И вот ты начинаешь понимать...
нет, не так, в какой-то момент, когда мысли, словно вырвавшиеся из-под снега весной ручьи, начинают бежать, ничем не сдерживаемые, 
в разные стороны, радостно осваивая новые просторы, заливая собой все большие площади, эдакое наводнение,
и вот тут вдруг понимаешь, вдруг нахлынуло, видишь всю эту картину с высоты своих промокших ног - ты уже по колено в любви.
А вода прибывает, журчит, баламутит, уводит почву из-под ног, затягивает. 
До первых слез - это еще не любовь, до первого больно - это все несерьезно.
Беги, спасайся, зови на помощь, иначе утонешь.
Выпускай сигнальные ракеты, крепче застегивай спасательный жилет, надувай спасательную шлюпку и греби отсюда,
греби к берегу, греби подальше от этого водоворота, затянет ведь, как есть затянет,
вымотает, утопит и унесет с шальной водой,
чтобы потом выкинуть где-нибудь тебя бездыханную на необитаемом острове, размером с твою никчемную жизнь. 
Это почти все, что я знаю о любви.

  Боль, как часто мы способны ее испытывать, с какой интенсивностью она смеет нарушать наш покой, где та шкала, указывающая на различные оттенки страдания?
Причин боли может быть множество, но стоит выделить нечто главное:
боль наступает когда наши внутренние убеждения идут вразрез с внешним миром,
и наш разум противится сдаться без боя на милость обстоятельствам.
Постепенно закипает где-то в душе кастрюлька, и становится неприятно, больно.
Мир становится несправедливым, злым и жестоким. Взорвать его ко всем чертям!
И содержимое кастрюльки довольно побулькивает на такое предложение, готовится вырваться наружу и затопить своим содержимым если и не весь мир, то окружающий гектар так точно.
Мир, погрязший в грехе и разврате, пропитанный злобой и невесть чем по самое свое ядро, мир, в котором жестокость является правящей религией, 
этот мир с радостью примет твое подаяние, твою выплюнутую обиду, твое негодование, твою ответную реакцию на боль.
А что же добро, где спаситель? Ведь в нашей подкорке прочно сидит мысль о том, что все зло будет уничтожено добром. 
Может так оно и должно быть, может так и правильно.
Но я хочу сама сделать мир лучше, пусть я не в силах повлиять на исход не начатой битвы, 
но верю, что поддержать хрупкий баланс в пользу добра вполне в моих силах. Истинная благодетель - это страдать в одиночестве.
Зачем отравлять этот больной мир еще и своей болью. 
Страдать надо тихо и незаметно, прятать боль в себе, как самое великое сокровище,
так чтобы никто не видел, и даже думать не смел, что тебе плохо
тут потребуются не дюжие актерские способности.
Но оно того стоит.
Для любителей видеть обе стороны медали боль дает новые возможности в познании.
Есть боль - страдаешь, нет боли - наслаждаешься. И темнота - это лишь отсутствие света. И как прекрасна игра теней.
Только в одиночестве можно будет насладиться своей болью,
самой чистой ее квинтэссенцией, без добавок чужих сочувствий и советов.
Познать свою боль в самой ее первооснове - это познать скрытого себя, любимого себя, неизвестного себя, темного себя.
Познать и принять, и это успокоит, внутренний конфликт будет исчерпан, в голове наступит ясность,
даже некое просветление, душа погрузится в умиротворение, борьба закончится, наступит мир, новый мир..
в котором опять все повторится сначала.

   Делает стойку, опять твоё чутьё, это твоё всё. Что ты мне сегодня принесёшь? 
Куски какой разрозненной плоти, обрывки каких фактов?
Опять эти загадки, ты так любишь мне их подкидывать,
ты ведешь невидимую охоту и свои трофеи сваливаешь в бесформенную кучу,
моё ты подсознание.
Набраться терпения и отступить на пару шагов, взглянуть на все как бы со стороны,
отрешенно, иногда это требуется, чтобы из бессмысленных кусочков сложить общую картину,
пазлы, игры..Вот опять, картина липким и красным,
знаешь, теперь вся эта куча вырванных кусков жизни поимела смысл, сиюминутный и неуловимый.
Тягуче-ноющее чувство, знакомое и изученное.
И внутри как-то так сжимается, а потом растет что-то большое и прекрасное.
Не расплескать бы это раньше времени, я всё отдам, но пока пусть зреет.
Оранжерейный климат, плодотворная почва, полив свежевыжатой кровью фантазий..
Я буду ревниво оберегать это от посторонних глаз, рискуя уйти в паранойю.
Ха, благодаря моей паранойе мы все еще живы.
И я уже давно поняла, для чего это всё, и эта очередная предтеча,
и не противлюсь, а скорее наоборот, вхожу во вкус и потакаю этому.
Коплю, коплю, рощу, лелею, чтобы однажды это выросло до пределов не могу,
и всё сделало бум,
бах,
взорвалось,
кокон лопнул,
прорвало с оглушающим грохотом, экспрессивно
распылилось в окружающий мир  
то ли кучками дерьма, то ли стаей невесомых бабочек.. я еще не решила..на какую сторону мне идти.

И ты умрешь. Мне уже сейчас бесконечно жаль и не хочется этого момента.
Я желаю удачи твоему хемопоэзу.

    Хомячок  в своей жизни должен успеть сделать три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть. С мужчинами всё немножко сложнее, мужчина должен: построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Можно ли поручать сильной половине человечества исполнение сих действий? Ведь даже Адам жил в кустах, с сыновьями у него полная лажа случилась, а из сада его вообще нахер выгнали. Да-да, ясно кто в этом виноват, не надо далеко шерше ля фам. Но что же делать, помогать мужчине или нет? 

     Заканчивалась последняя пара. Осталось помыть пробирки. Твой белый халат как-то невзначай оказался возле моего стола. 
- Может пойдем погуляем?
- Сегодня?
- Ну да, прямо сейчас, суббота ведь.
      Химичка, отмечавшая отсутствующих, на мгновение оторвала свою пергидрольную голову от журнала:
- Не забываем, в понедельник у физрука День рождения, надо поздравить.
- О, как раз и подарок физруку подыщем, - убил ты меня последним аргументом.
      А почему бы и нет? - подумалось мне, пары в субботу очень напрягали и хотелось отвлечься. Тем более ты мне уже давно начал нравиться. Только отношения у нас странные, для дружеских слишком холодные. А накануне я пыталась анализировать, что меня в тебе привлекает, скорее всего это твое специфическое чувство юмора. Обычно молчалив, но иногда ты был настолько язвителен, что приходилось удивляться. Ведь ты всегда сдержан и скуп на эмоции, даже замкнут в себе, я бы сказала. И вот эта таинственность то ли меланхолика, то ли флегматика меня всегда убивала в людях. Мне просто хотелось возле вот таких вот взрывать бомбы, ставить им кнопки на стул и подножки в столовке. Мне всегда хотелось растормошить их. А уж тем более, если объект был мне симпатичен. Тогда какой-то внутренний бес начинал направлять мою энергию на дразнение и подзадоривание, а местами даже на открытое издевательство над тобой. Раскачивание эмоциональных качелей, как я это называю. Наверное, это скрытое желание понравится тебе, ведь мужчины чаще думают не о тех женщинах, которые вызывают в них спокойные положительные чувства, а о таких, которые заставляют их раздражаться и беситься, злиться и негодовать, а иногда даже ненавидеть. Ведь там, от ненависти до любви, обычно рукой подать. Вот как-то так.
        Вообщем, после пары мы вышли на улицу и направились к остановке. Была зима, собиралось темнеть, было тихо, улица была усыпана небольшим слоем серого снега. И холодно не было. И не было мыслей в голове, потому что как-то было спокойно, мы отправлялись гулять в этот вечер. Погрузившись в троллейбус мы направлялись в центр города, надышав и оттерев стекло от инея мы смотрели в окно: мимо проплывали дома, пешеходы, витрины магазинов. На одну из них мы обратили внимание, пока стояли на светофоре. В витрине в несколько рядов были выставлены кошки-копилки, такие как в советские времена, большие и добрые. Через несколько сотен метров была остановка. Ты вдруг поднялся и потянул меня за собой, сначала к одному выходу, но там было не протолкнуться, потом к другому, переднему, легонько подталкивал меня вперед:
- Давай-давай, выходи.
- Зачем? Нам же дальше ехать.
- Купим копилку физруку. Выходи-выходи.
          И я вышла на притоптанный снег, на абсолютно пустую остановку, в стремительно сгущающиеся сумерки. Обернулась и смотрю на передние двери, а ты не вышел. Я стою и жду, смотрю в открытые двери троллейбуса, на черные ступени, на пустой проход, а ты все не идешь. И тут двери закрылись, троллейбус тронулся. Я пыталась различить твое лицо среди людей, что толпились в салоне, но все сливалось в бело-замерзшую массу. Большое окно троллейбуса, сплошь заиндевевшее, медленно уплывало от меня в веселый субботний вечер. Я осталась одна, еще несколько минут смотрела вслед ушедшему транспорту, который скрылся вдали за поворотом возле чернеющего парка. Почему-то надеялась, что троллейбус остановиться и ты выйдешь из него. Но троллейбусы не останавливаются по требованию, а следующая остановка очень далеко. Вот так стою посреди дороги и смотрю, глупая, все еще надеясь, что ты вернешься. А вокруг меня пусто, людей нет, нависшее зимнее небо вот-вот станет из сумеречного ночным. В кармане начинает вибрировать телефон. Я скриплю зубами от злости, это ты звонишь. Телефон опять начинает вибрировать, на ощупь жму "отказ". Да не буду я с тобой разговаривать, что не ясно?! Да, ты меня прокатил. На эмоциональных качелях. Пересиливаю в себе желание запустить телефон куда подальше. Звонки продолжаются еще пару минут. Потом на остановку подходит однокурсник  и протягивает мне свой включенный телефон:
- На, это тебя. Ты чего трубку не берешь? Он тебе звонит.
- Не буду я с ним разговаривать!
- Ну чего ты, он же просто пошутил!
- Да пошел он.. шутник.. - и я ухожу по дороге в сторону парка. В ушах уже звучит филинг гуд. Ууух, какая же я злая на тебя сейчас.
      И тут я просыпаюсь.

  С каждым, наверное, случалось видеть мир в мрачных тонах. Это неприятно, особенно с утра, тем более, если накануне жизнь била красочно-сказочным фонтаном. И с утра тоже бьет, только гаечным ключом по голове. И так неприятно-пусто внутри, и откуда-то приходит навязчивое чувство вины, и эта горечь во рту.. горечь утраты, сожаление о проебаных возможностях, мысли о конечности бытия сменяются осознанием его же бесполезности.     Внутри нарастает тревожность. Все когда-нибудь закончится, все лгут, все умрут. Так нафиг оно все придумано было? Вся прошедшая жизнь кажется набором таких специальных картинок для аутистов, посредством которых они общаются. Примитивно, да. А ведь могло быть и лучше. Сколько было задора и энергии.     В угоду каким богам это было все отдано? Неуёмная фантазия и голый энтузиазм толкали нас как мотыльков на смелые и отчаянные эксперименты в пламени убийственного огня.  Жизнь закончилась. Здесь и сейчас. Король умер. На Высшем суде меня спросят: "Предавались возлияниям накануне?" Ответив положительно, я спасаю себя. Будущее никак не может манить меня своими грустными нотами.     Время пессимизма истекает. Инстинкт выживания берет вверх. Срабатывают защитные механизмы, где-то из глубин подсознания кто-то заботливо достает надежно припрятанную мысль: «подавленное состояние вызвано резким падением содержания алкоголя в крови». С этой мыслью жизнь обретает смысл. Я верю! Мир все так же ярок и прекрасен.     И я начинаю карабкаться вверх из этого колодца отчаяния. Да здравствует король!  А ведь мир никогда не узнает, что он потерял, когда мы больше не будем: я режиссером, а ты актером.

    Еще на секунду он задержался в ее теле. Она вздрогнула и немного покраснела. Потом он ушел, а об их недавней связи напоминали лишь капельки, стекающие с нее. "Если так будет продолжаться - я не выдержу", - подумала она за миг до того, как мир сдался в плен ночи.
- Ты слишком горяч для меня. Я не могу так. Нам надо расстаться, - заявила она ему утром.
- У тебя есть другой? - он сверкнул злобой. - Знай, все мы одинаковые!
    И он исчез из ее поля зрения и из ее жизни. 
    Потом были другие, толпы других, пытавшихся растопить ее сердце, но она морозилась и все они после холодного приема получали категорический отказ.
- Фригидная какая-то, - был вынесен ей окончательный вердикт.
    А потом как-то она увидела его, он пытался заигрывать с ее подругой. Что-то в ее хрупком внутреннем мироздании вдруг дрогнуло. И маленькая слезинка предательски дискредитировала все ее снежное величие. Он все видел и вмиг оказался возле, и горячим шепотом:
- Ты еще не успела забыть меня? - обжег ее.
- Если ты хочешь быть со мной, то должен поубавить свой жар и пыл. Помнишь, как там?, характер северный, нордический.
- Конечно, я умею нести свет без тепла, - ответил он уже сдерживая себя. - Надеюсь, наша любовь стоит этих жертв.
     И была ночь. И было утро. Зимнее утро, нереально холодное зимнее утро, как отметили фекалии в сортире возле дороги. Аномально холодное утро, судя по треснутым градусникам возле форточек. "Ахереть!!1" - хором сказали бы физики и метеорологи, наблюдая явление абсолютного нуля. Да только наблюдать было некому. Все живое замерзло в эту последнюю зиму.
- Ты довольна? - он нежным холодом поглаживал вдоль и поперек снова и снова все ее длинное стройное тело.
- Да, теперь мы навечно вместе! - вся блестела, переливалась, искрилась всеми цветами радуги под ласками
солнечного луча сосулька на крыше сортира.
И кто сказал что человечество погибнет c концом света?! Чушь, человечество умрет от конца тепла.

- Уже прилетел самолет с гуманитарной помощью. Пошли поможем разгрузить.

 - Идем. А что это у тебя?

 - Это моя мечта.

 - Какая красивая.

 - Да, она очень добрая. Мне ее подарил один солдат. Знаешь, у него много журналов с женщинами. Но он сказал, что это не такая, она хорошая. И теперь я мечтаю о ней. 

- Расскажи, пожалуйста!

 - Ладно, слушай. Она скоро обязательно прилетит к нам. За мной. Она меня усыновит. Она уже так делала. Она станет моей мамой. Ты же помнишь, моя семья давно погибла. Я очень хочу себе маму, она заберет меня далеко-далеко в большой дом. У меня будет много игрушек и много еды. И я никогда не буду болеть. Моя мама будет меня очень любить. У меня будет самая лучшая мама на свете!

 - Ух ты! Классная у тебя мечта. А у меня тоже есть мечта.

 - У тебя же есть мама? 

- Есть. Моя мечта - увидеть снег. Я никогда его не видел. И никто в нашей деревне его не видел. Но один старик мне рассказывал о снеге. Он такой белый! 

- Давай, бери этот тюк с ватой. 

- Ребята, вы бы поаккуратней по полю.

 - Вот когда я выросту, то обязательно уеду туда, где есть снег! 

- А у меня будет большой дом! И мама!

 - А снег такой белый и холодный! Он с неба падает, представляешь?

 - А я никогда не буду голодным, у меня будет много еды! 

- А снег все равно лучше!

 - Эй, ребятки, осторожней, там мины!..Эх, ребятки...

 - Мама!.. 

- Снег!.. 

 Где-то в Центральной Африке посреди поля лежали два черных мальчика. А над ними кружился белый снег. Легкий и пушистый, самый настоящий снег. Почти. Один мальчик смотрел на кусочки разорванной взрывом ваты. Второй прижал руку к груди. Маленький кулачок сжимал кусок журнала. На нем было фото. Фотография красивой женщины с большими губами.

— я знаю, что это паранойя.

— и все равно делаете?!

— у меня мало времени. попросите командира базы переключиться на связь со мной.

— даниил владимирович, что вы делаете, а? вы же понимаете, что у вас нет ни единого шанса добраться до москвы!

— понимаю.

— и все равно пытаетесь? вас собьют в воздухе. собьют сразу же, как только вы взлетите.

— я знаю.

— тогда зачем вам взлетать, я не понимаю?! все ПВО северо-запада уже предупреждены. вам осталось жить от силы двадцать минут!

— майор, вы зря тратите время.

он потянул руль на себя. перед ним лежала бесконечная, ровная и чистая взлетная полоса.

двадцать минут? ну что ж, пусть двадцать... это будет очень интересная жизнь. не очень длинная, и получаса не наберется, но — настоящая жизнь.

взлетная полоса упиралась в прекрасное восходящее солнце.)


Ночь кончилась. Начинался день.

Она улыбнулась и посмотрела мне в глаза. Потом спросила - Вы на оплодотворение? - Да. - Вон там присядьте, пожалуйста, - и кивнула в сторону столика. - Там есть каталог, можте выбрать себе самца. У нас обширная база, и вы наверняка сможете выбрать себе по вкусу. Вы кого предпочитаете - блондинок или брюнеток? - "Лысых! - неожиданно для самого себя сказал я. - Спасибо, я  посмотрю." Я взял каталог и удобно устроился в кресле. Раскрыл каталог и на меня уставились сотни женских глаз, они казались мне бездушными и вылепленными из воска. Их глаза были потухшие и не выражали никаких желаний. "Сучки, - подумал я, - ни грамма интеллекта. Даже противно. Эти идиотки  `зеленые` со своей концепцией естественного оплодотворения". Я зажмурил глаза и ткнул пальцем наугад в каталог. "Вот эту". - О, у Вас хороший вкус, - щебетала возле моего уха подошедшая регистраторша. -Одна из самых перспективных. Следуйте за мной." Я прошел за регистраторшей в маленькую, уютную комнатку, там стояла кровать и тихи играла музыка. "Подождите минуточку, её сейчас приведут". Я подошёл к маленькому окошку. Шёл дождь, серый и унылый, одинокий светофор на перекрёстке бесконечно мигал жёлтым глазом. Машин не было. В дверь постучали. Я обернулся и увидел стоящую на пороге самку, ту самую, которую только что выбрал в каталоге. "Можно?" - едва слышным на фоне музыки голосом  спросила она. "Входи", - я критически осмотрел её. Она действительно была неплоха, даже, наверное, слишком неплоха. Хороша для оплодотворения. Если бы не эти пустые глаза! "Ну что ж, - сказал я - ты же знаешь, что надо делать?" Она кротко кивнула головой и подошла ко мне. "Новая жизнь, - сказала она. - Мы создадим новую жизнь. Может быть она будет более счастливой."