Большой Тэдди спокойно поднялся из-за стола, и уверенными, или даже увесистыми шагами пошел к нему. Желейное пузо тряслось впереди, будто отдавая какой-то сигнал возможным препятствиям, говорящий о том, что все они будут безоговорочно сметены.
Тэдди подошел к нему и без какого либо промедления и лишних любезностей одной рукой взял его за воротник. Другую руку не менее решительно запустил ему в штаны и резким, натренированным выпадом засунул свой пухленький средний палец прямо в его задницу.
Дариус думал, что все будет как-то иначе.  
Дариус ничем не отличался от других, таких же, как он. Один в один. Та же зализанная прическа, те же идеально выглаженные черные брюки со стрелками, острыми, как нос корабля, та же накрахмаленная рубашка, заправленная с математической точностью, тот же галстук под цвет ботинок, те же, кстати, коричневые ботинки, с округленным носком. То же олицетворяющее уважение и преданность лицо, верный взгляд, блеющий голос.
Полное говно. Их штампуют где-то на фабрике финансистов. Они обильно распыляют дезодорант на свою задницу потому, что еще в нежном возрасте у них появляется геморрой размером со спелую кедровую шишку, источающий неприятный запах. Мажут антиперспирантом  поясницу потому, что потливые как добрый десяток легкоатлетов. Пьют диетическую коллу, ведь, несмотря на их глистовидную фигуру, у них появляется брюшко, свисающее на пояс.
И Дариус типичный представитель этой биомассы.
Единственное, что его отличает от биржевого маклера, так это то, что у него, в отличие от маклера, вообще невидно никакого будущего.
Единственное, что его сейчас отличает от таких же гноевиков как он – палец в жопе, держащий его за анальное отверстие как гарпун небольшую щучку.
Дариус боится. И больше всего он, бедолага, боится усраться, обгадить этот палец. Лишь об этом его мысли. Сконцентрированные в единый силовой поток, устремленный в дерьмо, предательски ползущее в его прямой кишке. Это как расстройство желудка, которое не мучает тебя полгода, а потом, когда ты садишься на поезд или самолет, ты понимаешь, что трусы сзади мокреют и липнут к жопе только от того, что ты вроде бы всего лишь тихонько пукаешь. Вот и сейчас, в ответственный момент, когда в его анальном отверстии слегка шевелится палец, и ему ни в коем случае нельзя обгадиться, говно так и просится наружу.
И ему, Дариусу, по-настоящему страшно.
Ведь это не просто палец. Это Палец ниспосланный ему Свыше. Бог увидел Дариуса, маленького червячка-гноееда, и направил ему в анус этот Спасительный Палец.
Хотя Дариус думал, что все будет как-то иначе.   
-    Мамочка, когда я выросту, я хочу быть сестрой милосердия, - сказала маленькая девочка, и поджала тоненькие ножки, чтобы качели раскачались сильнее.   
-    Конечно будешь, дорогая. Я так тебя люблю, мой маленький ангел.
-    Ты хоть представляешь, в каком количестве таких же говноедов как ты побывал этот палец?
В дальнейшем эта мысль не покидала Дариуса, незаметно, но прочно засев в каком-то отдаленном участке его мозга. Мозга человека, который моется в кипятке три раза в день: второй – после работы, третий – после мастурбации. Правда, от этого постоянная вонь его, Дариуса, почему-то не отпускет. Прямо как палец Тэдди, монотонно, но уверенно вращающийся сейчас в его заднице.
А Тэдди… Тэдди еще никто не называл промахом. Он вообще не умел промахиваться, и при первом половом контакте его не посадили за изнасилование только из-за того, что ему тогда было 8 лет.
Тэдди жирный как свинья. У Тэдди отдышка. Тэдди носит белые носки и отрыгивает салями вперемешку с печенкой.
А его Палец, это что-то вроде средневекового крестоносца. Он врывается в забытую Богом дыру, проникает в самое ее сердце, пропитанное языческим говном, и сжигает все дотла праведным светом, проводником которого он был.
Идея с пальцем пришла ему в голову еще в юности, когда Малышу Тэдди было лет 15. Таким образом, он отбирал еду в школьной столовой у учащихся. Несколько раз заставил сделать минет девочек из параллельного класса. Тогда-то и понял он всю эффективность этого приема. Это подавление, в первейшем, первобытном своем проявлении. Если твой палец в чьей-то заднице, значит правда уже на твоей стороне. О прерогативе и говорить не стоит. Это как великий вопрос, на который никто не находит ответа. Пока не находили.
Большой Тэдди меньше Дариуса на голову, а то и полторы. Полторы большие гидроцефальные головы. Но это не мешает ему смотреть на Дариуса, как удав смотрит на маленькую индонезийскую туземку, вышедшую из деревни к реке, чтобы набрать воды в кувшин. А потом долго-долго перевариваться в резиновом желудке. Он смотрит на него тяжело и спокойно, на расстоянии носа, и его нос как раз чуть-чуть дотягивается, даже почти прикасается до подбородка Дариуса. Между их лицами просачивается густой сигарный дым, превращаясь в липкую, удушающую полупрозрачную занавеску.       
-    Ты хоть представляешь, в каком количестве таких же говноедов как ты побывал этот палец?
-    …
-    М? – Тэдди с плямком разлипил левый уголок губ и выпустил струйку новой порции липких занавесок сквозь желтые зубы. Дым мягко лег на шею и лицо Дариуса.
-    Н-н… то есть, я хотел сказать, д… - «будь честен перед Ликом Того, Чей Палец у тебя в заднице, Дариус» - твердил ему внутренний голос, застрявший где-то в глотке, но от этого не унимающийся. – Нет, сэр, понятия не имею.
-    Какого хрена ты называешь меня «сэр», говноед? Мы что, по-твоему, в армии? Мистер Тэдди будет вполне достаточно.
-    Д-да, мистер Тэдди.
-    Так вот, как тебя там…
-    Дариус.
-    Да-да, Дариус. Так вот говноед, этот палец знает, как воняет дерьмо сотен таких же, как и ты. Некоторые из них, стали уважаемыми людьми. Некоторые людьми не стали… Он – не наука, он – шанс. И твоя задача, срань господня, этот шанс не упустить, сечешь? Он может поднять тебя на ноги, - неприятно оскалился Тэдди и немного потянул свой импровизированный крючок. А пару секунд спустя, уже с отрешенным, задумчивым лицом добавил чуть тише, - или превратить тебя в горсть ничто…
При этом его палец несколько расслабился, будто слегка приспустив поводок. Дариус, было, облегченно (но предельно аккуратно) выдохнул, но столб говна, мгновенно поняв свое преимущество, стал интенсивнее пробиваться наружу. Этого допустить нельзя. Дариус снова напрягся. По его виску текла капля пота. От подмышек по рубашке пошли мокрые круги.
- Пойми, говноед, - уже наставническим тоном продолжал Тэдди, - Бизнес - это как гей-клуб. Тут нельзя не быть на стороже и не оглядываться. Тут ты не можешь гордо задрать свой прыщавый подбородок и решительно принять нейтральную сторону потому, что ты сюда, будто бы, попал случайно.
- Готов ли ты, Грини Джосеф Младший делить счастье и горести с отданной тебе Господом законной женой, покуда смерть не разлучит вас?
- Да.
- Тут либо ты ебешь в задницу, либо тебя ебут. Иногда тебя ебут, когда кого-то ебешь ты, и воспринимать это нужно, как взаимовыгодные деловые отношения. Потому, что если ты, засранец, начнешь кобениться и прикрывать свою священную дырочку ладошками, считай, что ты полный, выебаный за просто так, кретин. Ты вообще понимаешь, о чем я? – сейчас взгляд Тэдди выражал некоторое недоверие, как к собеседнику, так и к его умственным способностям.
- Кажется понимаю, сэ… мистер Тэдди, - Дариус мучительно сглотнул и немного привстал на цыпочки от натяжения. – Видимо, вы имеете ввиду, что для успешно проведенной сделки стоит п-понимать… стоит.. смириться с жертвой меньшего ради большего..?
- А ты смышленый пидарок, - закрехтел Тэдди слегка подавившись дымом, и незамедлительно выпустив его из недр своего грузного тела, вместе с салями и печеночным паштетом, в лицо Дариусу. Самому Дариусу ситуация дала возможность снова опуститься на пятки. – Только засунь себе в жопу это твое «смириться». Мирятся мальчики-христианки с нарушенным менструальным циклом. Хищники все в этом гребаном мире делают с целью и жадностью. Усек?
- Д-да, мист…
- Хотя какой из тебя, нахрен, хищник. Усрешся сейчас…
«Откуда он узнал?» - Дариус подумал истерично, на нервах не рассчитал, и, потеряв баланс концентрации внимания на главной чакре и напряженности мышцы, сильно ее сократил.  
- Ты делаешь мне больно.
- Простите?
- Делаешь мне больно, говноед. Отпусти его. Это я тебя держу, а не ты меня. Или может, ты мне хочешь рассказать, как нужно вести дела, и научишь зарабатывать миллионы?
- Н-нет, мистер Тэдди. Я н-не хотел. Это самопроизвольно.    
- Тебя зачали самопроизвольно. Но, думаю, тебе можно дать шанс. Я всем даю шанс, говноед. Понимаешь, мне не сложно, в случае чего, случайно потерять тебя в полночь, где ни будь на мясокомбинате, в одном из перемалывающих агрегатов. Кстати, не ешь колбасу, выпущенную на прошлой неделе. Черт его знает, какая тебе попадется.
- Д-да, мистер Тэдди. Спасибо, мистер Тэдди. Я вас не подведу. Я уже набросал на бумаге некоторые варианты с парой моих клиентов. Я уверен, что предложение сотрудничества с вами покажется им привлекательным, - Дариус выпаливал это, пока мог выпаливать. Пока ему не заткнули рот очередным «говноедом». Быстро и безжалостно он распылял слюни вокруг них, стоявших вплотную друг к другу, создавая ощущение Лондонской туманности, - такое же сырое, но, правда, довольно вонючее и липкое. Вонь – это что-то вроде кредо Дариуса. Или как лейкоциты. Если отделить Вонь от дариуса, он умрет.
Большой Тэдди, надо отдать ему должное, слушал. Он, как и любой другой миллионер, достаточно жаден, чтобы загребать себе любые деньги, которые просятся в его короткие пухлые руки. Деньги не пахнут. Его палец хорошо это знает.
- Я вижу, с тебя, все-таки может выйти прок. Как там… Дариус. Что это за имя, кстати. Ты еврей? Ладно… Ты даешь мне своих клиентов, получаешь 15% от сделки. И бесценную, бесценную, Дариус, науку. Науку ебать и быть выебаным, получая от этого только прибыль.
У Дариуса пот капал с подбородка, как из плохо закрытого крана.
Большой Тэдди потушил окурок сигары об пепельницу, лежащую на столе.
Дариус нервно улыбнулся.
Тэдди похлопал Дариуса освободившейся рукой.
И с этого момента время остановилось и все вместе с ним. Все происходило настолько медленно, будто воздух стал плотным, как сопливая овсяная каша.
Изо рта Тэдди медленно выходила струйка дыма, разворачивающаяся на кончике в своеобразную воронку.
Дариус медленно опускает взгляд на лакированные ботинки Тэдди, слегка мякнет.
Капля пота, слетевшая с носа Дариуса, томно, прорываясь сквозь пространство, ползет вниз рядом со щекой Тэдди.
Тэдди смотрит в окно на светящийся билборд с надписью “Haven ice day” и картинкой чайного напитка в стеклянной бутылке, эротично покрывшейся испариной.
Змейки дыма, застывшего над головами, приняли форму, напоминающую сладкую животную оргию с множеством обнаженных точеных красавиц и каких-то мифических полузверей, сношающихся с ними.
Капля пота слегка задела складку на закатанном рукаве полосатой рубашки Тэдди.
Тэдди, о Боги, медленно вытаскивает Палец посланный Дариусу Господней Дланью, из его жопы.
Заторможенный плотный воздух давит на уши, мир впился в Дариуса протяжным высоким свистом.
Неутомимые животные поменялись партнершами, те, в свою очередь, выбрали новые, более борочные, вычурные позы.
Световые буквы «а» и «d», из надписи на билборде, еле заметно моргнули.  
Рука Тэдди почти полностью выползла из штанов Дариуса.
И вдруг, так же медленно, а от того еще более мучительно, как длинной иголкой в хребет, Дариуса захлестнула гигантская волна понимания того, что вслед за пальцем Тэдди, из обмякшего тела выходит что-то еще. Непоколебимо, бескомпромиссно, решительно и целеустремленно.
Дариус долго и дьявольски больно чувствовал, как из него вырывается накопившееся за весь этот тяжелый день говно, прессованное у него, там, в кишке, в единый мощный порыв.
Время ожило с такой скоростью, что всех присутствующих слегка укачало.
Большой Тэдди стоял неподвижно. С новой сигарой в зубах, зажигалкой в левой руке, застрявшей в пространстве у его лица, и правой рукой согнутой в локте, приготовленными для рукопожатия растопыренными пальчиками. Один из пальчиков, средний, имел весьма необычный окрас. Как будто бы Тэдди опустил его в какао, чтобы облизать и проверить – достаточно ли сладко.
Тэдди замер. Он молча, с застывшим серьезным, но слегка глупым выражением лица, смотрел на Дариуса, от задницы которого веяло теплом и характерным, немного жаренным запахом.
Дариус исчезал на глазах. Каждую секунду он умирал заново. Завтра его, Дариуса, будет есть какое ни будь счастливое семейство, купившее свино-говяжий фарш для вечернего стола. Среди микро-свинок и кусочков коровы будет и он. Дариус начал медленно ритмично пошатываться. Дариуса больше не было.
Дариус думал, что все будет как-то иначе.
- Ээээ… - тихонько и сладко прокряхтела милая старушка. От ее глаз уходили в стороны лучинки смешных морщинок, на лице блуждала улыбка. Она сидела в плетеном кресле и смотрела в окно, из пансионата для престарелых. Ее взгляд устремился туда, за мягкую зеленую опушку в пушистый лесок. Ее воспоминания возвращались в то далекое время, когда она, в этом самом леске, занималась любовью с военным-летчиком, в дальнейшем героически погибшим.  
- Пошел нахуй от сюда, вонючий, обосраный говноед, пока я не вытащил твои кишки наружу, - отчеканил металлическим голосом Тэдди. – И забирай с собой свое дерьмо.
Нужно заметить, что Дариусу, в какой-то степени, повезло. Большая часть дерьма осталась у него в штанах, поэтому с пола собирать пришлось всего несколько кусочков.
Он целый день бессмысленно ходил по городу. Одна его ладонь была постоянно сжата в кулак. Штаны сзади были странной, неестественной формы.
Дариус за 10 секунд просрал всю свою жизнь.
Дариуса нашли через неделю. Его опухшее тело уперлось в дамбу вниз по реке, как испуганный ребенок в грудь матери.
Дариус не успел сбежать.
Ни он первый.
Ни он последний.

27.02.2009

And the angel of the lord came unto me, snatching me up from my place
of slumber. And took me on high, and higher still until we moved to the
spaces betwixt the air itself. And he brought me into a vast farmlands
of our own midwest. And as we descended, cries of impending doom rose
from the soil. One thousand, nay a million voices full of fear. And
terror possesed me then. And I begged, "Angel of the Lord, what are
these tortured screams?" And the angel said unto me, "These are the
cries of the carrots, the cries of the carrots! You see, Reverend
Maynard, tomorrow is harvest day and to them it is the holocaust." And
I sprang from my slumber drenched in sweat like the tears of one
million terrified brothers and roared, "Hear me now, I have seen the
light! They have a consciousness, they have a life, they have a soul!
Damn you! Let the rabbits wear glasses! Save our brothers!" Can I get
an amen? Can I get a hallelujah? Thank you Jesus.
Life feeds on life feeds on life feeds on life feeds on........

This is necessary.

It was daylight when you woke up in your ditch. You looked up at your
sky then. That made blue be your color. You had your knife there with
you too. When you stood up there was goo all over your clothes. Your
hands were sticky. You wiped them on your grass, so now your color was
green. Oh Lord, why did everything always have to keep changing like
this. You were already getting nervous again. Your head hurt and it
rang when you stood up. Your head was almost empty. It always hurt you
when you woke up like this. You crawled up out of your ditch onto your
gravel road and began to walk, waiting for the rest of your mind to
come back to you. You can see the car parked far down the road and you
walked toward it. "If God is our Father," you thought, "then Satan must
be our cousin." Why didn't anyone else understand these important
things? You got to your car and tried all the doors. They were locked.
It was a red car and it was new. There was an expensive leather camera
case laying on the seat. Out across your field, you could see two tiny
people walking by your woods. You began to walk towards them. Now red
was your color and, of course, those little people out there were yours
too.

Какая ждет участь того, кто преступно так не смотрит в пропасть? Падает, закрыв глаза, в ритме размеренного сердцебиения. Не вглядывается в свою участь. Не наслаждается каждой деталью ее рельефа. Не любит ее глаза. Ее руки, тянущиеся. Пытающиеся схватить пальцами, завлечь к себе быстрее, быстрее. Какие козни приготовит конец тому, кто не чтит его существование? Его неизбежное превосходство над любым красивым моментом, глубоким вдохом, частым дыханием, теплым запахом, дуновением свежего ветра. Над любым богом, которого может придумать ум человека закрывшего глаза в страхе перед пропастью, не желавшего увидеть суть, истину. Решившего, что он может сам создать реальность, обуздать информацию. Нет ничего более зыбкого, чем пальцы, сквозь которые сыпется песок. Песок сильнее пальцев. Песок сильнее ума.
Что может быть беспомощней человека, которому сказали, что он свободный.
Он думает, что ищет истину, а на самом деле смотрит на отражение и выбирает блох из шерсти на своей башке, разжевывая банан, который ему только что любовно запихнули в рот.

Давит внутренний хаос. Забвение – это явно не тогда, когда ты не дышишь. Скорее когда ты понимаешь, что дышишь бессмысленно. Страшнее всего начинать искать смысл, ведь это лишний повод почувствовать его отсутствие. Тогда все, что есть в моей голове становится гулом, который как купол покрывает все внутри. Стыдно перед собой. И перед тобой. Страшно. За каждый не совершенный, не совершаемый поступок. За каждый совершенный вдвойне. За каждый, который я совершу – втройне. Вот оно – забвение. Когда дыхание только во вред. Кому-то, а может и мне, если, предположим, я возомнил, что хочу быть на пользу. Уже чувствую, что не умею. Дико выводит из равновесия осознание того, что чего-то не умею. Того, что, возможно, очень нужно.
Я, кажется, снова начинаю хворать нервами и душой. Осень. Опять таки возможно, это пишется только для того, чтобы облегчить ее – душу. Комната отдыха для души. Некоторые вещи нужно из себя выдавливать. Чтобы не сгнить. Или не сгнить очень быстро. Тем более, что ни какой ценности все это дерьмо не несет. Кроме искренности. Вот оно – тело мое. Каждый раз, как в первый раз. Очень страшно. В мыслях появляется ощущаемая пустота. Вернее, наверное, не пустота, а темнота. Это что-то – что-то, вот только что – неясно, но вряд ли что-то хорошее.
Хлам на бумаге напоминает мне какой-то отрывок из дневника. Значит у меня есть несостоявшийся дневник. Материя – ощущаема, но не обязательно материальна, если предположить, что все, что мы знаем, вся информация имеющаяся в нейронных сетях человечества – мизер, или ноль. Мизер и ноль – 1,0, 1,0,0,0,0,1,1,1,1,0,1,0,0 – если предположить, что вся имеющаяся в нейронных сетях человечества информация, это только примитивный код со сложным алгоритмом. Итог являющийся последствием алгоритма цифр – ощущаем, но не материален. Все совершаемое нами и создаваемое – делается по подобию Бога, с подобными алгоритмами, механизмами. Мы, созданные по подобию Бога, создаем по своему подобию. Возможно, если взять каждую социальную единицу, каждого индивидуума человечества, каждый сектор нейронной сети и представить как единый разум, можно тем самым, представить лик Божий. Или Божий Разум. В любом случае, возможно предположить, чем именно является человечество, чего органом, важной функциональной частью, сгорающей, работая на организм. Все, что создает человек – своего рода организм, имеющий детали, выполняющие определенные функции, для работы целого, естественно сгорая при этом, изнашиваясь. Так же созданы мы. Созданы по образу Бога. Так же созданы все социальные сети и нейронная сеть. А значит, можно предположить нечто великое, намного более значительное, чем может понять наш разум. Может в этом есть неслышные нам слова Бога. Все говорит мне о том, что осознать Организм, то, что находится вне меня, можно только осознавая это через себя, как его орган и, одновременно, его модель . К чему стремимся все мы, как масса, а не каждый из нас? Какова цель? Какой продукт? На что мы работаем? Я сконфужен. Только уничтожая себя можно добиться знания пределов, критических точек, составляя бесценный генный информативный фонд людям будущего. Быть жертвой и трикстером, чтобы стать огнем Прометея. Чтобы быть готовым к стрессам и информационным атакам, нужно принимать их как яд, для вырабатывания опыта мозгом. Единственный видимый мной путь бороться. Разум должен быть открыт.
Я ведь не хотел никого обидеть. В данном случае я и есть своего рода трикстер – совершающий неверные поступки, не осознавая того и не стремясь к этому. Дело в том, что среди множества листьев найти нужный очень сложно.