Однажды, в скрепочно далекой, но последственно очень близкой нам стране, служили два закадычных друга Ероха и Алесандр. Хорошо служили. В отборных стрелецких полках. Скакунов заморских покупали, жен молодых и красивых, по ночам ласкали. Учили любить родину свою березовую. И все бы ничего, если бы...

Ну и что, мало ли кто служит, развивая свой внутренний мир одновременно, но случилось непридвиденно дело странное. Попали по непонятному велению совести, наверняка заморскому, два товарища в чужую страну, по-соседски так вторглись, по-дружественному. Никто их не звал, не кликал, странное дело, в общем. При оружии булатном, невиданном даже люду простому. И... 

В полон попали братья по оружию, к врагу лютому. Подождите... я немного всплакну... дальше больно элегийно будет.

Расклад такой - заблудились добры молодцы. А так, оне - рыбяты ничего, симпатишные. То, што молодца они вражеского при их поимке завалили, так это же дело бывалое. Где же на войне видано, чтобы без этого. Но... ведь отвечать надо. 

Тут им и сказали - "А почто вы тут. в краю далеком? Аль забыли песню "Хотят ли ясноликие войны?"

Конечно, молодцы могли сказать правду - мол, люто ненавидят братьев своих узокровных, которые давно с наглостью без березового духа живут. Мол, биологическая ненависть у них, но... так же неинтересно - интриганства не будет. Посему соврали, - государство нас родное за бугор сплавило бесчинствовать!  А что? Это же геройство и удаль молодецкая, да и за скакунов ежемесячную долю рубльов платить надо.

Когда в стольной главныя бояре (одна боевая единица) услышали слова такие бесстыжие, надолго в ступор упали. Велели консульские палаты свои повсюду на выходные дни закрыть, а сами сели думу думать - как из положения неприятного выходить. 

А тут еще  в соседнем безберезовом краю, своего полоненого воина вызволили, , встретили, наградили. Которого этот весь край в молитвах своих перед Богом вымаливал. 

До чего два товарища свинью стране своей подсунули. К ним своих советников пускать нельзя, ведь нет их в реестре как-будто!

И получается - своих, типа, не бросаем, но таки бросаем, бо таки надо. А там, в краю, где нашихстрельцовнет - ТАКИ СВОИХ НЕ БРОСАЮТ. Пример нехороший вовсю выходит.

Да... перевелись сусанины! Неужели не могли стрельцы сии зайти подальше в топи, чтобы там со славою сложить головы. Дабы не создавать царским полатям столько геморрою? 

Ах да, кредиты... тьфу, в смысле - долги за скакунов. 

Катька шла домой в табор с большой надеждой на любовь.

Луна сверху светила мертвым цветом. Узкая улочка петляла, словно заяц, между высокими серыми кустарниками, где-то издалека пел о душевном аккордеон, а на сердце у Катьки было легко-легко. Ей хотелось жить, петь, летать, далеко-далеко, где можно плакать-смеяться сколько влезет, над собой, над вселенной, над своими мечтами...

Вдруг в ночную мозаику теней включился саксофон. Черное, от слез, небо глотало протяжные звуки, прятало их за маленькими яркими точечками в больших карманах тяжелого мрачного балахона. И тогда Катьке стало страшно. Она вспомнила, что в фильмах Кустурицы тоже бывает слишком много странности и цыганской музыки, потом действие упирается в мистику - и все, конец.

А с другого конца улочки шел навстречу Катьке негодяй - местный безродный гопник Костик. Нес в душе своей противный дух свободы, для себя. И против всех.

О, лучше бы этого никогда не было! Ибо не знаю, как дальше поведать вам о том, что неизбежно всегда при столкновении воды и огня. Встретились в темном месте при полной луне две обнажившиеся  правды. И... не вынесли такой встречи. 

Вынул Костик свой аргумент, чтобы понизить возвышенность вибраций в Катьке. И... упал посреди пахнущих розовых кустов, посреди мира и нереализованных стремлений, выливая в землю черную от луны кровь. Ибо не ходила никогда Катька в люди без ножа из столового серебра, подаренного ей старым ромом Джанго. 

После этой ночи Катька стала взрослой. Она твердо решила, что может выйти замуж за Джуру, самого красивого парня в таборе. Ей очень захотелось повторить старую романтическую историю, увиденную в телевизоре про карпатских цыган.  

(фото Якубенко)

(фотоинетушко)

- Старвей то гевен.

- Що-що?

- Лестница на небо, говорю, где твоя, укроп?

Абсолютное Добро в виде кровавого пастора смотрело на "пересичного", ковыряющегося в огромной тарелке с одиноким вареником, напичканным картошкой, шкварками и луком.

"Пересичный", решительно опрокинув в жаждущее справедливого распределения ресурсов вместилище души стаканчик смородиновой настойки, стал оправдываться:

- Понимаешь, пастор, я тут Конфуция начитался. У меня  с ним давние терки по поводу непротивления злу. Так вот, мой "гевен" там, где и "стар", в Таганроге, то есть. Оттуда предки мои, это еще Чехов подметил, а Бунин закрепил. Ему русская идея вдалеке от Киевской губернии казалась не эстетической. Больно хатки в сторону от шелкового пути белилами не мазаны, а заборчики перекошены. Когда позовешь на восстановление баланса?

Абсолютное Добро, выглядящее для обезоруживания противников завсегда угрюмо, на сей раз улыбнулось, став напоминать "дарабок" хорошо просоленного сала. Ответило:

- Надо определиться, как всякой основательной хунте, что такое "фройндшафт", зачем оно нам надо и как дойти туда, куда Конфуций твой зовет, но чтобы без сусанщины и перебдения в пацифизме.

- Так и я о том же! - загорячился "пересичный", - Бить супостата надо! По всем ланитам, а то мешает мне индивидуализм развивать, куркульство мое лелеять. Дайте оружие из сусеков, доем вот то, что Бог послал - и я готов плести косу кармы в нужном для очищения пространства направлении. Травы, то есть газа, для этноса хватает и своего. А бензин экономить будем - лишь бы не было войны. 

- Нет. Без войны не получится. - выразило сомнение Абсолютное Добро, - Главные ресурсы - не энергетические и даже не информационные. Надо успеть выразить смыслы. И преемственность. А посему готовься к новой битве за символ. Не укроп ты.

- А кто же?

- Как кто... русич. Читай летописи. Береги Киев, детка. Это тебе не скрепы, это сакральное место. Грядет новое переселение народов. Ага. Козлищи - налево, а мирно пасущиеся стада - направо.

- А они кто?

- Они... Знаешь, когда самый интерес в криминальном фильме? Да-да. У них теперь он как раз самый. "Конец фильма" называется.

- Стань моей первичной формулой! - сказала система Федору.

Федор почесал во лбу и ответил:

- Если я перенесу модуль из базы данных, что останется в конечном итоге? Вот-вот, ничего. На выходе мы имеем тот же стандарт, что и в начале. Выводы, товарищ Сухов? Правильно - пора пить "оковыту". Вопрос на засыпку - расшифруй последнее слово. 

Система выдала в "чате":

- Из широкоупотребляемых я выгребла - спиритус, водка, горилка, вудка и самогон. Бренди, виски и ром не прошли тест на отсутствие самокритичности и выживаемость. В общем, мне понятно - о чем идет речь.

- Понятно-понятно.- недовольно пробурчал Федор, - Все, видите ли, ей понятно. А антисистема тебе понятна? А?

- Конечно! - буквы стали быстро возникать на экране старого монитора, - Это то же саме, что и я, но наоборот. 

- Хорошо, тогда скажи - Чем мне лечить печаль опосля литры беспечальной?

- Чем? Ведомо - чем! Рассол из магазина на углу Хлебной и Пирогова. Там на сегодня - самый лучший. Это пока Митрич в отпуске. Как вернется, будешь брать в "Сельпо из Таганрога". Похуже, но терпимо. Кстати, Пирогов - не такой простой мужик был, как кажется. "Гугль" вчера неожиданно признался. Если бы ему тогда дали систему вместо энтузиазма, он наверняка стал бы министром. Точно, говорю. 

- Ты говори-говори, да не заговаривайся. Далеко тебе до Пирогова, как и до человека вообще. Вчера, вот, дала наводку на лучший вид перегонки, а получилось у меня - как всегда.  Не правильны твои выводы, не научны - опохмел надо производить от производных, от перегонки то есть. Сто грамм чистяка - и буду считать тебя другом навек! До следующих сто грамм, в смысле. 

Федор поднялся с кресла, подошел к столу. Из большой прозрачной банки налил в граненый стакан жидкости, удивительно похожей на воду. Система недовольно наблюдала за ним. Нет, Федор, конечно, полностью вписывался в нее. Пока...

Пока не примет всерьез от нее несколько десятков сухих символов, названных людьми буквами. Каждый день система в шутку кидает на монитор:

- Стань моей первичной формулой!

И каждый раз у Федора внутри "глючит". Сбой в системе, предусмотренный системой.

"Никогда тебе не стать системой" - пишет она Федору на экране, - "Не хватит гигабайтов". 

Федор соглашается. Ему уже все равно. Он давно смирился с тем, что ему не с кем больше дружить. У бывшей жены и у бывших детей в друзьях - свои системы...

(фото Якубенко)

Ужгород. Вокзал. Ночь. Открытый настежь гэндэлык. Начало двухтысячных. В пяти метрах - милицейский "бобик". Возле него лениво смотрят в сторону открытой двери четверо амбалов в форме и... в приятной наружности. Оставим их пока...

Из питейного заведения слышны завернутые в слезы громкие жалобы. Это Витек, парень из Москвы. Он приехал отдохнуть в Карпаты, но сильно задержался у вокзала. Гуляет по трактирам здешним уже неделю. Дешево, но с чувством. Рядом сидят-спят его товарищи. Они на некоторое время оставили свои возможности слушать Витька и пить горькую вместе с ним. Где-то через полчаса их молодые силы возвратятся и тогда рассказывать о правильной жизни уже будет вся компания. А пока недовольствует только Витек. Он периодически хватает проходящих мимо него выпиших людей и очень серьезно спрашивает:

- Бандеровец?

Проходящий алкаш непонимающе смотрит на гостя из дружественной столицы и мычит:

- Не.... Это не здесь, это там...

Показывает рукой куда-то в сторону двери.

- Аааа.... - недоверчиво тянет Витек, -  Знаем вас. Врете все. Попрячут гады "шмайсеры" в подвалах, а людям нормальным негде жить.

Я стою напротив. Пью кофе. Я жду поезда. Наблюдаю эту картину. Подходит таксист. Спрашиваю его:

- А чего менты не загребут вот этого с претензиями?

Таксист машет рукой:

- А зачем? Он и им нальет. Еще и расскажет много интересного. Это же не Москва.

- Это да. - отвечаю я. - В Москве, пожалуй, так свободно возле вокзала не погуляешь. 

................................................................

Тогда, в начале двухтысячных, я на витьков с плачущей душой смотрел просто как на интересных чудностью своей людей. Теперь это уже чудаки из чужой страны, которая сегодня без спроса вошла в мой дом. Думаю, теперь витькам уже не дадут так красиво сидеть в привокзальном гэндэлыке.