Добро пожаловать или посторонним В...

Редко удается засыпать трупом – без сновидений, падая в глухую черноту беспамятства. Может, и зря.. Всегда – сюжеты ненаписанных книг, объяснялки мироздания, воспоминания прошлых жизней… А то, что не удается вспомнить наутро, кажется самым интересным... Бывает, что зарисовываю запомнившееся, в основном – украшения и детали одежды. Иногда мне кажется, что если я постараюсь – то вспомню и забытое. Просто не старалась никогда особо. И так нескучно. Мне давно уже не снятся сны в духе «гамно - к деньгам».

***

Дверь захлопнулась сытым чваканьем, коротким и объемным по звуку. Обратила внимание на замок – после многочисленных ремонтов жирные наслоения краски пообтерлись на углах. Верхний слой был светло-бежевым, с грязным налетом многочисленных прикосновений. Захотелось длинно провести ногтем, поддевая краску снизу вверх. Она наверняка слезет, собираясь осыпающейся крохкой гармошкой. Но, вспомнив, сколько рук приложилось к этой подъездной стальной хреновине, сдержалась. Возникла пауза. Ни одного дурного предчувствия. Снег с ботинок немедленно стал таять в тепле, оставляя маленькие лужи – в подъезде нещадно жарила батарея. «Вот сцуко», подумала я восхищенно, вспомнив свой домашний рахитичный радиатор…

И тут, ни с того ни с сего… Боянистая фраза, но все рассказчики её любят. Много чего интересного начинается именно с этой фразы... И тут, ни с того ни с сего, я услышала по ту сторону двери свой сожалеющий собственный голос: «Не открывается». Мы с Антоном посмотрели друг на друга одновременно. По ту сторону двери быть никого не могло. Не говоря о том, что я могла говорить только по эту сторону двери, потому что я находилась здесь, а не там… Через паузу, за время которой наши сердца громыхнули пару раз пустоведерными ударами, через бесконечную паузу пятнадцатисекундного ожидания,  с той стороны двери  теперь и Тохин голос промямлил в своем неподражаемом похуистическом стиле: «Придем в другой раз»… Конечно, Тоха устал бродить по микрорайону, выискивая хоть что-то интересное для зацепки в нашем сюжете, выданном редакцией одним на двоих…

Мой, «настоящий» Антон, по эту сторону двери, сразу завозился, затоптался рядом, очки поползли к кончику носа, съезжая, как со скользкой горки саночки. Он начал открывать замок, срывая ногти, и его толстые пальцы неуклюже-потно скользили, не попадая на рычажок, отодвигающий «язык» замка. А я от волнения вытерла ладони о джинсы. Мои ладони тоже вмиг стали влажными. И неприятно прилип свитер к спине… Так и не открыв дверь, Антон ломанулся влево, вбок, подталкивая меня обеими руками к узкому окошку подъезда. Проем светил светом второй половины короткого зимнего дня на уровне груди где-то слева. Мы бежали, мешая друг другу, к этому чертовому узкому окну, казалось, вечность, хотя от двери до окна – не больше трех метров, однако…

Какой-то одержимый уютом фетишист занавесил окошко половинной тюлевой гардиной – и мы оторопело застыли у фрамуги, откинув тюль. Задышали на запотевающее холодное стекло, причем предупредительный Антон старался реже дышать. Он вообще всего смущается. От подъезда, длинно волоча усталые ноги, удалялись мы оба – я и мой сотрудник Тоха, плечом к плечу. Я накинула капюшон поверх шапки, к вечеру начал дуть холодный ветер, хотя днем его не было, и взяла Антона под руку. Антон был не только сотрудником, но другом. В подъезде я, наоборот, сняла капюшон и, помедлив, стянула шапку – от кошмарности ситуации стало нестерпимо жарко. Или от батареи. Не важно. Мы стояли в чужом подъезде, из которого не могли выйти. Наши дубли/клоны/двойники потопали к ближайшей троллейбусной остановке.

От окна, кстати, дуло. Внутри рамы колыхалась на сквозняке запыленная грязная паутина. Я так и осталась смотреть в окно. А Тоха вернулся к замку и продолжил безуспешные попытки открыть дверь. «Как хорошо, что я оказалась здесь именно с ним, не пропаду», - подумала я. Толстый и неповоротливый, на первый взгляд, Антон был практичным мужчиной. В любой ситуации ему всегда удавалось «отбить у врагов» жратву. Я больше не смотрела в окно, а рассматривала слегка поцарапанные тупорылые носки желтых мартенсов. Промытые снегом, гениальные изобретения  Dr.Martens-а желтели как обычно жизнерадостно, только темные трещины царапин выдавали в них любимую обувь. Я всегда надевала в такую погоду именно эти ботинки, когда журналистское расследование могло завести… Да куда угодно могло завести, к примеру, в эту жопу.