Пароходы (Уходим в небо. Обрывок V)

Горизонт стал чист. Уходящее солнце на прощанье окрасило небо во все оттенки красного – розовый, желтый, оранжевый, бордовый, пурпурный…
Подул ветер. Я закрыл глаза, запрокинул голову к разнокрасному куполу и глубоко вдохнул, наполняясь океаническим бризом. Свежая прохлада пробежала под кожей. Я почувствовал, как меня щекочут мурашки – от спины по животу, груди, по рукам. Белесые, совсем прозрачные волосы на моем теле приподнялись посмотреть, что жепроизошло.
Но не произошло ничего. Просто причал опустел, и лишь чайки кричали на рыбу, сгущая наполнившую мир тишину. Их сорванные, отчаянные, обрывистые стоны падали на мою голову, как теннисные мячики, отскакивали от одной стенки черепа к другой и застревали где-то в старых захламленных закромах памяти. И пылью оттуда в сознание вылетали тени воспоминаний – легкие намеки, незаконченные аккорды былого.
Я, вдруг, почувствовал сильную тупую боль где-то в районе груди - что-то сдавило мое нутро, сперло дыхание, потом, как Сверхновая, разорвалось и маленькие осколки разлетелись по моему телу, разрывая все внутренности на своем пути. Глаза намокли, губы дрогнули, рот скривился, гортань издала сдавленный писк. Я вздрогнул, и, кажется, в этот импульс ушла вся сила – ноги перестали справляться с тяжестью моего тощего тела, и я плюхнулся на дощатый пол пристани. Это чувство… чувство, когда хочется пробить дыру в мире, как в космическом корабле, и чтобы его всосало в темное Ничто, раздавливая, разрывая кишки. И чтобы эта вселенская, всепоглощающая дыра, которая должна вывернуть и уничтожить Все Сущее, была во мне. В груди. Ведь именно по этому так больно. Нужно лишь сделать еще один удар и хрупкое тело поддастся… А потом и хрупкий мир.
Я стоял на коленях и головой упирался в причал. Наверное, прошло несколько часов. Может дней… Время, в сущности, не имеет такого уж значения.
«Время, в сущности, не имеет такого уж значения, - говорил старый дворник, метущий набережную, при нашей первой встрече. – Такие дела… Ты это очень скоро поймешь – это не проблема. Проблема – как ты это воспримешь. Как уживешься с этой мыслью. Но тебе придется. Другого выхода нет. Вернее сказать, выхода вообще нет. Только вход. Такие дела…».  
Я встал на ноги. Они, недовольные моим решением, тут же подкосились, и я отшатнулся в сторону. К краю пирса. Но равновесие удержал. Главное – удержать равновесие в первый раз, потом всегда проще. Из года в год (это я так обозначаю временные промежутки – из года в год. Может это происходит из часа в час, или из века в век. Или просто из в) я прихожу сюда. Мы приходили. Пытали счастье. А вдруг. Вдруг они проникнутся, сжалятся. И заберут нас. И не просто, а вдвоем. Из года в год я даже не представлял, что сам вел себя к потере. Себя и ее. Вел ее за руку к двери, за которой она исчезнет из моей жизни. И вот – исчезла. Пароходы прониклись, сжалились. Но чего-то недопоняли. Или поняли все на свой манер. Пароходы все делают на свой манер. Странные, таинственные, молчаливые глыбы – их помыслы недоступны нам. Их мысли слишком большие, чтобы человек мог их обозреть, увидеть целиком. Они легки и обширны, как мыльные пузыри. Но когда пытаешься на них взглянуть, оказывается, что ты сам в этом пузыре, а он – размером с мир. Пароходы молчат потому, что им есть что сказать.
Крикнула чайка, и ее резкий обрывистый вопль, отбившись от стенок моего сознания, влетел в память. Оттуда плеснуло ядом – теплом ее руки, гладкостью кожи, густотой волос, запахом, вкусом… «Теперь тут только двое – я и дворник», - плеснуло, и в сердце ударила еще одна молния, и жуткая боль снова пробрала тело. Потемнело в глазах.
Потом темнота рассеялась.
Но мир, к сожалению, никуда не исчез.

17.03.2011