Знал бы карму — жил бы в Сочи.

© М.Успенский.

Мы все, за редким исключением в лице счастливых имбецилов, строим планы и как-то прогнозируем свои действия, стараясь увязать их с наглой энтропией окружающей реальности. Немножечко портят жизнь милитаристские планы сверхдержав и тревога за судьбу беспризорного отечества, да и с концом света тоже одно расстройство. Ну, посудите сами: даже если дата известна, то каков будет сценарий? Амба всем и сразу, или просто воздух и вода по талонам на десять лет, на фоне новых бандитов-беспредельников? Можно ли брать кредит, чтобы потом не отдавать? Покупать ли коттедж на Алтае, или же сразу два квадратных метра на престижном кладбище и гроб с кондиционером? Вопросы, вопросы... Впрочем, некоторые стараются предусмотреть сразу всё - даром, что наши пациенты!

 

Июль в этом году выдался таким жарким и солнечным, что мы, немного успевшие забыть прошлое лето, да и вообще то, каким оно должно быть, как-то растерялись. В некоторых наиболее смелых и радикально мыслящих головах даже мелькнула мысль: выкопать объединёнными усилиями докторов, пациентов и отловленных на медкомиссии экскаваторщиков большой плавательный бассейн, заказать медперсоналу белые форменные плавки и купальники с красными крестами и перенести амбулаторный приём в ту среду, где, по слухам, всё и зародилось.

Мыслящие более трезво и рассудительно попросили всё же не спешить, ибо, несмотря на преобладание в общей росто-весовой линейке вполне совместимых с жизнью, рассудком и чувством прекрасного экземпляров, есть и исключения. Так вот, этими исключениями вполне можно деморализовать ударный отряд боевиков. А если натянуть на эти формы белое, да ещё и с красным крестом, то санитарные потери составят восемьдесят процентов. Стринги добьют остальные двадцать.

Словом, приходится по старинке обходиться вентиляторами и сквозняками, и почаще бегать к начальству с каверзными вопросами — у начальства в кабинете кондиционер, как у настоящих белых людей.

В один из таких дней ко мне на приём пришёл Сергей (назовём его так). Серёжа наблюдается в диспансере лет десять, и за это время чётко усвоил связь между регулярным приёмом лекарств и редкостью госпитализаций. В этот раз всё было как обычно: человек пришёл показаться, рассказать, как дела, как самочувствие, выписать бесплатные лекарства на месяц и сделать ежемесячный укол. Мы немного побеседовали — Сергей вообще, кроме родителей и доктора, ни с кем старается больше не общаться — и он уже собрался уходить, но тут я вспомнил, что давно хотел задать ему один вопрос.

Дело в том, что внешность у парня довольно запоминающаяся: копна густющих жёстких тёмных волос, окладистая чёрная, чуть курчавая борода — словом, на его фоне латиноамериканские гуэрильяс жидко ходят и мелко плавают. Добавьте сюда чёрные брюки и тёмную рубашку с длинным рукавом и застёгнутым наглухо воротом — и тот же вопрос родится у вас сам собой.

• Сергей, тебе не жарко так ходить?

• Жарко, Максим Иванович, особенно весь этот месяц. Дачи у нас нет, а квартира так сильно нагрелась, что просто нечем дышать.

• Наверное, окна все нараспашку...

• Вы что? - на меня смотрят непонимающе, даже с оттенком суеверного ужаса — Как можно?

• Так ты что — даже на ночь окна закрываешь?

• Особенно на ночь, доктор, особенно на ночь!

• Почему, Серёжа?

• А ВДРУГ УДАРИТ ЗВЕРСКИЙ МОРОЗ??? (Максим Иванович Малявин. Россия)

Новый год, праздничный стол. Со стола медленно падает вилка. Отец семейства, опрокидывая стол, ловит вилку в сантиметре от пола.
- Фу, слава Богу, больше никаких гостей не будет.
И тут в комнату входит дочка и говорит: -
Папа, папа! Тетя Соня в лифте застряла.

Так уж получается, что самый свободный от предрассудков и стереотипов, непредвзятый и открыто глядящий на мир человек — это идиот. По той простой причине, что ни предрассудки, ни стереотипы (рефлексы на уровне павловских не в счёт) в его голове просто не удержатся, да и элементарное мнение о чём-либо ему будет затруднительно сформировать, не говоря уже о предвзятом. Все же прочие, включая дебилов, гениев и нас с вами, находящимися где-то между, пребываем в той или иной степени несвободы. Нет? А бабка с бельмом на глазу и пустыми вёдрами, аккурат перед поездкой на рыбалку? О чёрных кошках, сборах на экзамен и о присесть на дорожку тоже не вспоминать? А уж пословицы с поговорками — вообще засада.

 

Видимо, Олег (пусть его будут звать так) как раз в такую западню и угодил, когда решил, что, раз уж доктора нашли у него шизофрению, то алкоголизм ему точно не грозит. Логика? Железная, если исходить из устного народного творчества. Ну, вы сами в курсе — про два снаряда и одну воронку, про двум смертям не бывать — одной не миновать, про того, кому суждено сгореть и кто по этой причине точно не утонет.

Вот и стал он запивать лекарства то пивком, то водочкой — глядя по настроению и состоянию финансов. Красота: родители в другом городе, жена — только ещё в проекте, причём даже до кастинга ещё дело не дошло, так что добавлять сердитый шипёж в шампанское по-домашнему категорически некому. Доктор? Так к нему на приём раз в месяц, можно сделать усилие над собой и прийти трезвым и даже без перегара и щетины. Опять же, потом будет повод выпить — за медицину.

И ведь вот что интересно: раньше, до периода лечебного алкоголизма, голос в голове всё про мировые заговоры плёл, про спецслужбы, про прослушку, проглядку и зомбопередатчики. На них-то Олег пару раз и спалился: уж больно соседи по лестничной клетке ему вялыми да неживыми тогда стали казаться. Он так разок одному из них и заявил — мол, с зомбями пить — самому потом зомбёнком быть, и вообще кыш с порога, нежить подзаборная! Чем спровоцировал у вознегодовавшей нежити акт творческого сквернословия и попытку придушить прыткого гадёныша. Разнимал их уже участковый, который явно был с диаспорой зомби в преступном сговоре, поскольку наотрез отказался соседа повторно упокаивать, а самого Олега чуть было не упёк в обезьянник, но, выслушав его рассказ с большим вниманием, чуть поменялся в лице и вызвал на подмогу спецбригаду.

Теперь же всё обстояло намного проще: чекалдыкнул стопочку — и можно с голосом в голове вести задушевную беседу. А иногда и вовсе послать его куда подальше и нарезаться до состояния заспиртованного хрюкозавра. Причём, в пичку этому самому голосу, с соседом-зомби: тот, даром что кадавр неупокоенный, а тосты заворачивает, аж за душу берёт! Да и собеседник из него просто отменный, сразу видно — при жизни получил высшее образование. Так и летели дни, пока не припекло Олегу съездить к родителям. У них особо не попьёшь, потому пришла в Большие Бодуны великая жажда. Аж на четыре дня. Все эти дни Олег не находил себе места: бог с ним, с похмельем — дело не в нём, что-то было не так вообще. И эта тревога, и сжимающая сердце тоска, и ощущение липкой, но очень тонкой паутины на лице... Даже голос в голове притих, только изредка напоминая о себе невнятным бурчанием.

Погостив у родителей, Олег вернулся и первым делом пополнил запасы горючего в доме. Правда, выпить так и не успел. Вечерняя тишина была нарушена голосами. Правда, звучали они не в голове Олега, а за окном, за стенами, из-под пола и откуда-то с потолка. «Объект вижу, берём, как только скомандуете» «Не уйдёт, козлина прыткая, мы его держим на мушке!» «Мне, мне тоже стрельнуть дайте!» «Не стрелять, сначала пытки! Я первый, господа!» «Что за ёперный театр?!» - шёпотом спросил Олег то ли самого себя, то ли голос в голове. Тот охотно откликнулся и с долей злорадства пояснил — мол, за тобой пришли, дорогой. Сейчас, должно быть, будут убивать. Причём долго. «Кто? За что?» - взвыл Олег и метнулся в ванную, по дороге цапнув со стола сотовый телефон. «Тебе перечислить поимённо?» - уточнил голос. Далее последовал список потенциальных убийц. «А вот за что... Долго, но я постараюсь. Помнишь, в садике...»

К моменту приезда экипажа барбухайки, собственноручно вызванной Олегом, голос уже заканчивал перечислять школьные грехи и вспомнил незаслуженно забытую школьную любовь, которая, кстати, тоже была в команде киллеров и претендовала на целебную кастрацию. Стоит ли говорить, что санитаров в этом доме встретили как родных?

Доктор, выслушав историю Олега с самого начала, сказал, что тоже знает и уважает русские пословицы и поговорки. А одна из них так и вовсе просится на язык. Семь бед — один ответ. И он даже знает, в каком отделении его искать. (Максим Иванович Малявин. Россия)

 Наверное, оно так не случайно задумано уважаемым мирозданием, чтобы все идеальные вещи и качества в этом мире встречались исключительно отлитыми в бронзе, высеченными в граните и мраморе. Иридий с платиной тоже сойдут. С гармоничным сочетанием человеческих качеств и добродетелей дела обстоят не менее кудряво: то интеллекта недовес, то доброту зажали, то с хитрым устройством афедрона переборщили, то мудрости...впрочем когда и кому её вдоволь отвешивали? И ещё чувство меры. Оно вообще у человечества в хроническом дефиците. Именно поэтому принцип «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям» воплотим на практике только в пределах кладбища, а такая простая и понятная вещь, как десять заповедей требует кучу комментариев, вроде уголовно-процессуального и административного кодексов.

 

Ольга (назовём её так) болеет уже лет пятнадцать. Обострения у неё случаются нечасто, от силы раз в два-три года. Обычно это голос в голове, который с недельку-другую жужжит под руку, нудно комментируя каждый поступок и жест, а потом смелеет, наглеет и начинает пытаться командовать. Правда, тоже нудно и монотонно, не столько командовать, сколько зудеть: маму убей, убей маму, прикончи эту стерву, сколько крови выпила, ну, давай уже её заколбасим, убейубейубейУБЕЙ!!! Как пошли восклицательные знаки — всё, пора вызывать скорую, поскольку этот сволочной голос уже ничего толком не даст сделать, даже ночью будет доставать.

Доктора, зная маму Ольги, испытывают к голосу в её голове двойственное отношение. С одной стороны, императивная галлюцинация есть зло, показание к неотложной госпитализации и мастдай. С другой стороны...

Ольге за тридцать. Миловидна, всегда аккуратно одета, скромна и вежлива. Не замужем. Просто не было ни единого шанса. С самого начала болезни мама, и так грешившая излишней опекой, решила, что это ей за то, что НЕ УСЛЕДИЛА и ПРОМОРГАЛА, и удвоила усилия. По её железобетонному убеждению, идеальный муж — мужик без девайса, но работящий. А дети... Какие дети? Ей одной Оленьки за глаза хватает, а все эти бессмысленные телодвижения с осложнениями в виде беременности, все эти памперсы-пелёнки и бессонные ночи — как можно! Ребёнок и так тяжелобольной на оба полушария!

Как назло, мужики все попадались с девайсом и — о ужас! - собственным мнением насчёт анатомо-географических областей, куда должны срочно отправляться и где впоследствии безвылазно пребывать такие тёщи. А Оля была девочкой послушной. В общем, не сложилось.

Решив, что контроля много не бывает, мама на мужиках не остановилась и стала требовать от дочери отчёта о каждом проведённом дне (в письменной форме, в виде дневника) и о потраченной пенсии (в отдельной тетрадке, чеки прилагаются). Финансовая отчётность маму интересовала особо, поскольку дочерняя забота, по одному из многих её железобетонных убеждений, должна была иметь материальное подкрепление, причём постоянно растущее.

Так вот, любая попытка Ольги взбрыкнуть и сказать слово поперёк заканчивалась тем, что маман хватала непокорное дитё в охапку и мелкой рысью скакала в дурдом — дескать, у малютки обострение, срочно спасайте ребёнка. Получив обоснованный отказ, она громко рыдала, оглашала список смертных прегрешений, в кои впал их участковый психиатр, и предпринимала слёзный ход по инстанциям. В основном, что радовало, без репрессивных оргвыводов.

Вот и этот визит исключением не стал: дитё попыталось возмутиться, за что было схвачено и притыгдымкано к психиатру. С наказом госпитализировать, лишить дееспособности и отдать матери под опеку, уже официальную. А она тем временем съездит на юга, отдохнёт от забот праведных. Пришлось провести долгую разъяснительную беседу о том, что недееспособность — это не медаль за материнские заслуги перед отечественной психиатрией, и что такими методами и эмоциями можно выплакать её разве что себе самой, и то не сразу. Ну, и о вреде гиперопеки тоже, но, по опыту всех прошлых лет общения с ней, она благополучно не расслышала первую половину и тут же вытеснила из сознания вторую. А вот госпитализировать Ольгу я согласился и, пока мама пошла в буфет покупать дочери на дорожку целебный сок и жутко вредный беляш, подмигнул пациентке и пояснил, что отправляю её не в закрытое отделение, а практически на курорт, в отделение неврозов: голосов у неё нет, в общее отделение класть не с чем, а вот лёгкая депрессия, как реакция на маму, наверняка имеется. А отделение неврозов — этож красота: свободный выход, тишина в палатах, а главное — среди пациентов есть парни. Мужики они, правда, не особо работящие, зато обходительные и с девайсом. И никакой мамы рядом целый месяц!(Максим Иванович Малявин. Россия)

Художник Тайри Калахан, проживающий в Вашингтоне, дал новую жизнь печатной машинке Underwood Standard 1937 года, сделав из нее инструмент для написания картин. Мистер Калахан заменил алфавитную раскладку клавиш на цветовую и нанес на оттиски букв соответствующие цветам клавиш чернила, в результате чего на свет появился необычный инструмент для рисования, получивший название «хроматическая печатная машинка» (Chromatic Typewriter). И теперь, вместо того, чтобы рисовать картины кистью, он печатает их при помощи своей уникально, во всех смыслах этого слова, печатной машинки. Благодаря этому он заявил всему миру о своем существовании и уже продал 12 напечатанных картин.

 

 

 

 

 

Есть среди наших пациентов такие, что вне обострения очень милы и обходительны, зато когда наступает пора рассудку катапультироваться, вверив хозяина услугам спятившего автопилота — человек меняется настолько разительно, что начинаешь понимать, почему в давние времена подобные состояния пытались лечить экзорцизмом или аутодафе. Уж очень порой инфернален оказывается автопилот.

Эту историю рассказал Денис Анатольевич. Тамара (пусть её будут звать так) себя больной не считала никогда: разве ж это болезнь, когда раз в год, а то и в два домочадцы вдруг превращаются в отвратительных, скандальных, придирчивых и вечно ноющих засранцев, с которыми невозможен конструктивный диалог, зато здорово помогает воспитательное рукоприкладство? Ах да, ещё в это время все мужики вокруг (за исключением давно сбежавшего бывшего) становятся невероятно милы, обходительны и желанны. И кого, спрашивается, нужно лечить?

А выходит всё как раз наоборот: родные воспитываются недели две, потом коварно вызывают спецбригаду — и здравствуй, родной дурдом. После выписки какое-то время делаются уколы и пьются лекарства — психотропные, между прочим, как-то сестре скормила втихаря таблеточку, так она полтора дня ходила дура дурой — а потом всё лечение потихоньку сходит на нет. Ну, вот разве что уколы раз в месяц приходится делать, зато все таблетки потихоньку скармливаются большому белому другу.

В этот раз обострение началось как обычно — родственники и соседи скоропостижно похужали, окрысились и откопали томагавки старых обид, а мужики снова поголовно зааленделонились и через одного обельмондели. Вот только что-то с ними произошло, с этими сильными, красивыми и яйценосными: все ходят себе мимо, на Тамару — ни реакции, ни эрекции. Нет, с ней-то самой как раз всё нормально: пятьдесят — это не возраст; опять же, ловчая одежда и охотничий макияж должны были сработать. Но ведь не сработали же!

Тайна открылась, когда Тамара пригляделась к мужчинам повнимательнее. Ба, да у них у всех вытекли яйца! Как? Да как куриные: треснули и вытекли. И у этого. И у вон того ботинки подозрительно поблёскивают. И что, в городе теперь ни одного нормального мужика? Может, хоть один невзрачный потрахунчик да завалялся? Надо проверить! И не надо от меня убегать, дорогой, я же не за кошельком к тебе в штаны лезу, а только лишь инспектирую на предмет яйценосности!

Спецбригада выловила тестикулярного инспектора в тот же день — уж слишком активную деятельность та развернула. Гвардейцам было тут же объявлено об их фатальном недуге, что не добавило взаимопонимания и укрепило Тамару в уверенности, что город постепенно наводняют злобные сволочные евнухи. Словом, госпитализация оказалась недобровольной, и уже на следующий день состоялось выездное заседание суда, чтобы подтвердить или опровергнуть её законность.

На заседании Тамара проявила чудеса выдержки и высокий класс диссимуляции симптомов: держалась вежливо и спокойно, искренне сожалела о нечуткости родни и брутальности соседей — и ни слова про страшный мужской недуг. И в сторону адвоката (симпатичный такой паренёк, неужто и у него тоже?) старалась не смотреть. Всё испортил Денис Анатольевич, заглянувший в кабинет как раз в тот момент, когда судья уже практически была готова пустить прахом все труды гвардейского экипажа.

Он забежал отдать кое-какие документы и сразу же попал в сетку прицела. Глаза Тамары сузились.

-- Ты бы хоть ботинки обтёр! И вообще, почему никто из вас до сих пор не лечится? - она обернулась к адвокату, - О, и у этого вытекли, а я уж было хотела телефончик дать!

-- Что вы себе позволяете?! - возмутилась судья.

-- А ты бы вообще помалкивала! - отмахнулась Тамара, - У ТЕБЯ ОНА ВООБЩЕ СКЛЕИЛАСЬ И ЗАРОСЛА!!! Я-ТО ХОТЬ ВИБРАТОРОМ ОБОЙДУСЬ!!!

Стоит ли говорить, что госпитализацию признали обоснованной прямо тут же?(Максим Малявин. Россия)

Дорогой Дедушка Мороз.. . Я была хорошей
девочкой весь год... Хм.. . Ну почти весь год...
Хм.. . Ну иногда.. . Хм.. . Ну пару раз то точно
была... ОЙ ДА ЛАДНО, КУПЛЮ ВСЕ САМА