Когда-нибудь ты вспомнишь,как выглядело солнце.
- 21.01.12, 16:54
- Отдохни! - сказала мадам Штраузен своему хилому подвыпившему мужу, еле стоявшему на ногах. Муж тут же рухнул на пол.
- Ну что же, - опять продолжила мадам Штраузен, - каждому свое! Этому негодяю - окончательное падение в бессознательность, а мне - встреча с господином Красоткиным. И хотя я мало верю в любовь с первого взгляда, кажется мне, что начало должно быть весьма многообещающим. Если не бурным даже. Ведь у меня есть для этого две вещи. Муж - безнадежный пьяница и деньги для украшения действительности. А вот чего у меня нет, так это сердца, угрюмо стучащего из-за разных мелочей. Тем более - из-за разбитых подлостью отношений.
Тут вдруг лежащий в позе безобидного ребенка муж что-то промычал, дернул правой ногой и замер окончательно. Мадам Штраузен мечтательно посмотрела в окно и проговорила снова:
- Все-таки, как ни крути, жизнь прекрасна. Особенно сейчас. Когда в саду распустилась сирень, а на полу валяется утерянная когда-то большая возможность. Да... как-бы мною опять не завладела меланхолия. Маминька во мне всегда примечала слишком тонкую натуру...
Я долго шел к ней. Дни, месяцы, годы... Путь был нелегок, тернист, усеян острыми булыжниками и вырванными иллюзиями. Но дело того стоило, ведь моей целью была "Река Жизни".
Когда я, наконец, с грустью в изношенном сердце вышел к кордону, мне уже не хотелось ничего. Усталость - вот то единственное, что оставалось от моей, некогда бурно-деятельной натуры.
Пограничники быстро проверили мой чип. Задали несколько ничего не значащих вопросов. Потом один из них лениво открыл шлагбаум и я вошел в "Заповедник".
К реке вела обычная сельская дорога. Было тихо и пустынно. Ни звука. Я ощутил прилив сил. Сердце заныло от предчувствия, а тело охватила мелкая дрожь. Усталость пропала, будто ее и не было. Я вдруг понял, что теряю вес. Ноги еще продолжали идти, но тело уже поднималось над дорогой и вскоре ощущение легкого, как во сне, полета над пыльной деревенской дорогой полностью захватило мое внимание.
Я летел и это было совершенно естественно, но, притом, по-детски захватывающе. Подо мной проплывали холмы с цветной растительностью, редкие деревья, заросли дикого кустарника. Мою внутренность переполняла дикая радость от происходящего.
И тут я увидел ее. Величественную "Реку Жизни". Она искрилась непередаваемым солнечным светом. В ней было что-то целиком поглощающее. Загадочное и необъяснимое. Я вдруг понял, что это сама Жизнь, что раскрыть загадку реки никогда и никому не удастся. Она просто есть и все. Раскрыть реку - значит убить ее, уйти в "ночь Брамы" навсегда, окончательно. И тогда я растворился в ней. Последним ощущением было осознание того, что всегда знал законы вселенной, управлял ими и был сам вечным незыблимым принципом бытия. Но это знание не выражалось в словах. Оно было парением дрожащего воздуха над костром одинокого путника. Тем, что приходит ниоткуда и уходит незаметно, оставляя нечаянно на крыльце легкий лепесток чайной ярко-кровавой розы... Как ветер...
... Я пришел в себя только возле шлагбаума. Пограничники равнодушно смотрели, как я уходил в сторону обычной жизни. Им не было никакого дела до откровений. Они просто стерегли ворота, получая за это льготы в виде дополнительных перфокарт памяти. Я же шел в свою разбитую жизнь с новым видением, в котором не было больше страха и стремления к прибавочной стоимости. Было только желание в каждой песчинке увидеть "Реку Жизни". Я стал понимать, зачем Икар на заре человечества соорудил себе крылья. Но об этом не скажу никому. Это Знание надо заслужить. Дойти самому до шлагбаума. Единственное, что могу сказать это то, что крылья не нужны для полета. Они нужны для сжигания вчерашних мостов...
Она сказала ему, что пора спать. На что он ответил, что не может спать в то время, когда родина нуждается в его любви.
- Отчего же? - лениво спросила она - Ты мало ее любил?
- Я ее не долюбил... в прошлом месяце - мечтательно произнес он - надо сейчас восполнить. Но ты спи, милая. Ты ничего не заметишь. Тот, кто любит по-настоящему, любит всегда молча.
В темной задрыпанной спальне раздавался убийственный храп равнодушной жены, ее тело мерно поднималось и опускалось. А рядом, на старосоветской кровати, обычный правильный гражданин выполнял почетную работу. Он любил родину.
Родина не заметила. Она готовила себе светлое будущее.
Варум? Нет-нет... Это я не о певице, неплохой, между прочим. Здесь вопрос... по немецки. Почему? Почему мы должны? Или не должны? Тогда отчего цепляемся так? Помню, как умирал однажды в Праге. Если все в одно слово вложить, то это СТРАХ!!! Жуткий, цепкий, невыносимый. Страх смерти. Аннигиляция, мать его... Я не хотел умирать... Поэтому и боялся. Я любой ценой хотел жить. О-хо-хо-хо-хо... одно столкновение со смертью ВСЕ расставило на свои места. С тех пор я очень ЧЕТКО знаю, что есть важно, а что пустота...
Почему мы так цепляемся за жизнь? Что такое, вообще, жизнь? Ладно, ну его все в баню. Пойду дальше... по жизни этой... может что получится... Хотелось бы!