Да, если вы сейчас на работе и тем более, если за вами могут наблюдать, попросите, пусть они снимут вашу реакцию на видео, и пришлите)))
Ларри Уолтерс – Вини-Пух и едрическая сила.
В 1982 году Ларри Уолтерс, житель Лос-Анджелеса, несостоявшийся
пилот, решил осуществить давнюю мечту – полететь, но не на самолете.
Он задумал и осуществил собственный способ путешествовать по воздуху:
привязал к садовому стулу две дюжины метеорологических шаров, наполнил
их гелием, уселся в кресло, взяв запас бутербродов, пиво и духовое ружьё
и перочинным ножом отрезал веревку, привязанную к бамперу его пикапа и
удерживавшую кресло.
Ларри собирался плавно подняться всего метров на сто-двести, однако
кресло рвануло вверх как ракета. Ружьё, нож и всё, что не было крепко
зафиксировано, посыпалось на землю.
Стул болтало и крутило, Ларри вцепился в подлокотники, обвил ногами ножки и чувствовал себя пропеллером в заднице дьявола.
Соседи наблюдали полёт Ларри пока его стратостат не превратился в точку и совсем не скрылся из виду на фоне кучевых облаков.
Звонить ли 911? Зачем? Человек улетел. Летать не запрещено. Закон не нарушен. Насилия не было. Америка – свободная страна.
Хочешь летать – и лети к чертовой матери.
…Часа через четыре диспетчер ближнего аэропорта слышит доклад пилота с заходящего лайнера:
– Да, кстати, парни, вы в курсе, что у вас тут в посадочном эшелоне какой-то мydак летает на садовом стуле?
– Что-что? – переспрашивает диспетчер, галлюцинируя от переутомления.
– Летает, говорю. Вцепился в свой стул. Всё-таки аэропорт, я и подумал, мало ли что…
– Командир, – поддаёт металла диспетчер, – у вас проблемы?!
– У меня? – Никаких, всё нормально.
– Вы не хотите передать управление второму пилоту?
– Зачем? – изумляется командир. – Вас не понял.
– Борт 1419, повторите доклад диспетчеру!
– Я сказал, что у вас в посадочном эшелоне какой-то кретин летает на садовом стуле.
Мне не мешает. Но ветер, знаете ли…
Диспетчер врубает громкую трансляцию. У старшего смены квадратные
глаза. В начало полосы с воем мчатся пожарные и скорая помощь. Полоса
очищена, движение приостановлено: экстренная ситуация. Лайнер садится в
штатном режиме. По трапу взбегают фэбээровец и психиатр.
Напористый такой доклад со следующего борта:
– Да какого ещё хрена тут у вас козёл на своих шарах путь загораживает!., вы вообще за воздухом следите?!
В диспетчерской тихая паника. Неизвестный психотропный газ над аэропортом.
– Спокойно, кэптен. А кроме вас, его кто-нибудь видит?
– Мне что, бросить штурвал и идти в салон опрашивать пассажиров, кто из них ослеп?!
– Почему вы считаете, что они могут ослепнуть? Какие ещё симптомы расстройств вы можете назвать?
– Земля, я ничего не считаю, я просто сказал, что эта гадская птица на верёвочках работает воздушным заградителем.
А расстройством я могу назвать работу с вашим аэропортом.
Диспетчер трясет головой и выливает на неё кофе, перепутав руки, чашечку кофе и стакан воды: он утерял самоконтроль.
Третий самолет, сама вежливость и спокойствие:
– Да, и хочу поделиться с вами тем наблюдением, джентльмены, что
удивительно нелепо и одиноко выглядит на этой высоте человек без
самолёта.
– Вы в каком смысле??!!
– О-о-о… И в прямом, и в философском… и в аэродинамическом.
В диспетчерской пахнет крутым первоапрельским розыгрышем, но календарь дату не подтверждает.
Четвёртый борт леденяще вежлив:
– Земля, докладываю, что только что какой-то парень чуть не влез ко мне в левый двигатель, создав угрозу аварийной ситуации.
Не хочу засорять эфир при посадке. По завершении полета обязан составить письменный доклад.
Диспетчер смотрит в воздушное пространство взглядом Медузы Горгоны, убивающей всё, что движется.
– …И скажите студентам, что если эти идиоты будут праздновать
Хэллоуин рядом с посадочной глиссадой, то это добром не кончится! –
просит следующий.
– Сколько их?
– А я почем знаю?
– Спокойно, борт. Доложите по порядку. Что вы видите?
– Посадочную полосу вижу хорошо.
– К чёрту полосу!
– Не понял? В смысле?
– Продолжайте посадку!!
– А я что делаю? Земля, у вас там всё в порядке?
– Доложите – вы наблюдаете неопознанный летательный объект?
– А чего тут не опознать-то? Очень даже опознанный.
– Что это?
– Человек.
– Он что, суперйог какой-то, что там летает?
– А я почем знаю, кто он такой.
– Так. По порядку. Г д е вы его видите?
– У ж е не вижу.
– Почему?
– Потому что улетел.
– Кто?
– Я.
– Куда?
– Земля, вы с ума сошли? Вы мозги включите! Я захожу к вам на посадку!
– А человек где?
– Который?
– Который летает!!!
– Это что… вы его запустили? А на хрена? Я не понял!
– Он был?
– Летающий человек?
– Да!!!
– Конечно, был? Что я, псих?!
– А сейчас?
– Мне некогда за ним следить! Откуда я знаю, где он! Напустили чёрт-те кого в посадочный эшелон и ещё требуют следить за ними!
Плевать мне, где он сейчас болтается!
– Спокойно, кэптен. Вы можете его описать?
– Мydак на садовом стуле!
– А почему он летает?
– Да потому что он мydак! Вот поймайте и спросите, почему он, тля, летает!
– Что его в воздухе-то держит? – в отчаяньи надрывается диспетчер. – Какая едрическая сила? Какое летательное средство???
Не может же он на стуле летать!!!
– Так он привязал свои шары к стулу и висит на них.
Далее следует недолгая ненормативная словесная дуэль и непереводимая игра слов, потому что обоим не до смеха:
пилот всё видит и понимает, но его внимание и экипаж заняты посадкой лайнера,
а диспетчер ничего не понимает потому, что знает только то, что ему говорят пилоты и то,
что вообще-то такого не может быть,
с последних слов так он вообще понял, что воздухоплаватель привязал яйца к стулу,
и требует объяснить причину подъёмной силы этого сексомазахизма,
собрав в кулак всё своё оставшееся до сих пор благоразумие, спрашивает:
– Его что, Богоматерь в воздухе за яйца держит, что ли?!
– Ну, маньяк! – сквозь зубы мимо микрофона процедил пилот, – даже на работе и в такую минуту не может об этом не думать!
Собрал в кулак всю свою субординацию:
– Сэр, я придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации, и не
совсем вас понимаю, сэр, – политкорректно отвечает борт. – Он привязал к
стулу воздушные шарики, сэр. Видимо, они надуты лёгким газом.
– Откуда у него шарики?
– Это вы мне?!
– Простите, кэптен. Мы просто хотим проверить. Вы можете его описать?
– Ну, парень. Нестарый мужчина. В шортах и рубашке.
– Так. Он белый или черный?
Это, конечно, сейчас имеет решающее значение, именно от этого зависит, выпускать шасси или заходить на второй круг…
после небольшой паузы пилот говорит:
– Он синий.
– Кэптен? Что значит синий?!… (Наверное, инопланетянин? – пронеслось у диспетчера)
Такого тупого и настырного диспетчера пилоту встречать ещё не приходилось и его прорвало:
– Вы знаете, какая тут температура за бортом?! Попробуйте сами полетать без самолёта!!!
Этот радиообмен в сумасшедшем доме идёт в ритме рэпа. Воздушное
движение интенсивное. Диспетчер просит таблетку от шизофрении. Прилётные
рейсы адресуют на запасные аэропорты. Вылеты задерживаются.
…На радарах – ничего: человек маленький и не железный, шарики маленькие и резиновые.
Связываются с авиабазой. Объясняют и клянутся: врач в трубку подтверждает.
Поднимают истребитель.
…Наш воздухоплаватель в преисподней над бездной, в прострации от ужаса, околевший и задубевший,
судорожно дыша ледяным разрежённым воздухом, предсмертным взором пропускает рядом ревущие на снижении лайнеры.
Он слипся и смёрзся воедино со своим крошечным креслицем, его качает и таскает, и сознание закуклилось.
Очередной рёв раскатывается громче и рядом – в ста метрах пролетает истребитель.
Голова лётчика в просторном фонаре с любопытством вертится в его сторону.
Вдали истребитель закладывает разворот, и на обратном пролёте пилот крутит пальцем у виска.
Этого наш бывший лётчик-курсант стерпеть не может, зрительный центр в мёрзлом мозгу передаёт команду на впрыск адреналина,
сердце толкает кровь, – и он показывает пилоту средний палец.
– Живой, – докладывает истребитель на базу.
Поднимают полицейский вертолёт.
А вечереет… Темнеет! Холодает. И вечерним бризом шары медленно сносит к морю.
Из вертолёта орут и машут! За шумом, разумеется, ничего не слышно. Сверху пытаются подцепить его крюком на тросе,
но мощная струя от винта сдувает шары в сторону, креслице болтается враскачку, как бы не вывалился!…
И спасательная операция завершается по его собственному рецепту…
Вертолёт возвращается со снайпером, слепит со ста метров прожектором, и снайпер простреливает верхний зонд.
И второй. Смотрят с сомнением… Снижается?
Внизу уже болтаются все береговые катера.
Вольная публика на произвольных плавсредствах наслаждается зрелищем и мешает береговой охране.
Головы задраны, и кто-то уже упал в воду.
Третий шарик с треском лопается, и снижение грозди делается явным.
На пятом простреленном шаре наш парень с чмоком и брызгами шлёпается в волны.
Но веревки, на которых висели сдутые шары, запутались в высоковольтных проводах, что вызвало короткое замыкание.
Целый район Лонг-Бич остался без электричества.
Фары светят, буруны белеют, катера мчатся! Его вытраливают из воды и начинают отдирать от стула.
Врач щупает пульс на шее, смотрит в зрачки, суёт в нос нашатырь, колет кофеин с глюкозой и релаксанты в вену.
Как только врач отворачивается, пострадавшему вливают стакан виски в глотку, трут уши, бьют по морде…
и лишь тогда силами четырёх матросов разжимают пальцы и расплетают ноги, закрученные винтом вокруг ножек стула.
Врач со всех сил проводит массаж сердца:
под этой пыткой Ларри начал приходить в себя, самостоятельно стучит
зубами и улыбается, когда в каменные от судороги мышцы вгоняют булавки.
И, наконец, произносит первое матерное слово.
То есть жизнь налаживается.
