднейших странах Африки), поддерживал работу альтернативного осетинского правительства, которое признавали в населенных грузинами селах, и т.п. Когда эта политика начала приносить плоды, Кокойты сперва закрыл границу со своей стороны, а затем Россия развязала войну, в которой роль детонатора сыграли российские «миротворцы». А до этого, при Шеварнадзе, Грузия еще более страшно умылась кровью российского «миролюбия», согласившись на русское «миротворчество» и «гуманитарные конвои» (поставившие оружие боевикам) в Абхазии (кстати, свою карьеру военного преступника Шойгу начал как раз тогда).

Россия — это даже не просто агрессор, для которого существуют хоть какие-то правила (даже такие условные, какие были у нацистской Германии, все же не опускавшейся до стрельбы из-под белого флага или красного креста или убийства своих с целью свалить это на противника). Россия — это, говорил и повторяю, Абсолютное Зло, для которого нет никаких — никаких! — моральных и юридических ограничений. Любые переговоры с этим злом или его марионетками — даже с целью оттянуть время — не имеют особого смысла, ибо оно нанесет новый удар в любой момент, как только захочет, отбросив любые бумажки. Если сейчас это зло пошло на переговоры, то не потому, что вдруг прониклось порошенковской жаждой мира, а лишь потому, что, во-первых, за считанные недели понесло потери, сопоставимые со второй чеченской войной, а во-вторых, наконец начало чувствовать на себе западные санкции. И даже при этом, повторюсь, оно взятые на себя обязательства не соблюдает. Это чудовище понимает только силу и ничего кроме.

Хочется верить, что Порошенко все это понимает, и все его миротворчество — это пускание пыли в глаза злодеям, а на самом деле украинская армия через некоторое время покончит с Лугандоном в ходе столь же молниеносной и блестящей операцией «Буря», какой в свое время хорваты покончили с сербскими оккупантами. Но если нет — тогда лучше Порошенко вернуться из кресла главнокомандующего на свою шоколадную фабрику, и поскорее.

Юрий Нестеренко