Есть такая профессия...

- Есть такая профессия - ненавидеть родину - сказал задумчиво старый офицер, глядя в окно вагона. Вагон тихо покачивало, а спутник офицера с наслаждением пил горячий вкусный чай, который бывает только в поездах. Да и то уже не настолько вкусный как раньше. Во времена докапиталистические. Попутчик лениво отреагировал:

- О чем вы, мой друг?

- Да все о том же. Вот едут тысчу лет назад предки наши к варягам. С просьбой интересной - "...земля наша богата и обильна. Лишь порядку в ней нет. Иди-ка к нам княжити". И ведь пришли. Стали порядок наводить. И что? Где этот порядок? Куда делся? А? Ничего не изменилось. Так и продолжаем в стихах да романах патетических лелеять ее. Родину, значит. А на деле... гадить. Как можно больше гадить - вот наш лозунг со времен докняжеской Руси. И откуда это все берется? Ведь, не с Африки же пришли поработители наши. Тут и родились. Кто в деревне, возле хлева, а кто от станка привалил. И вот что интересно. Как быстро забывают засранцы эти - какого они роду-племени. Только нюхнут портфельного запаху - и все! Будто с цепи сорваны. Воруют, заразы, так - будто бы завтра конец света.

- А... вы про это - ответил ленивый попутчик. Его раскрасневшееся лицо изображало довольство жизнью, а глаза искрились мечтательностью. - Так тут все ясно. Такая наша доля. Нам так дано. У них там на Западе - одно,а у нас - другое. Вот и вся, пожалуй, арифметика.

- Ну, какая арифметика? Какая - скажите мне? Ведь - самый богобоязненный народ. Каноны знаем. Что можно, чего нельзя. Живи сам и дай другим. Не хлебом единым и так далее. Так нет же. Надо у всех отобрать и жрать-жрать-жрать! И поголовно все так. Пока сидит какой-нибудь Иван Перебейкин в своем Верхнежопинске, жалуется на власть, клянет ее почем зря. А как только к должности прилепится - так сразу человек другой. Ворует похлеще тех, кого проклинал. Ну... вот что мы за народ такой? Скажите мне?

- Я скажу вот что. Я, конечно, родину люблю. Но не дотакой степени, чтобы из-за нее, родимой, чувство удовольствия испортить. Пусть она будет сама по себе, а я - сам по себе. У меня своя родина. Жена Маша да дети. Коля с Валечкой.

- И вы туда же. Вот так и трахают нас из-за такого отношения к месту географическому. Ведь это же РОДИНА! Понимаете? РОДИНА. А не кусок... извините, чуть не сказал. Если ее не любить, она потом мстить начинает. И жить тогда становится не очень приятно для жизни.

- Я вас понимаю. Очень дажехорошо понимаю. Однако, для родины у меня не осталось средств из семейного бюджета. Совсем. Содержание семьи теперь дорого стоит. Так что придется ей обойтись без меня. А то, когда она сильно настойчиво о себе напоминает, у меня мигрень начинается. Пусть ее усиленно любят те, у кого профессия такая. С умилением любить ее. Они от любви этой пользу денежную имеют...

Офицер слушал собеседника и чувствовал в себе сильное человеческое желание. Пойти в ресторан и надраться до чертиков, а потом крушить все на своем пути. В исступлении. Он всегда так делал после разговоров о судьбах отечества. Обычно, в результате такого излияния чувств, отечество и дальше, как ни в чем не бывало, продолжало уверенно шагать в будущее. А вот офицеру приходилось долго исправлять свою искривленную страшными заботами судьбу. Так что ленивый собеседник и не подозревал, что через несколько часов ему придется страстно полюбить родину. После того, как его военный попутчик вернется из вагона-ресторана. С потребностью навести порядок в этом вопросе.