про "кривую" логику

Логика — занятная штука. У женщины она особенная (хотя жена утверждает, что правильная), у шизофреника она кривая. Причём «кривая» - это я не для красного словца. Есть и другое, более политкорректное определение: паралогичность. То есть, мысль у такого человека, вместо нахоженной проторённой дороги, бродит тропами зайцев и контрабандистов. Заблудившихся. Поэтому выводы из рядового, в общем-то, события следуют такие, что некоторое время стараешься собрать всю свою смекалку в кучу, чтобы хоть приблизительно понять: с чего он это взял? То же касается и способов достичь цели. А уж если цель себе поставила женщина, страдающая шизофренией... Впрочем, лучше расскажу одну историю.

Марина Александровна (назовём её так) ходит на приём к психиатру уже много лет. Причём каждый её визит — это незабываемое зрелище для неподготовленного посетителя диспансера. Представьте себе фигуристую даму, которая уже десятый год медитирует на тему, что она ягодка-рецидивистка, и всячески старается эту мысль донести до окружающих посредством прямой визуальной стимуляции. Не знаю, как справляются с культурным шоком те, кто видит её впервые, но в таком наряде из какой-то невероятной ткани, сочетающей в себе свойства марлёвки и рыбацкой сети, да ещё и на голое тело, можно смело вставать на огороде: воронам просто глазки повышибает. Плюс контролечка — очки с пронзительно жёлтыми линзами, вроде поляризующего фильтра у фотоаппарата. Их Марина Александровна носит не просто так, а для того, чтобы лучше видеть ауру собеседника и подмечать, кто это ей всё время шепчет в голове всякие непристойности.

Супруг пациентки много лет стойко, как по уставу, сносил тяготы и лишения семейной жизни. Но у организма тоже есть ресурс, и в конце концов он был исчерпан. Приехала «скорая», отвезла его в реанимацию, а через несколько дней Марине Александровне позвонили и сообщили, что муж скончался, и теперь ей предстоит его забрать, чтобы похоронить.

-- Как это похоронить? - растерялась дама, - Я же не умею! У нас дачи отродясь не было, я не знаю, с какой стороны за лопату браться. Сами и хороните.

На том конце провода долго собирались с нужными выражениями, совершая титанические усилия в поиске цензурных выражений. Наконец предельно вежливо сообщили, что в инвентаре реаниматолога тоже нет лопат. Мол, просили, умоляли, писали письма — не выделяет минздрав, хоть ты тресни. И вообще есть такие специальные люди, которые приедут и всё сделают, можем даже телефончик по такому случаю продиктовать.

-- А зачем мне их телефон? - удивилась Марина Александровна. - Я их не знаю, мало ли что у людей на уме. Вдруг приедут и нагло, в извращённой форме, воспользуются моим беспомощным состоянием. Нет-нет, пусть лучше они едут к вам, вы же их знаете, раз телефон мне дали.

На этом цензурный фильтр сотрудников реанимации всхлипнул, собрал котомочку и пошёл лесом. Даме высказали всё, что наболело, и в категоричной форме обязали явиться немедленно.

А через несколько часов корпус, где располагалось отделение, был оцеплен полицией и сотрудниками ФСБ. Всех спешно эвакуировали: отделение было заминировано. Об этом полиции сообщила одна расстроенная дама. Даже уточнила, где спрятана бомба: мол, лежит у них там один труп, вот под ним-то и ищите. Персонал реанимации тут же припомнил недавний телефонный спор о том, кому копать, и сдал даму полиции с потрохами. Те ответили, что телефон уже пробивается по базе данных и что туда уже выехала отдельная группа, спасибо за гражданскую сознательность, но под трупом и в самом отделении мы всё-таки поищем — мало ли что. Выяснив, что мина была исключительно телефонной, дали отбой тревоги. Отделение, устало матерясь, вернулось на рабочие места, а полиция и ФСБ занялись отработкой адреса террористки.

Прибывшую на место оперативную группу ожидало то самое зрелище, к которому в психбольнице худо-бедно успели привыкнуть. Да-да, то самое сочетание марлёвки с рыбацкой сетью на голое тело и пронзительно жёлтые линзы. Ребята оказались крепкими, от потрясения оправились быстро и строго спросили: мол, вы звонили? Надо же, даже не скрываете. А какого...то есть, на... в смысле — зачем?

-- А чего они моего мужа не хоронят? И ещё кричат, ругаются — забирайте, хороните! А я не умею! Может, вы как-нибудь на них повлияете, раз уж приехали? Опять же, сапёры у вас есть, а у них лопатки такие специальные имеются.

-- Женщина. - старший группы нервно сглотнул. - Я понимаю, что этот вопрос прозвучит некорректно. И всё же я его задам. ВЫ ЧТО — ДУРА?

-- Да! - радостно подтвердила Марина Александровна. - У меня и справка есть. Красивая такая, розовая. Об инвалидности.

В итоге заниматься похоронами пришлось всё же реанимации. Точнее, больнице, к которой она относилась. Марине Александровне было страшно некогда: то допрос, к исходу которого следователь был готов биться головой о стопку уголовных дел, то судебно-психиатрическая экспертиза, то суд (пациентка свысока глянула на молоденькую секретаршу с декольтированным пупком и травмоопасным маникюром — дескать, прокачивай харизму, фифа!) - столько дел, столько дел...(Максим Малявин. Россия)