Чанышев А.Н Победа христианства Ариане и афанасьевцы

Чанышев А.Н Борьба христианского и языческого мировоззрений в IV в Победа христианства Ариане и афанасьевцы

Однако диоклетиановы гонения на христиан были если не последними, то предпоследними. У самого Ди¬оклетиана и жена, и дочь приняли христианскую веру. Христианизация Римской империи была исторической необходимостью. Империи нужна была универсальная абсолютная религия, которая могла бы сплотить все ее столь различные народы. Империи нужна была и сверхклассовая религия, которая могла бы смягчить про¬пасть между свободными и рабами, ту пропасть, в кото¬рую в конце концов и упала империя. Такой абсолютной религией и было христианство с его проповедью, что перед Богом все равны: и варвары, и эллины, и рабы, и свободные. Империя нуждалась в такой религии и в такой церкви. Ей нужна была иллюзия равенства. Импе¬ратор нуждался не только в военно-бюрократическом аппарате. Он нуждался и в идеологической силе. Культ императора оказался неэффективным. Христианство же давало новую систему ценностей, новую единую для всех народов и классов систему страха и на¬дежды.

Диоклетиан и соправитель Максимиан догово¬рились между собой, что когда они оба одновременно откажутся от власти, то их места автоматически займут «цезари», которые станут «августами». Однако когда они оба 1 мая 305 г. отреклись, то начались беспорядки. Сменившие «августов» «цезари» Констанций Хлор и Га-лерий вскоре умерли. Итак, империя сразу лишилась обоих новоявленных «августов». Умершего Галерия сменил его соправитель, «цезарь» Лициний. Но западно¬му «цезарю», бывшему соправителю Констанция Хлора, не повезло. Восставшие западные легионы провозгласи¬ли «августом» сына Констанция Хлора Константина. Лициний признал Константина в качестве западного «августа». Однако Константину пришлось выдержать войну с неожиданно вернувшимся к политической жизни Максимианом и его сыном Максенцием. Константин разбивает войско и Максенция в сражении под Римом в 312 г.

Победа христианства. Согласно легенде, перед сра¬жением будущий победитель видит на небе знамение – крест, на котором было написано по-гречески: «туто ника», т. е. «сим победиши».

Новые «августы» Константин и Лициний резко изме¬няют политику государства по отношению к христиан¬ской религии и церкви. Эпоха гонений на христианство заканчивается. Согласно Медиоланскому (Миланско¬му) эдикту (313 г.), христиане получают право свобод¬ного исповедания своей религии (впрочем, свободное отправление богослужений было разрешено христианам в восточной половине империи еще «августом» Галерием, предшественником Лициния). Но христианство все еще не стало государственной религией. Оно было всего лишь уравнено в правах с продолжавшей оставаться государственной языческой религией с ее культом импе¬ратора. Однако прохристианские реформы продолжа¬лись. Эдикт от 315 г. гарантировал свободу молитвенных собраний христиан. Их было запрещено привлекать к военной службе. Но христианство — все еще не госу¬дарственная религия.

Ситуация меняется в 324 г., когда Константин в борьбе за власть разгромил своего соправителя Лици¬ния, затем умерщвленного, и стал единоличным прави¬телем громадной империи, восстановив единоначалие и вернув империю от политического дуализма к полити¬ческому монизму. Вот тогда-то христианство и получает приоритет над язычеством. Последнее не запрещается, но уже ему, а не христианству разрешается существо¬вать. В 324 г. в «Эдикте о-веротерпимости» Константин провозглашает: «Чтобы сохранить ненарушимый мир в народе, я объявляю, что все, кто еще остается в за¬блуждении язычества, могут пользоваться таким же спокойствием, как и верующие (т. е. христиане.— А. Ч.). Пусть те, кто уклоняется от послушания богу, сохраня¬ют свои храмы, посвященные лжи, если они этого хотят». Итак, язычники отныне не «верующие» (в Хри¬ста), а лица, находящиеся в заблуждении. Язычество уже только-только терпят. В разрешении на его суще-ствование таится угроза. Да, эпоха гонений на христиан сменяется эпохой гонений христиан на античную культу¬ру!

В остальном Константин продолжал политику Ди¬оклетиана. Хотя тетрархия (два «августа» и два «цезаря») была упразднена, деление империи на четыре части осталось, но это были уже четыре префектуры, управля¬емые непосредственно подчиненными монарху префек¬тами претория. В консистории (государственном сове¬те) император имел право решающего голоса, члены этого совета стояли, а император сидел. При Константи¬не происходит дальнейший упадок городов. Центр жиз¬ни все более перемещается в деревню, в поместья. Происходит упадок торговли, денежного обращения и рост натурального продуктообмена. При Константине и звания, и должности стали наследственными. Место и обязанности каждого человека были строго определе¬ны законом. Происходит закрепление населения по месту приписки. Это относилось и к ремесленникам, и к колонам, и даже к членам городской курии (куриаам). Последние были закреплены в своей должности навечно и несли материальную ответственность за сбор налогов. Ремесленники были прикреплены к своим кол¬легиям, в случае побега их клеймили каленым железом, их дочери стали выдаваться замуж только внутри колле¬гии. Было запрещено покидать свои участки и колонам. Был издан эдикт о вечном прикреплении колонов к их земле. Вместе с тем смягчилось отношение к подоро¬жавшим (вследствие невозможности вести далее завое¬вательные войны) рабам. Господа были лишены права самолично казнить своих рабов. Было запрещено при продаже рабов разбивать семьи. Посаженных на землю рабов разрешалось продавать только с землей. Был узаконен отпуск рабов на волю.

При Константине происходит очередное «падение» Рима. Если при Диоклетиане Рим, хотя он и не был уже резиденцией ни «августов», ни «цезарей», все же номи¬нально оставался столицей, то Константин переносит общую столицу всей империи далеко на восток, на гра¬ницу между Европой и Азией, на Боспор, в Византии, переименованный в Константинополь и заново роскош¬но отстроенный. Новую столицу освящали и языческие, и христианские жрецы. В ней воздвигаются и христиан¬ские, и языческие храмы.

Отныне император опирается на армию, бюрократию и церковь, на вселенскую (католическую) церковь всей империи.

Это была уже не та церковь, какой она была при возникновении христианства. Богатая церковь победила бедную, епископская — апостольскую. Новая цер¬ковь — церковь-собственница. Она владеет имуще¬ством, землей, рабами (церковные рабы). Она обю¬рокрачивается. Она иерархична («иерархия» — «лестница власти»). В основании церкви лежат церков¬ные общины, организующие рядовых верующих. Общи¬ны возглавляют пресвитеры. Над пресвитерами стоят рядовые епископы с епархиями, а над епископами — архиепископы и митрополиты, а над ними далее — патриархи (римский, александрийский, константино¬польский, антиохийский, иерусалимский). Римский и александрийский патриархи титулуются «папами».

Не все христиане были согласны с такими порядками в церкви, возникшей как община униженных и оскор¬бленных. В Северной Африке началось движение дона-тистов. Начинаются ереси и расколы.

Ариане и афанасьевцы. Новая иерархия оказалась и сама расколотой по вопросам веры. На первое место вышел вопрос о том, как следует понимать главное в христианской догматике — догмат Троицы. Здесь столкнулись два александрийца: епископ Афанасий (ок. 295—373 гг.) и пресвитер Арий. Последний учил, что бог-отец и бог-сын не равны, не едины по своей сущности, что Христос не «единосущен» с богом-отцом, а лишь «подобносущен» ему и что Христос не существо¬вал извечно, он творение бога-отца. Так же и святой дух — третье «лицо» Троицы — не извечен, он, как и Христос, был сотворен, но не богом-отцом, а богом-сыном — Христом.

Все это напоминало неоплатонизм с его «троицей»: единым, космическим умом и космической душой, которые последовательно друг за другом происходили от единого. Арианский бог-отец соответствовал едино¬му, бог-дух — космической душе, а бог-сын — не столь¬ко космическому разуму, сколько логосу, который в не¬оплатонизме был посредником между космической ду¬шой и космосом. Так что прямой аналогии между учением Плотина и учением Ария нет, но идея о том, что низшее происходит из высшего, а то из еще более вы¬сшего, которое безначально, присутствует и у Плотина, и у Ария.

Афанасий же учил, что бог-сын существует извечно, а не сотворен богом-отцом, что он не «подобносущен», а «единосущен» с богом-отцом. Так как по-древнегрече¬ски «единосущий» звучит как «хомоусиос» (оцооиоюс), а «подобносущий» как «хомойусиос» (6цоюЪ010$) О-чк что эти два слова отличались только тем, что во втором в середине была буква «йота», а в первом слове ее не было), то отсюда и возникло выражение «ни на йоту не отступать». Ариане не хотели уступать «йоту», афанась¬евцы не хотели ее принимать.

Со святым духом дело обстояло сложнее. Не случай¬но, что позднее православие и католичество разделило «филиокве» — православные считают, что святой дух происходит только от бога-отца, тогда ,как католики думают, что он происходит и от бога-отца и от бога-сына (а так как на латинском языке «и сына» звучит как «Ш^о^ие», то и говорят о «филиокве»).

Императора Константина обеспокоили эти споры. Он искал в христианстве опору, видел его преимущество в единстве, но оказалось, что это единство мнимое, что

само христианство раскололось на враждебные партии. Константин стремится восстановить единство церкви. Для примирения христиан и для выработки новой еди¬ной догматической платформы Константин созывает в 325 г. н. э. в малоазийском городе Никее на съезд всех христианских епископов Востока и Запада.

Никея (ныне турецкий городок Изник) некогда (и в древности, и в средние века до турецкого его завое¬вания) была богатым и цветущим городом (турки разрушили ее лучшие здания, а церкви обратили в мина¬реты). Свое название этот город получил от диадоха Лисимаха, который назвал его в честь своей жены Никеи.

На этом съезде, который вошел в историю как Никейский собор, председательствовал император Кон¬стантин (хотя к этому времени он сам еще не принял христианства и не крестился). Константин поддерживал афанасьевцев. Поэтому победа Афанасия и поражение Ария были не случайны. Арий был проклят и сослан, арианство объявлено ересью. На Никейском соборе был выработан Никейский символ веры («символ» от древ-негреч. «симболон» — «знак»), или Никейское кредо (от лат. «кредо» — «верую»). Однако борьба между афанасьевцами и арианами не прекратилась. И в конце концов чаша весов склонилась в пользу Ария. Его воз¬вратили из ссылки, отправив туда на этот раз Афанасия. Сам император Константин принял перед смертью христианство, крестил его проарианский епископ. Пре¬емник Константина император Констанций также был арианином.

Между арианами и афанасьевцами существовали промежуточные партии. К ним принадлежал Евсевий Кесарийский, или Памфил (263—340). Будучи родом из Палестины, он учился в Иерусалиме и в Антиохии. Как участник Никейского собора, он в своем проекте симво¬ла веры уклонился от прямого осуждения арианства. Его сочинения: «Приготовление к Евангелию» и «Цер¬ковная история» (доведена до 324 г., т. е. до Никейского собора). «Церковная история» (или «Хроника») изве¬стна в пересказе Иеронима. Правда, в 1792 г. был найден ее армянский перевод.

Константин в своем завещании разделил империю между своими сыновьями, из которых вышеупомянутый Констанций, истребив своих братьев, стал единоличным императором (351—360 гг. правления).

Юлиан. Ему наследует случайно уцелевший от побо¬ища его двоюродный брат Флавий Клавдий Юлиан (331—363 гг.), который вошел в историю как «Юлиан-отступник», поскольку он отступил от христианства и попытался вернуть языческой религии и культуре монополию. Несмотря на победу христианства, языче¬ская культура в IV в. была еще сильна. Она имела выдающихся представителей.

Историк Аммиан Марцеллин (330—400 гг.) написал историю Римской империи за 282 года (с 96 по 378 гг.) в тридцати одной книге, из которых сохранилось во¬семнадцать книг, в которых рассказывается о событиях с 353 по 378 г. Знаменитый ритор Гимерий (315— 386 гг.) в своей полемической борьбе с христианами восхвалял героическое прошлое античного мира. Его одногодок ритор Либаний (315—393) стремился ожи¬вить античную религию. Нравственному идеалу христи¬ан — идеалу покорности, терпения и смирения он проти¬вопоставлял греко-римскую гражданскую героическую добродетель. Либаний был вдохновителем Юлиана и его «отступничестве».

Ритор и философ Фемистий (317—388 гг.) стремился противопоставить христианскому мировоззрению древ¬негреческую философию, которую он популяризировал. Известны его переложения (парафразы) Аристотеля. Фемистий отстаивал духовную свободу, не отделимую от свободы дискуссии, от плюрализма мнений и точек зрения, от разногласий. Обращаясь к одному из римских императоров, Фемистий писал, что приходит в упадок все то, что не затронуто человеческими страстями и спорами, что своей высотой и изяществом искусства обяза¬ны именно расхождениям во вкусах художников, их состязательности. В отличие от скептиков, которые из факта разномыслия философов делали вывод о несосто¬ятельности философии, Фемистий видит именно в раз¬ногласиях философов причину расцвета философской мысли. «Да и сама философия, мать всех достохвальных художеств, возникнув почти что из ничего, разве не благодаря разногласиям ученейших людей так разви¬лась, что нечего, кажется, прибавить к ее совершен¬ству?» — задает философствующий ритор свой ритори¬ческий вопрос. Общий вывод таков: «Вообще дело обстоит так: соревнование между людьми и споры уси¬ливают их трудолюбие и разжигают рвение. Напротив, вялость и душевную косность приносит привычка соглашаться во всем и ни по какому поводу не приходить в столкновение с противоположными взглядами» '.

Став императором, ученик Либания Юлиан отрекся от христианства. При нем происходит последнее в Рим¬ской империи гонение на христиан. Юлиан выступает против христианства и политически, и публицистически. Как политик, Юлиан лишает христианскую церковь государственных дотаций. Христианам запрещается преподавать в школах, занимать высшие посты в армии. Юлиан пытался реформировать языческую религию, которая пришла в полный упадок. Языческие храмы опустели и обеднели. Когда Юлиан в своем путешествии в Антиохию посетил город Дафну с его некогда знамени¬тым храмом Аполлона, то оказалось, что храм пуст, а его жрец нищ. Не из чего было принести жертвоприно¬шение богам по случаю посещения храма императором. Жрецу для такого неожиданного торжества пришлось заколоть своего собственного гуся. Юлиан пытается объединить языческое жречество, ввести в него иерархи¬ческую структуру, создать языческое монашество, ввести обычай раскаяния, практику благотворительно¬сти, нравственно усовершенствовать жречество. В од¬ном из своих писем к высокопоставленному жрецу император писал: «...убеждай каждого жреца, чтобы он не посещал театра, не пил в харчевне и не занимался каким-либо искусством или ремеслом, пользующимся дурной славой» .

Как писатель, Юлиан — автор гимна в честь Солнца («К царю Солнцу»), наивной попытки введения вос¬точного культа Солнца в Римской христианизированной империи.

В своем сочинении «Против христиан» Юлиан крити¬чески относится не только к христианам, но и к языче¬ской мифологии. И эллины сочиняли небылицы о богах, когда Крон якобы поглотил своих детей, а затем их изверг, когда Зевс сочетался с собственной матерью и с дочерью от своей матери (имеется в виду орфический мотив), однако иудейско-христианская мифология, ут-верждает Юлиан, еще более нелепа и безнравственна. Иудейский бог не ведает, что творит. Он творит Еву как жену и помощницу Адаму, но та ни в чем Адаму не помогла, а, напротив, обманула Адама и стала причиной изгнания того из рая. Иегова вспыльчив, гневлив и за¬вистлив. Своему созданию — человеку — Иегова отка¬зывает в познании добра и зла. Но «может ли быть что-либо неразумнее человека, не умеющего различить добро и зло?» — спрашивает Юлиан. Ведь ясно, что не зная, что такое добро и что такое зло, человек не сможет избежать зла и не будет стремиться к добру! Таким образом, делает вывод Юлиан в своем сочинении «Про¬тив христиан», «не знать, что созданная как помощница станет причиной гибели, и запретить познание добра и зла, каковое, по моему мнению, есть величайшее до¬стояние человеческого разума, да еще завистливо опа¬саться, как бы человек не вкусил от древа жизни, и из смертного не стал бессмертным,— все это присуще лишь недоброжелателю и завистнику» '.

Таково отношение Юлиана к иудаистской части христианства. Что же касается собственно христианских мифов, то Юлиан видит в образе Христа как человекобога обожествление человека, но, возражает император, никакой бог не может быть человеком и никакой человек не может быть богом.