Мне 7 лет.
Я стою у доски, так как меня научили в танцевальном кружке — ноги в первой позиции. Урок я знаю хорошо. Бояться нечего.
Но все равно по позвоночнику ползет страх.
Я раздражаю Степаниду Ивановну — свою первую учительницу.
Я жду, что вот-вот что-то случится. Указка взлетает и с грохотом обрушивается на доску.
«Ты что стоишь, как артистка?! Самая умная здесь?
В школе надо учиться, а не ногами кренделя выкручивать!»Я не понимаю, что значит стоять, как артистка. Не понимаю, в чём я виновата. И я люблю учиться, но что бы я ни сделала — я делаю не так.
На школьном собрании маме моего друга в присутствии других родителей учительница сказала, что из него вырастет маньяк.
«Присматривайте за мальчиком. Уж очень он молчаливый».
Родители запретили своим детям дружить с моим другом.
Вырос, стал известным учёным, до сих пор не очень разговорчивый.
Но как-то очень удивил меня вопросом:
«Лен, а как ты считаешь, я нормальный»?
Рисунок моей клиентки учитель рисования отправил на городскую выставку. Родителей пригласили на открытие. Папа моей клиентки посмотрел на рисунок, пошевелил губами, хмыкнул и вынес вердикт:
«Перспектива завалена». Папа на самом деле желал добра.
Он инженер, он знает, какой должна быть перспектива на рисунке пятилетней девочки.
В художественную школу она больше не ходила.
Ребёнок в парке бежит к своей маме и несёт ей блёклую травинку в подарок. Травинка брошена на землю, а на ребёнка выливают кучу претензий, что он «опять весь перемазался». Ребёнок заливается в плаче.
Я не знаю ребёнка и не знаю его маму. Но мне хочется обнять его и рыдать вместе с ним, оплакивая несправедливость.
Когда человек, неважно какого возраста, оказывается в пространстве,
где он не понимает, что от него хотят и что ему делать, и почему он какой-то не такой — он уходит в «пустоту». Он говорит себе:
«Значит мне не очень то и надо, не сильно то и хотелось, и вообще это ерунда».
И «пустота» хороша тем, что в ней нет боли. Не имеет смысла переживать
за то, что не твоё. «Не твоими» обычно оказываются уверенность в себе, инициативность, умение заводить друзей, занятия творчеством, желание принимать решения, выражать свои чувства. На самом деле всё, что я перечислила, можно свести к простому: «запретить себе любить жизнь».
Я очень скептически отношусь к советам «полюби себя».
Каждый раз я хочу подойти к людям, которые это произносят, и спросить:
«Ребятки, вы, вообще, в своём уме?». А с чего вы вообще взяли, что люди могут любить себя? Что они вообще знают, как это — любить?..
Что о любви знает выросшая девочка, которой мать отрезала волосы,
чтобы она «не шалавилась»? Что о любви знает выросший мальчик, отец которого швырял в него сапог и называл это игрой на меткость?
Что о любви знает ещё одна девочка в женском теле, мать которой решила, что та должна танцевать в Большом театре, и била ремнём по ногам до кровавых полос за каждый не выигранный конкурс. И другая девочка, которую сделал изгоем в классе комментарий школьной медсестры, что у неё, скорее всего, лишай, хотя это был нервный дерматит.
Потому что для них вот такое отношение и есть любовь.
Потому что иначе бы они не выжили. Для них это — норма.
Хронические травмирующие ситуации и стресс переходят в состояние «ничего нельзя сделать» и «ничего не изменить». Человек не просто теряет контроль над своей жизнью (чтобы что-то потерять надо что-то иметь,
как вы понимаете), он этот контроль даже не может обрести. И это очень сложно, формировать новые жизненные сценарии. Практически невозможно.
Я хочу сказать этим советчикам, но теперь в социальных сетях нельзя писать это слово, поэтому скажу другое. Вы сами понятия не имеете, что такое любить. Вы сами понятия не имеете, как создаётся пространство любви и принятия. Вы даже представить себе не можете, как вы далеко от любви, насаждая чувство вины своими комментариями: «вы просто себя не любите».
Так и вы себя не любите, если бы вы любили себя, то уважали бы чужой жизненный опыт также, как и свой. И наконец бы уяснили, что невозможно судить ребёнка с позиции взрослого, проигравшего — с позиции выигравшего, того, кто не справился — с позиции того, кому справляться и не приходилось.
Как мне однажды написала одна женщина:
«Лена, зачем вы рассказываете про эти ужасы?».
Да затем и рассказываю, чтобы мы все учились не судить,
а принимать чужой жизненный опыт как равноценный своему.
А мальчики и девочки, искалеченные и потерявшие веру — я верю в них.
Я верю, что они однажды найдут в себе силы и поверят своему внутреннему голосу...
ЕленаПастернак