Кровь, бриллианты, миллиард долларов и фотография

Фотографам, снимающим войну, война нужна. Они наркоманы войны, смертезависимы. Они вымрут, если войны прекратятся. И чтобы выжить, получить необходимую дозу адреналина, они годами смакуют под пулями и снарядами боль, страдания, жестокость. Я не слышал, чтобы фотограф принимал участие в финансировании гуманитарных программ, направленных на прекращение боевых действий или участвовал в послевоенном финансировании восстановлении страны. Фотографы ездят на войну обычно зарабатывать, а не тратить. Но вот, неожиданно такая личность всплыла. Это, наверное единственный и неповторимый человек в своем роде, фотограф от бога. Зовут его Михель Комте. Швейцарец.

Где-то на скалистых безлюдных землях между линиями фронта в Кабуле 7 2-миллиметровый снаряд врезался в стену рядом с его головой. Афганский боец, улыбаясь, извлек снаряд и вложил в руку фотографа, как амулет на счастье: тому, кто был так близок к смерти, можно уже ничего не бояться.

43-летний Михель Комте не боялся, даже когда афганскую столицу обстреливали из минометов и взрывы гремели буквально рядом. В тот же день он отправился в горы с миссией Красного Креста поближе к месту, откуда стреляли этим утром. Он хотел немного узнать о людях, которые чуть не убили его.

"Духи" сидели со скрещенными ногами, и пили чай. Они казались очень дружелюбными и подавали фотографу самую лучшую еду, которую только могли достать. Эти добродушные воины, перепоясанные патронташами, уверяли Комте, что они ничего не имеют против него лично. Они просто обстреливали все, что двигалось. В конце концов, это война.

И какая! Когда Комте попытался сфотографировать 12-летнего мальчишку, гордо патрулирующего с автоматом на плече, тот с криком убежал. Он никогда не видел такой фотоаппарат (Rolleflex), как у Комте, и испугался. Да, его испугала камера фотографа, хотя совершенно не страшила война, ведь это была его жизнь. Затем Комте встретил бойца, который приклеил фото Рэмбо на потертый приклад своего "Калашникова". Это был снимок, сделанный самим Комте несколько лет назад. "Совершенно нереальный момент. На тех голых холмах столкнулись два мира — один символизировало мое фото, другой — оружие Талибана. Я внезапно понял, что никогда не смогу убежать из того сладкого и спокойного мира", — говорит Комте.

Десять месяцев в году швейцарский фотограф живет и успешно работает в этом мире, мире блеска, в котором сам сияет, подобно звезде, хотя старается не привлекать к себе внимания. Он перелетает на "Конкорде" от одного заказчика к другому. Живет в парижском отеле "Ритц", где регулярно снимает кого-то из знаменитостей. У него мастерская в художественном квартале Манхеттена и тихое деревенское убежище в Коннектикуте. Его снимки публикуются в "Венити Фейр", "Вог", "Интервью", "Штерн". Он получает огромные гонорары за рекламные кампании самых известных домов мод.

Но два месяца в году его можно встретить в других местах. То в Кабуле с баулом старой одежды и большой сумкой, вмещающей фотопринадлежности. То в трущобах Гаити, по словам Комте, лаборатории великих держав, где испытываются средства разорения страны. То в Боснии, на самой бессмысленной, самой глупой из всех войн, которые когда-либо ему доводилось видеть. Здесь в одной деревне играют в карты, а в соседней режут и убивают друг друга. Или в Израиле, как раз тогда, когда реактивные снаряды Саддама Хусейна сыпятся с неба. Или в Ираке. И неизвестно, что в этой стране лучше — мир или война. Психологический террор здесь невыносим, а люди становятся полусумасшедшими от страха. "Каждый раз, когда я доставал фотокамеру, они безумно орали: "Уберите! Иначе мы встретимся на виселице!" — вспоминает Комте. Он устанавливает свой штатив с большим старомодным фотоаппаратом, нажимает на спуск и получает снимки, которые преследуют его даже в снах. Как фото иракских детей, покрытых мухами и умирающих на руках своих матерей, потому что нет ни лекарств, ни медицинской помощи: "Я никогда не забуду плач тех матерей", — с ужасом вспоминал фотограф. Никогда не забудет он и афганского ребенка, наступившего на мину, которого отнес в госпиталь. А потом снимал работу хирургов, спасших жизнь мальчику. Тогда он был совершенно спокоен. Шок наступил, когда фотограф напечатал свои снимки.

Иногда у него спрашивают, почему он, все бросив, едет в Кабул. На что Комте отвечает: "В моей работе очень просто утратить чувство реальности. Я делаю это, чтобы снова обрести почву под ногами". В Афганистане и Боснии он снимал репортажи о работе Красного Креста. А потом эти леденящие душу фото были выставлены на аукционе, устроенном фирмой Роmellato. Вместе с ее продукцией — изумительными драгоценностями... Комте, используя все свои связи, сумел расположить к себе эту всемирно известную фирму и собрал на аукционе добрую сотню состоятельных людей. Вырученных средств хватило на постройку ортопедического центра в Кабуле. Казалось бы, теперь он должен был бы остаться удовлетворенным. Но нет! Фотограф говорит: "Мне радостно сознавать, что я могу что-то сделать. И мне не важно, сколько денег я мог собрать. Просто слишком не многие люди делают это. Нести счастье в далекие маленькие миры, вот для чего все это".

Отношение к труду, а точнее кальвинистскую рабочую этику, Михель Комте унаследовал от богатого отца-протестанта, а любовь ко всему прекрасному и изысканному от матери, очень элегантной женщины. Жажду к путешествиям ему передал эксцентричный дедушка, который прилетел в Швейцарию на аэроплане, а позднее стал одним из основателей швейцарских воздушных сил (Swiss Air Forse).

Mихель Комте всегда хотел снимать, но его отец считал, что фотографией на жизнь не заработать, и отправил сына во французскую, а затем английскую закрытую школу. Комте заработал свой первый миллион, реставрируя современное искусство: наскоро подправил поврежденную водой работу Уорхол-ла и положил голубую основу на картину Ивса Кляйнса. Но в 25 лет он забросил кисти и занялся фотографией. Со своими первыми снимками Комте обошел множество цюрихских журналов, где ему отказывали. "Вы никогда не будете фотографом!" — только и слышал он от издателей. Но Комте не пал духом. "Самое лучшее, что можно было сделать, это убраться из Швейцарии", — решил он тогда. В Париже модный дизайнер Эммануэль Унгаро дал самоуверенному длинноволосому новичку работу. Потом его заметил неравнодушный к фотографии Карл Лагерфельд. А журнал "Вог" отправил молодого фотографа во Флориду снимать его первый показ мод.

В мире моды и тщеславия Комте чувствовал себя также уверенно, как чуть позже и на войне в Кабуле. Он понял, что в жизни надо уметь рисковать, рисковать всем, чтобы получить свое фото. И на Каннском фестивале он не пытался прорваться, как другие фотографы, сквозь барьеры, очерчивающие территорию звезд. Он просто перешел эту границу, чтобы попасть в мир роскоши, принимая его правила игры. Комте доставил в Канны свой роскошный старый 450-й "мерседес", нанял, шофера, облачился в смокинг, переодел ассистентов Берт и Тони в приличную одежду и явился на прием, как король Комте. Он спокойно преодолел цепь охранников и прошел па вечеринку для очень важных персон неприглашенным! Талантливый фотограф играл свой спектакль, и ему всегда сопутствовал успех, потому что он самоуверен, немного агрессивен и иногда даже нагл. Кстати, и лучшие снимки Комте именно с таким налетом.

Он не очень любит работать с известными, "раскрученными" фотомоделями. И не из-за того, что они капризны и неуживчивы, просто слишком часто они были перед камерой. В их красоте есть что-то наносное, неестественное, даже скучное. Потому-то Комте предпочитает снимать звезд, сохранивших свою оригинальность, неповторимый шарм. Таких, как Энтони Хопкинс, Гарри Олдмен, Бен Кингсли или Джереми Айренс. Вот как фотограф оценивает таких личностей: "Они самоуверенные и всегда делают то, что считают правильным, как Геральдина Чаплин. Или Софи Лорен". А вот с этой актрисой у него связаны особые воспоминания: "Я обожаю эту женщину. У нее потрясающее чувство юмора. Однажды я фотографировал ее в Лос-Анджелесе, и вдруг какой-то фанатик упал перед ней на колени. Юнец бормотал, что мечтает работать с ней. А она сбросила с себя платье и даже бюстгальтер, прижала его голову к своей обнаженной груди и воскликнула: "Я мать матерей!"

С такими звездами Комте работает также, как это делал неистовый Федерико Феллини: он знает, чего хочет, и не отступится, пока не получит снимок. Когда фотограф снимает, он превращается в скандального дервиша — волосы растрепаны, взлохмачены, пот струится по лицу. Он не беспокоится о всяких технических мелочах — аппаратуре, времени экспозиции и т. п. Этим занимаются его ассистенты. Фотограф берет на себя самую важную и трудную работу — создание атмосферы, в которой возможно получить хороший снимок.

Комте любит смотреть бой быков. Ему неважно, кто победит, в конце концов, каждый это знает. Но, как он считает, в таком захватывающем зрелище обе стороны должны быть на высоте. Съемка очень часто похожа на корриду, а фотограф на матадора, укрощающего чудовище.

Шарон Стоун швыряла в него своим нижним бельем, но в конце концов сдавалась и делала то, что хотел от нее фотограф. Самого Майка Тайсона Комте умудрился довести до слез. Вот что он рассказывал об этом: "В ночь перед съемкой у меня возникла идея сфотографировать его с белым голубем. И когда я вложил ему в руки птицу, глаза у Тайсона увлажнились. Оказывается, он ребенком разводил голубей в трущобах".

Похожей была реакция бритоголовых латинос из группировки "East", которых суд банды приговорил к тому, чтобы они, не предохраняясь, переспали с зараженными СПИДом проститутками. Когда Комте услышал об этом, он поехал к молодым гангстерам и уговорил их позировать ему обнаженными. Так фотограф выразил безумие большого города, где идет своего рода борьба за власть. Он сделал этот снимок для проекта "За безопасный секс". "Михель необычен, вы никогда не знаете, чего от него ждать, — говорит мировая знаменитость Синди Кроуфорд. — Он зажигает и заставляет действовать. Он всегда удивителен. Я просто люблю его стиль". О стиле фотографа действительно много говорят. В его снимках есть что-то такое, что раздражает глаз зрителя, вносит легкое беспокойство в его душу. Всмотритесь в портрет Софи Марсо. "Моя красота... Но я все же думаю, что людей больше трогает моя искренность", — говорит актриса. Однако на снимке Комте она напоминает посиневшего цыпленка из магазина для бедных. Неужели это ее истинный образ? А кто узнает в нездоровом юноше очаровательную Ким Бесинджер?

Похоже, мирные снимки Комте отдают дымом войны. Слишком сильно врезались в его впечатлительную голову жуткие картины смерти. Он подсознательно старается поймать у своих знаменитых героев состояния, близкие к тем, что обжигали его в Афганистане, он светом и тенью накладывает на их кожу копоть, а взгляды делает полусумасшедшими, такими, как у тех, кто бродил дорогами войны. Комте не трогают банальные переживания. Чувства на грани — на грани жизни и смерти — вот что ему интересно. 

 Автор: Александр Ляпин