хочу сюди!
 

Кристина

34 роки, діва, познайомиться з хлопцем у віці 30-40 років

Замітки з міткою «die kranken blumen»

Цветы

  
      Среди огромного поля сорняков, произростающих в моей душе, иногда приходится лицезреть крайне непонятную картину: то там то тут, яркими островками среди доминирующей серости, подобно разноцветной пелесени на испорченном продукте, появляются цветы. Живые, красочные и безумно красивые. 
Настолько безумно, что завораживает. 
Какое-то время я даю шанс расти и даже разрастаться этому безобразию. 
Потому что действительно красиво, парализующе, божественно, я бы сказал. И со мной происходит самое страшное - я почему-то начинаю думать, что пусть так и будет, что так надо, и это угодно Богу. 
Потом я тайком начинаю поливать эти красочные островки моего безумия, даже выдираю вокруг них серые сорняки, расчищаю место моим цветам, чтобы росли, набирались сил и тянулись к такому теплому солнцу и небу, тянулись к Богу. Как все живое тянется к той силе, которая его породила и отпустила. 
Тяга вернуться к первоисточнику. 
В красоте я видел путь к Богу, свой путь домой, к своему истоку, к началу всех начал, к успокоению метающейся души, к равновесию термодинамической системы.
Я поливаю цветы, ухаживаю, стаю добродушным и милым и даже насвистываю себе под нос наивные песенки. Совсем теряю голову. Все свое время я посвящаю этому цветочному чуду в сером поле моей души. 
Сорняки сами начинают вянуть - не выдерживают конкуренции. 
Я расчищаю от них место для своих любимцев. Последние благодарны мне за это - с новой силой, с новыми красками, с новыми чарующими ароматами они показывают мне новую жизнь, полную любви и красоты. 
А потом случается то, что всегда случается. Это всегда случается, старый я болван. Я вспоминаю, что так не должно быть. Потому что, я потому расскажу. Я опять забыл про это, опять поддался искушению, я опять дал себе увлечься всяческими глупостями. Этого не должно быть, и точка. 
И вот я начинаю борьбу: молниеносно вытаптываю, крушу, выдергиваю, рву на части, на мелкие кусочки всю эту ненужную красоту. Я гневно ору, посыпая проклятиями все вокруг. В сокрушающей злобе я уничтожаю это цветочное поле, безжалостно, всё, всё до единого цветочка должно быть уничтожено и навсегда вырвано из этой непригодной для хорошего почвы. 
Потом пылают костры, иногда по нескольку дней, случалось и больше. Все зависит от того сколько за период моего временного помешательства успело вырасти цветов.
Все это время я хожу мрачный вокруг кострища, отчасти злюсь на себя, но иногда, устав, я падаю на колени и в бессилии вздымаю к небу руки - зачем? Один вопрос рвется из глубины моего горла к небу. 
Я до боли вглядываюсь в небеса и прислушиваюсь к малейшем звуку. Но нет мне ответа. 
Небо молчит всеми своими безмятежными глазами. Небо безмолвно. Мой вопрос остается всего лишь вопросом. И никто, никто не в силах дать мне ответ. 
Чтобы чем-то себя занять и  окончательно не сойти с ума  я обхожу десятки и сотни раз поле, в поисках хоть единого указания на цветы. Если даже какой-то маленький чахлый стебелек с намеком на цветок попадется мне на глаза - всё, его участь предрешена. Как грешника я веду его на костер, приписываю ему все мыслимые и нгемыслимые грехи. 
И с невозмутимым и уверенным лицом инквизитора я смотрю, как это несчастное творение сгибается в жаре огня. Плавится, извивается, выламывает стебли-ручки, вымаливая у меня пощаду. 
И я больше не могу. И я громко рыдаю. Такими крупными и тяжелыми валунами слез тушу этот адский огонь. Выдираю из цепких лап пламени остатки надежды. 
Помоги мне, небо! И небо не выдерживает. Ничуть не сдерживаясь, небо наперегонки плачет со мной. Пожарище неодобрительно шипит на нас и напоследок, отступая, травит едким дымом. 
Все кончено. Сломаны и сожжены, в жертву принесены цветы, бессмысленные порождения серого поля моей души. 
Я рассматриваю свои грязные руки, на них остатки моего злодеяния - сгоревшие цветы, на моих руках пепел неспасенной красоты. Опять этот знакомый запах гари. Ничего, переживу. 
А теперь за работу, огонь и вода сделали свое дело: недавно такое цветущее поле превратилось в однородное черное месиво. Мне осталось только перекопать все это, метр за метром, смешать всю эту жижу с землей. Хорошая почва будет для сорняков. 
Идет время, поле постепенно перекапывается. Однажды я увидел какое-то яркое пятно невдалеке. Неужели опять начали расти? Я приблизился - это был всего лишь пожелтевший листок с дерева. 
Ах, да, уже давно осень. И ветер листья с соседнего леса сюда носит, ты напугал меня, ветер-повеса. Мне захотелось потрогать эту осеннюю краску. 
Я взял листок в руки, а под ним в черной земле прятался от мира и от моих глаз маленький цветочек. 
Я словно оцепенел. Переломанный, слабый, но еще живой. Я трепетно взял его в руки, маленькое чудо, как тебе удалось уцелеть? Но ты все равно умрешь, ты знаешь, все живое умирает, и твой срок придет. 
Я оглянулся, нету ли еще кого на этом поле брани? И все черно, и воронье лениво ковыряет поля раны. Иду домой, холодно. Прячу цветок на груди. Зима в этот год ранняя.
Я отнесу тебя домой. Больной цветок. 
Там на пыльном чердаке, в углу, на покосившемся от времени книжном шкафу на какой-то полке я возьму любую книгу. Среди чистых неисписанных книжных страниц  я устрою тебе склеп. 
А потом как-нибудь возьму и испишу стены твоего склепа стихами, напишу на них историю о том, почему цветы умирают.

Цветы больны.
                                                                                                                              (Исповедь Садовника)

Любовь

  И вот ты начинаешь понимать...
нет, не так, в какой-то момент, когда мысли, словно вырвавшиеся из-под снега весной ручьи, начинают бежать, ничем не сдерживаемые, 
в разные стороны, радостно осваивая новые просторы, заливая собой все большие площади, эдакое наводнение,
и вот тут вдруг понимаешь, вдруг нахлынуло, видишь всю эту картину с высоты своих промокших ног - ты уже по колено в любви.
А вода прибывает, журчит, баламутит, уводит почву из-под ног, затягивает. 
До первых слез - это еще не любовь, до первого больно - это все несерьезно.
Беги, спасайся, зови на помощь, иначе утонешь.
Выпускай сигнальные ракеты, крепче застегивай спасательный жилет, надувай спасательную шлюпку и греби отсюда,
греби к берегу, греби подальше от этого водоворота, затянет ведь, как есть затянет,
вымотает, утопит и унесет с шальной водой,
чтобы потом выкинуть где-нибудь тебя бездыханную на необитаемом острове, размером с твою никчемную жизнь. 
Это почти все, что я знаю о любви.

Боль

  Боль, как часто мы способны ее испытывать, с какой интенсивностью она смеет нарушать наш покой, где та шкала, указывающая на различные оттенки страдания?
Причин боли может быть множество, но стоит выделить нечто главное:
боль наступает когда наши внутренние убеждения идут вразрез с внешним миром,
и наш разум противится сдаться без боя на милость обстоятельствам.
Постепенно закипает где-то в душе кастрюлька, и становится неприятно, больно.
Мир становится несправедливым, злым и жестоким. Взорвать его ко всем чертям!
И содержимое кастрюльки довольно побулькивает на такое предложение, готовится вырваться наружу и затопить своим содержимым если и не весь мир, то окружающий гектар так точно.
Мир, погрязший в грехе и разврате, пропитанный злобой и невесть чем по самое свое ядро, мир, в котором жестокость является правящей религией, 
этот мир с радостью примет твое подаяние, твою выплюнутую обиду, твое негодование, твою ответную реакцию на боль.
А что же добро, где спаситель? Ведь в нашей подкорке прочно сидит мысль о том, что все зло будет уничтожено добром. 
Может так оно и должно быть, может так и правильно.
Но я хочу сама сделать мир лучше, пусть я не в силах повлиять на исход не начатой битвы, 
но верю, что поддержать хрупкий баланс в пользу добра вполне в моих силах. Истинная благодетель - это страдать в одиночестве.
Зачем отравлять этот больной мир еще и своей болью. 
Страдать надо тихо и незаметно, прятать боль в себе, как самое великое сокровище,
так чтобы никто не видел, и даже думать не смел, что тебе плохо
тут потребуются не дюжие актерские способности.
Но оно того стоит.
Для любителей видеть обе стороны медали боль дает новые возможности в познании.
Есть боль - страдаешь, нет боли - наслаждаешься. И темнота - это лишь отсутствие света. И как прекрасна игра теней.
Только в одиночестве можно будет насладиться своей болью,
самой чистой ее квинтэссенцией, без добавок чужих сочувствий и советов.
Познать свою боль в самой ее первооснове - это познать скрытого себя, любимого себя, неизвестного себя, темного себя.
Познать и принять, и это успокоит, внутренний конфликт будет исчерпан, в голове наступит ясность,
даже некое просветление, душа погрузится в умиротворение, борьба закончится, наступит мир, новый мир..
в котором опять все повторится сначала.