И.Дунаева.
в замшелой избушке
Собой торговала старуха Любовь
Шершавая кожа ,обвислые груди
И ходит, согнувшись и стылая кровь

 - И что им неймется исчадиям ада?
Нет сил, вам дарить, что хотите вы вновь
Я падшая немощь, и вас мне не надо
И кто из вас помнит ,что значит Любовь?

Кому из вас надо мое обольщенье?
Вы грубо берете что, что- то осталось
В вас нежности нету и честь не в почете
И крик о пощаде, какая- то малость

Бретеры, пираты, воры и  пройдохи
Зачем вам потасканным, чья- то любовь?
Ваш мир перевернут и, нет смысла в драке,
Коль в ваших руках автомат, а не нож

В замшелой избушке вселенского плача,
Гадает  по крошкам старушка Любовь
-Вот этот любимый, а этот несчастный
А этот засранец…поди ужо прочь…….!

Планеты и судьбы, разлуки и встречи,
И вера во все, что не сбудется вовсе…….
****************************************
В шафрановом свете спустился на Млечный
Маленький Принц, что спешит ко мне в гости

Надеюсь,  что  тревожусь я  напрасно
Но это  факт, по- видимоиу, знаковый:
Все  люди  на  планете  очень  разные,
Лишь я  один  какой-то одинаковый.

Зовущим  в  стадо  я  не доверял!
И здорово,  что в годы  перемен
Я в партиях  любых  не  состоял,
А  это  значит  то, что Я  НЕ  ЧЛЕН.

Кощей был тощим, злобным, маленького роста.
Когда игла в яйце, то  добрым  быть не просто.

Писатель восхищается  колхозом
Лишь потому, что не  знаком с навозом.
А  о  семье  с  любовью  пишет  всяк,
Кто не женат. Пока  он  холостяк…

Об  авторстве  стиха  упр>ямо
Поэты спорят,  портя  нервы.
А  Муза, как  любая  дама,
Молчит, кто у неё был первым!

Прошу родная, сделай милость
Не прячь любовников в шкафу.
Их  столько в шкаф уже набилось,
Пиджак  повесить  не  могу!!!

Чуть вылупи глаза и  возмущайся!
Кричи, что  клевету устал  терпеть!!!
Всё отрицай, ни с чем не соглашайся…
Но  главное —  трусы   успей  одеть...

Пьяную  женщину  около  часа
Я  уговаривал   угомониться.
Легче  её  довести  до  экстаза,
Чем до квартиры, где ЭТО случится.

Я завтра  из  больницы  ухожу,
Врачи  меня  лечили  день  и  ночь
Но мы  пришли  к  такому  рубежу
Когда МНЕ больше нечем ИМ помочь.

Пациент был  недоволен,
Что у платных докторов
Если  деньги  есть – то болен
Денег нет – тогда здоров.

Трудились фармацевты не напрасно,
Теперь рекламой будут доставать:
Ведь раз уж они сделали  лекарства,
То точно нас  заставят  их  сожрать!

Вопроса  сразу  ДВА  к директорату.
Желаю я  узнать,  в  конце  концов:
— Когда  вы  мне  утроите  зарплату?
И что такое: «Хрен  во всё  лицо»?

На бриллианты указала пальцем  ты
Кричишь: «Купи мне эту красоту!»
Ты  девушкой  была  моей  мечты,
… Пока  я  не  узнал  твою  мечту.

Если   кто-то  заметит  всерьез
Что не пьет  и  не курит,  то  сами
Вы   себе  зададите  вопрос:
«А не сволочь ли тут,  перед нами?»

Когда вы спорите с тупицей,
Настырным, глупым  и  упрямым,
Вначале стоит  убедиться,
Что он  не  занят  тем  же самым.

Сигналы в Космос посланы от нас
Иным цивилизациям навстречу…
Индейцы встретились с Колумбом как-то раз.
Теперь скажите: Что  им,  стало  легче?

Чтоб счастливо прожить до гроба,
Чтоб вас навек  судьба  связала,
За  правило  возьмите  оба,
Приехав, позвонить с вокзала.

Красотку, полную жеманства,
Целуй в уста. Увидишь сам:
Они всегда прощают хамство,
Когда им симпатичен хам.

Следи  за  девушкой  на пляже
Когда она купается,
Возможно, что под макияжем
Красавица  скрывается…

Если в споре  грубые слова
Женщина всё время  повторяет,
То она  не  только  не  права
Но вдобавок,  это понимает.

О женской логике написано немало,
Но лишь  твоя запомнится  навечно:
Меня  ты  импотентом  обозвала
И кобелём, что изменяет с первой встречной.

Вот  попробуй  женщину  пойми!!!
Говорю я  с искренним сочувствием
Злят её критические дни,
ТОЧНО  ТАК  ЖЕ, как  и их  отсутствие.

Есть стройные дамы, с  фигурочкой,
А есть и  совсем   без   фигуры
Есть ПРЕЛЕСТЬ,  какие дурочки
И  УЖАС,   какие   дуры.

На  женщин  разбирает просто  злость
Ни дня нам не прожить  без их  совета.
Жена  сама  забить  не  м>ожет  гвоздь,
Но точно знает,  как  МНЕ  сделать это.

Первую любовь почти  всегда
Помнят  люди с теплотой. Однако,
Это происходит лишь тогда,
Если  дело не дошло  до брака.

Принёс цветы, креветок, воблу,  пиво…
Пел  песни,  про пожар в его груди,
Ухаживал  так  нежно и  красиво,
Хоть замуж  за него  не выходи!

Свою  жену   не слушал   он
И это в принципе не странно
Желанье женщины — закон
Лишь если женщина желанна.

В любовный бой вдруг ринуться с печи,
В последний раз сдружив и страсть и опыт.
На это только старые хрычи,
А не юнцы безусые способны.

Все мужики наверное заметили,
Что женщины грехам особый счет ведут:
Чужие не простят и за столетие,
Свои забудут ровно через пять минут.

Ответа не нашел я сразу,
Да и найду ли вообще?
Ну почему культурный разум,
Так хочет дикости в душе?

В потьмах души живет такая Бука,
Что хочет делать все на перекор:
Врага простить и не помириться с другом,
И со сплетником продолжить разговор.

Э.Рампо.

В тот достопамятный вечер семеро джентльменов — любителей острых
ощущений (в их числе и ваш покорный слуга) собрались, как повелось, в
Красной комнате. Утопая в затянутых алым бархатом креслах, все, затаив
дыхание, ждали очередной леденящей душу истории...

Комната была
убрана соответственно духу наших собраний: в центре ее помещался круглый
массивный стол, застланный алой же бархатной скатертью. На нем
возвышался старинный тройной подсвечник с богатой резьбой. Пламя свечей
слегка колебалось в застывшем воздухе.

Стены, двери и окна были
закрыты тяжелого шелка портьерами, ниспадавшими до самого пола
прихотливыми складками. В таинственном полумраке наши тени,
вырисовывавшиеся на густо — багряной, темной, точно венозная кровь,
шелковой ткани, казались неправдоподобно огромными. Они колыхались в
едином ритме с язычками свечей, расползаясь и извиваясь в причудливых
складках, как гигантские насекомые.

В этой комнате у меня
неизменно возникало чувство, будто я нахожусь в утробе какого-то
неведомого чудовища — я даже слышал тяжкое, мерное — под стать самой
мощи зверя — биение его сердца...

Никто не спешил первым нарушить
молчание. Неяркое пламя свечей озаряло лица моих сотоварищей; черно —
багровые пятна теней исказили их до неузнаваемости, и знакомые черты
были настолько застывшими, неподвижными, что я содрогнулся.

Но
вот наконец Т., коего мы избрали в тот вечер рассказчиком, откашлялся.
(Т. был принят в наше общество недавно.) Он выпрямился в кресле и
заговорил, устремив взгляд на пляшущий огонек свечи. Лицо его было
испещрено тенями и, видимо, от того несколько напоминало лишенный плоти и
кожи череп; нижняя челюсть с каким-то унылым однообразием дергалась
вверх и вниз при каждом издаваемом звуке, что придавало Т. сходство с
жутковатой марионеткой...

— Лично я полагаю себя совершенно
нормальным, — сказал Т. — Да и никто ни разу не усомнился в ясности
моего рассудка. Впрочем, предоставляю судить об этом вам... Может быть, я
и впрямь не в своем уме. Или, по меньшей мере, страдаю нервным
расстройством. Как бы то ни было, должен признаться, что факт
человеческого существования всегда вызывал во мне непонятное отвращение.
Боже, до чего же скучна эта штука — жизнь!..

В юности я
развлекался как мог, предаваясь обычным людским страстям, но — увы! —
ничто не могло рассеять моей тоски. Напротив, мне становилось все
безрадостнее и скучнее. Неужели для меня не осталось ничего
интересного?.. Эта мысль терзала меня неотвязно. И вот весь свет
опостылел мне. Я просто умирал от хандры. Прослышав о чем-то новом и
необычном, я, вместо того чтобы погрузиться в неизведанное без оглядки,
начинал прикидывать и примерять, раздумывать и сомневаться — и приходил к
прискорбному выводу, что все в мире пошло и уныло.

Какое-то
время я так и жил, не делая ничего — только ел да спал и проклинал свою
долю: подобное существование воистину ужаснее смерти, хотя в глазах
других я был, вероятно, счастливчиком. Право, лучше бы мне приходилось в
поте лица зарабатывать хлеб свой насущный, ибо самый тяжкий труд просто
счастье в сравнении с бездельем. Хотя еще лучше было б владеть
несметным богатством и жить в роскоши, утоляя голод души кровавыми
развлечениями, подобно прославившимся тиранам, — но то, конечно, и вовсе
несбыточные мечтанья.

Да, жизнь моя была бессмысленна и уныла...
Вы, господа, разумеется, вправе меня упрекнуть: что тут такого уж
необычного? Мы — де и сами томимся от скуки — потому и собрались здесь, в
Красной комнате, надеясь отвлечься. К чему многословные объяснения, и
так все понятно... Да — да, вы совершенно правы. Я не стану тратить
попусту слов и перейду к главному...

Господа, мои терзанья были
сильнее ваших! Если вас еще занимают такие нелепицы, как игра в
детективов, занятия спиритизмом, эротические картины, то вам повезло...
Поверьте, тюрьмы, лечебницы для умалишенных, анатомические палаты — это
столь же нелепо и скучно, как и все остальное. Лично я не прельщусь даже
зрелищем смертной казни (о чем, как я слышал, вы втайне мечтаете). Меня
всегда отвращали такие банальности, и я был близок к отчаянию, когда
меня вдруг посетила блистательная идея — сколь чудовищная, столь и
заманчивая. Неожиданно я открыл средство побороть свою скуку — и эта
мысль всецело завладела моим существом.

Возможно, вы
содрогнетесь, услышав мое признание,.. В общем, я замыслил убийство. Да —
да, самое настоящее убийство. И вот блестящий итог: на моем счету почти
сотня жизней ни в чем не повинных людей: женщин, детей, стариков. Всех
их я убил просто так, из развлечения.

Вы, верно, думаете, что я
раскаиваюсь в совершенных мною чудовищных злодеяниях? Отнюдь! Я не
испытывал и не испытываю ни малейших угрызений совести. Скажу больше: в
последнее время мне прискучила даже эта забава. Я пристрастился к опиуму
— из искушения погубить теперь себя самого...

Правда, даже
такому, как я, дорога жизнь, и я нахожу в себе силы бороться с дурною
привычкой. Только если прискучило лишать жизни других, что же еще
остается, кроме как убить себя самого?.. Потому-то я и решил открыть
свою тайну — пока еще в состоянии излагать обстоятельства дела. Я решил,
что вы, джентльмены, более прочих годитесь для этой цели. Как вы теперь
понимаете, я вступил в ваше общество только затем, чтобы рассказать вам
историю своей странной жизни... К счастью, согласно уставу вашего
общества, новичок должен поведать какую-нибудь ужасающую историю в
первый же вечер, так что, благодарение Богу, мое желание исполнится
нынче же...

Итак, все это началось три года тому назад. Как я уже
говорил, я вел тогда совершенно праздную, лишенную всякого смысла
жизнь... Уже наступила весна, но настоящего тепла еще не ощущалось —
кажется, был конец февраля, а может, начало марта. И вот однажды со мной
произошел весьма любопытный случай, перевернувший всю мою жизнь.

В
тот вечер я засиделся в гостях допоздна и возвращался домой уже
заполночь, порядком навеселе. Было холодно и промозгло, но я, решив
прогуляться, не стал брать такси и брел себе, не спеша. До дома было уже
рукой подать, когда я, свернув в переулок, столкнулся нос к носу с
каким-то незнакомым мне человеком. Он тяжело дышал, лицо выражало
паническую растерянность. Человек резко затормозил и непонимающе
уставился на меня. Несколько секунд он молча изучал мое лицо, освещенное
тусклым светом уличных фонарей, потом выпалил:

— Нет ли здесь поблизости врача?

Выяснилось,
что, находясь за рулем, он сбил старика, по всей видимости бродягу.
Увечья оказались серьезными. Оглядевшись, я в самом деле увидел в
некотором отдалении машину, а рядом распростертое на мостовой тело.
Пострадавший слабо стонал. Полицейский участок находился довольно
далеко, а раненый угасал на глазах, вот шофер и решил первым делом найти
врача.

Я жил рядом и знал этот район как свои пять пальцев, а потому ответил без запинки:

— Ступайте налево. Через два квартала отсюда — дом с красным фонарем. Только доктор, вероятно, спит.. Придется стучать в дверь.

Через
несколько мгновений шофер вместе со сменщиком уже тащили раненого по
направлению к дому доктора М. Я смотрел им вслед, пока их фигуры не
растворились во мраке.

Решив, что мое дальнейшее участие
совершенно излишне, я пошел домой. Я холостяк — и живу один. Забравшись в
постель, заботливо приготовленную служанкой, я тотчас заснул, видимо,
хмель еще не выветрился из моей головы.

Вот, собственно, и все,
что произошло в тот вечер. Ничего из ряда вой выходящего. Однако
проснувшись наутро и припомнив, что было ночью, я вдруг сообразил, что
совершил чудовищную ошибку, Я послал шофера не туда, куда следовало!

Мысль
эта повергла меня в недоумение. Накануне я был, конечно, навеселе, но
не настолько же, чтобы утратить способность соображать. И тем не менее я
направил шофера к доктору М.: «Ступайте налево... через два квартала
дом с красным фонарем...» — услышал я свой собственный голос, Почему, ну
почему я так сказал, когда совсем рядом -только направо — дом хирурга
из клиники К.?! Доктор М. — шарлатан с дурной репутацией, он, скорее
всего, просто не сведущ в хирургии. А врач из клиники К. — профессионал,
и у него наверняка есть все, что необходимо в подобных случаях. Я же
прекрасно знал об этом... Почему же я допустил такую ошибку?

Забеспокоившись,
я послал служанку к соседям, и выяснилось, что пострадавший скончался
прямо на смотровом столе у доктора М. Такие ранения — непростая задача и
для профессионала, а М. — недоучка, к тому же он слишком долго не
отпирал, несмотря на безотлагательность дела: ведь давно перевалило за
полночь. Пока он мешкал, время было упущено. А ведь если бы М. сразу
честно сказал, что не смыслит в подобных вещах и отправил больного к
хирургу из клиники К., может статься, человека удалось бы спасти... В
округе судачили, что М. совсем растерялся и даже не знал, как
подступиться к больному.

Услышав все это, я задумался. Кто же в
итоге убил несчастного старика? Конечно, и на шофере, и на докторе М.
лежала определенная доля вины, этого отрицать нельзя. С юридической
точки зрения, больше всех виновен водитель. И все — таки главный
виновник — я. Шофер только ранил, но еще не убил старика. Что же до
доктора М., то ему можно было поставить в вину лишь отсутствие навыка и
медицинских познаний. Выходит, убийца — я? Ведь это я допустил роковую
оплошность, повлекшею за собой смерть. И тут мне в голову закралась
странная мысль: а если бы я совершил эту ошибку намеренно? Да, тогда я,
конечно, стал бы настоящим убийцей. Но перед законом я был чист: никто
не смог бы обвинить меня. Я ведь даже не был знаком с погибшим. Я мог с
легкостью отмести всякое подозрение: я просто забыл про хирурга из
клиники К.! Кто докажет обратное?

Господа, случалось ли вам
задумываться о мотивах того или иного убийства? После этого происшествия
я вдруг осознал, как небезопасен мир вокруг нас. Кто может предугадать,
когда, на каком пути вам встретится — человек, который, подобно мне,
направит вас не к тому врачу?..

Поясню свою мысль на конкретном
примере. Представьте себе такую картину: пожилая женщина, приехавшая из
деревни, пытается перейти городскую улицу. Мимо нее с ревом несутся
машины, звенят велосипеды, тарахтят повозки, снуют рикши — словом,
голова у приезжей идет кругом. И в тот самый миг, когда она уже
поставила ногу на рельсы надземки, откуда-то, словно вихрь, выносится
электричка. Если женщина ничего не заметит и быстро шагнет вперед, беды
не случится. А крикни ей кто-то: «Эй, поберегись!» — она растеряется,
начнет метаться — то ли переходить, то ли вернуться обратно, — и ежели
машинист не успеет затормозить, то именно слово «поберегись!» и погубит
ее. Однажды я таким же вот способом свел в могилу какого-то деревенского
ротозея, но об этом потом. (Тут Т. умолк, губы его искривила недобрая
усмешка.) Да, в описанном случае, я, несомненно, являюсь убийцей. Но
кому придет в голову заподозрить меня в злом умысле? Ведь с какой
стороны ни глянь, мои действия можно истолковать только как проявление
самых гуманных чувств. Да и сама жертва испустила дух если не с
благодарностью на устах, то уж хотя бы без ненависти в сердце... В
общем, это, как оказалось, — самый безопасный и совершенный способ
убийства.

Большинство людей верят в то, что закон непременно
настигнет и покарает злодея. Глупцов тешит подобная уверенность. И лишь
немногие понимают, скольким убийцам удается избегнуть возмездия. Как
явствует из двух приведенных примеров, существует множество способов
убивать совершенно безнаказанно. Открытие это привело меня в неописуемый
восторг, и я возблагодарил щедрость Создателя, даровавшего мне такие
возможности. Я буквально обезумел от счастья — ведь теперь я мог
безнаказанно убивать, сколько хотел, и это в наш просвещенный век!
Достойное развлечение! Сам Шерлок Холмс спасовал бы передо мной. Какое
великолепное пробуждение от спячки!..

В последующие три года я,
всецело отдавшись новому увлечению, и думать забыл про скуку. Я поклялся
себе, что не остановлюсь, пока не доведу счет до сотни — подобно
прославленным воинам средневековья.

И вот три месяца назад число
моих жертв достигло девяноста девяти. Оставалась одна, последняя смерть,
когда я ощутил знакомое разочарование и усталость: мне прискучило быть
убийцей. Что и говорить, это было довольно занятно. Но я не испытывал к
своим жертвам ненависти — я просто развлекался, изобретая новые способы
убийства. Я никогда не повторялся; всякий раз, стоя над хладным трупом, я
уже обдумывал очередное преступление. И ощущал нечто вроде
вдохновения...

К сожалению, я не могу злоупотреблять вашим
временем, джентльмены: подробный рассказ о моих преступлениях был бы
чересчур утомителен, а посему приведу вам лишь несколько наиболее
любопытных примеров...

Моей первой жертвой был слепой массажист,
живший неподалеку. Как многие неполноценные люди, он отличался
поразительным упрямством и всегда все делал наперекор. Его излюбленной
присказкой было: «Не считайте меня дураком. Я слепой, но обойдусь без
ваших советов».

Как-то раз я заметил его на одной весьма
оживленной улице. Слепой брел мне навстречу. Этот самодовольный болван
вышагивал прямо по проезжей части, положив трость себе на плечо и
беззаботно мурлыкал под нос песенку. Как раз накануне в той части города
начали ремонтировать канализацию, и поперек улицы рабочие вырыли
огромную яму. Поскольку же слепой массажист не мог видеть табличку,
предупреждающую об опасности, то продолжал беззаботно шагать прямиком к
траншее. И тут меня осенило.

Окликнув его по имени (мы были
знакомы, потому что я довольно часто пользовался его услугами), я вдруг
завопил самым дурашливым тоном:

— Эй, там яма! Возьмите левее, левее!

Как
я и предполагал, массажист заподозрил, что это очередная шутка, и,
верный своей натуре, сделал все совершенно наоборот: не свернул влево а
продолжал упрямо идти вперед.

— Шутить изволите... — пробормотал он, неожиданно взяв еще правее, — и через несколько шагов с глухим криком сорвался вниз.

Изобразив живейшую озабоченность, я подбежал к краю ямы. Я сгорал от любопытства: удался ли мой план?

О
большем я не мог и мечтать, Слепой лежал скорчившись в неестественной
позе. По — видимому, он ударился головой об острый камень, которыми было
выложено дно траншеи, ибо из раны на голове сочилась темная кровь; изо
рта и из носа тоже текли струйки крови — похоже, несчастный при падении
откусил себе язык. Лицо уже начало приобретать синевато-землистый
оттенок. У него даже не было сил стонать.

Он промучился еще два —
три часа и испустил дух. Мой план удался на славу! Любой бы сказал, что
я желал бедолаге только добра — хотел предупредить о грозящей
опасности. Разве возможно обнаружить в моих действиях злонамеренность?

Сколь
пленительной оказалась эта забава! Вдохновение, владевшее мною, было
сродни экстазу великого живописца, а зрелище корчившихся в агонии
окровавленных жертв, даже не подозревавших, что над ними стоит их
убийца, доставляло мне острое удовольствие...

Расскажу о другом, не менее занимательном случае.

Стояло
лето. Мы вместе с приятелем, которого я наметил как очередную жертву,
отправились к морю — поплавать и позагорать. Я отнюдь не питал к нему
недобрых чувств, напротив, многие годы он был моим закадычным другом,
просто мною ни с того, ни с сего овладело неодолимое желание убить его,
Рыбацкий поселок, где мы поселились, был самым захолустным в тамошних
местах. Там даже не было мало-мальски приличного пляжа; у берега
плескались несколько медных от загара ребятишек да двое-трое юнцов — по
виду студенты из города — бродили по берегу с этюдниками в руках.

Итак,
местечко было довольно унылое; тут не увидите шикарных красоток, как на
модном курорте, гостиница под стать распоследней токийской ночлежке; а
еду так просто в рот не возьмешь, кроме разве что овощей да сасими.
Однако приятель мой, в отличие от меня, явно наслаждался жизнью. Я же с
нетерпением поджидал удобного случая осуществить свой план. Прошло
несколько дней.

И вот я предложил ему поплавать подальше за
деревней — там берег отвесно обрывался в море. «Просто идеальное место
для прыжков в воду», — воскликнул я, первым сбрасывая одежду. Приятелю
тоже не терпелось искупаться, и он живо последовал моему примеру.

Встав
на краю утеса, я поднял над головой руки и громко скомандовав: «Раз,
два, три!..» — вниз головой прыгнул в воду. Однако едва коснувшись
поверхности моря, я резко изогнулся и изменил угол вхождения в воду,
погрузившись всего на несколько сяку. Я с детства плаваю как рыба, а
этот хитрый прыжок к тому же успел «отрепетировать» несколько раз перед
завтраком.

Вынырнув, я отер с лица воду и окликнул приятеля:

— Эй, давай сюда! Здесь глубоко!

Не чуя подвоха, тот кивнул, поднял руки над головой — и прыгнул в воду, взметнув тучу брызг.

Секунды
бежали, а он все не выныривал... Иного я и не ждал. Ведь в том самом
месте со дна поднималась скала, совершенно невидимая с поверхности моря.
Случайное это открытие и родило в моей голове коварный замысел. Все
вышло так, как я и планировал: он разбил себе голову о скалу. Вам верно
известно, что умелый ныряльщик в незнакомом месте никогда не входит в
воду вертикально. Я-то успешно справился с трудной задачей, а вот
приятель мой был новичок в этом деле — за что и поплатился.

Через
какое-то время тело его все — таки всплыло, словно дохлая рыбина. Он
был без сознания. Я вытащил его на песок и побежал в поселок. Там, на
берегу, отдыхали рыбаки — они только что выбрали сети и устроили себе
перекур. Рыбаки с готовностью согласились помочь, но когда мы прибежали
на место происшествия, стало ясно, что приятеля моего уже ничто не может
спасти. В голове у него зияла рана, в глубине которой белел мозг; песок
вокруг весь пропитался алой кровью.

За всю мою жизнь меня только
дважды допрашивали в полиции, и впервые — в тот раз. Совершенно
естественно: ведь я был единственным свидетелем «несчастного случая». Но
поскольку все знали, как близки мы были с покойным, меня отпустили без
проволочек. Полицейские даже выразили мне искреннее соболезнование...

В
общем, если вдаваться в подробности, рассказам не будет конца. Надеюсь,
вы и так уже поняли, что такое «чистое» преступление? Можно сказать,
что все мои злодеяния носили подобный же характер. Как-то раз, во время
циркового представления, я погубил канатоходку, сделав один весьма
непристойный жест — мне даже неловко сказать вам, какой именно, — когда
она балансировала на проволоке под куполом цирка. Девушка заметила это,
отвлеклась — сорвалась вниз и разбилась... В другой раз, оказавшись
волею случая на пожаре, я сказал обезумевшей женщине, искавшей свое
дитя: «Он там! Разве вы не слышите его криков?» Несчастная бросилась в
объятый пламенем дом и сгорела...

Увидев на мосту девушку, явно
задумавшую свести счеты с жизнью, я подкрался и громко крикнул ей прямо в
ухо: «Что вы делаете?! Постойте!» Может статься, она еще передумала бы.
Но тут от испуга сорвалась в воду и утонула. Впрочем, час уже поздний, и
вам, вероятно, наскучили мои россказни, Потерпите немного — я скоро
закончу.

Из предыдущих историй вы, видимо, заключили, что за один
раз я всегда убивал только одну жертву, однако это не так. Иначе я бы
не успел умертвить за три неполных года девяносто девять человек.

История,
которой я собираюсь закончить повествование, произошла прошлой весной.
Вы, верно, читали тогда в газетах о крушении на Центральной железной
дороге? В той катастрофе пострадало немало людей. Так вот: это подстроил
ваш покорный слуга.

Все получилось до нелепого просто, хотя
потребовалось немало времени, чтобы найти подходящий для моего плана
участок пути. Я наметил именно эту линию потому, что местность там
гористая, а кроме того, Центральная железная дорога всегда пользовалась
дурной славой — так что очередное крушение никого бы особенно не
удивило.

Я остановил выбор на участке за станцией М. На это ушла
неделя. Неподалеку от М. бьют целебные источники, вот я и обосновался в
тамошней гостинице, сделав вид, будто приехал на воды лечиться, и изо
дня в день принимал ванны. Так впустую прошло еще десять дней. Наконец я
решил, что пора кончать этот спектакль.

После обеда я по
обыкновению отправился в горы — якобы на прогулку. Удалившись от
гостиницы на пол-ри, я забрался на скалу и просидел там до наступления
сумерек. Как раз в том месте железная дорога делала крутой поворот. По
левую сторону от полотна скала обрывалась вниз, образуя ущелье, по дну
которого узкой лентой извивалась речка, едва различимая в вечерней
дымке.

Вот он, вожделенный миг! Никто не мог видеть меня, но все
же на всякий случай я притворился, будто споткнулся — и пнул ногой
большой камень, лежавший у самого обрыва. Я давно приметил его:
достаточно было легонько его толкнуть, чтобы он свалился точнехонько на
пути. Мне повезло: камень упал именно так, как надо, — прямо на рельсы.
Через полчаса здесь должен проследовать скорый из Токио. К тому времени
уже совсем стемнеет. Камень лежит за поворотом, так что машинист
попросту не успеет заметить его. Удостоверившись, что все рассчитано
правильно, я поспешил на станцию М. Дорога шла через горы, и было ясно,
что я успею не ранее, чем через полчаса. Ворвавшись к начальнику
станции, я выпалил:

— Скорее... беда! — И прерывающимся голосом
поведал ему, что лечусь на водах, что нынешним вечером, прогуливаясь в
горах, ненароком столкнул на рельсы большущий камень; поняв, что
натворил, попытался спуститься вниз, чтобы очистить путь, но не нашел
тропинки (я ведь приезжий и плохо знаю места!) — и тогда помчался сюда,
чтобы предупредить: — Сделайте что-нибудь, поскорей, иначе будет поздно!
— закончил я с озабоченным видом.

Начальник станции побелел.

— Скорый из Токио уже проследовал станцию. Сейчас он как раз подходит к тому повороту...

Именно на это я и рассчитывал!

Вскоре от чудом спасшегося кондуктора стало известно, что поезд сошел с рельсов, имеются погибшие и раненые.

Само
собой, в тот вечер меня доставили в участок, но я был готов к допросу, и
все прошло без сучка, без задоринки. Меня лишь сурово отчитали — и
отпустили. Наказания (не считая мелкого штрафа) не последовало. Вот так,
джентльмены, я одним махом убил семнадцать человек.

Да, господа,
я — убийца, я отнял жизнь почти у сотни человек. Но я не раскаиваюсь — я
томлюсь от скуки. Мне надоело и это. И все — таки я намерен дополнить
свой счет. Теперь моя очередь умереть... Я вижу, вам не по нутру такая
жестокость. Что ж, вы правы: кто из смертных сравнится со мной в
злодействе? Но причина этого — скука, невыносимая скука, и я хочу, чтобы
вы поняли мои чувства. Да свершится же суд... Я готов выслушать любой
приговор.

Повествование закончилось. Рассказчик умолк и обвел
всех безумным взглядом. Никто не проронил ни слова. Лица
присутствовавших, освещенные багровым зловещим пламенем свечей, были
абсолютно бесстрастными.

Неожиданно на скрывавшей дверь ткани
возникло какое-то ослепительно сверкающее пятно. Оно стало расти — и
превратилось в большой серебряный круг, который медленно выплыл из — за
алой портьеры, словно луна из — за туч. Я тотчас же догадался, что это
такое: поднос с напитками в руках у официантки. Но жутковатая атмосфера
Красной комнаты странным образом преобразила предметы: картина
разительно напоминала сцену из «Саломеи» — с отрезанной головой пророка.
Мне даже почудилось, что вот сейчас, вслед за рабыней с подносом из-за
портьеры возникнет стражник с алебардой в руках. Однако вместо
толстогубой полуобнаженной рабыни появилась очаровательная официантка.
Подойдя к столу, она с непринужденной грацией принялась расставлять
бокалы. Девушка казалась существом из иного мира, словно в мертвенный
склеп вдруг ворвался ветер живой жизни, и мне сделалось как-то не по
себе. Вместе с девушкой в Красную комнату проникли звуки из соседнего
ресторана: музыка, смех, визг подвыпивших женщин.

Неожиданно в руках Т. показался револьвер.

— Прощайся с жизнью! — сказал он самым будничным тоном и направил вороненое дуло на официантку.

Тут все смешалось: грохот выстрела, наши вопли, истошный крик девушки...

Все
повскакали со своих мест. Но официантка была жива и невредима; она по —
прежнему стояла на том же месте, с подносом в руках и в оцепенении
смотрела перед собой ошеломленным взором.

Т. захохотал как безумный.

— Да это игрушка! Игрушка! Ловко я тебя одурачил. Ханако! — И он снова истерически рассмеялся.

Я с удивлением взглянул на револьвер-тот был совсем как настоящий, даже дымок еще курился над дулом.

—
Так значит... это игрушка?! Боже, как вы меня напугали! — Бледная до
синевы официантка медленно приблизилась к Т. — Дайте мне его...
взглянуть. Совсем как настоящий!

Она несмело взяла револьвер и покрутила его перед глазами:

—
Я тоже хочу разок выстрелить! — И девушка, согнув левую руку, положила
револьвер на локоть. — Ну, держитесь! Теперь мой черед пугать вас!

— Не робей! — поддразнил ее Т.

И
тут раздался оглушительный грохот. Т. как-то странно застонал,
приподнялся — и грянулся об пол. По телу прошла судорога. Шутка
приобретала жутковатый оттенок: все выглядело слишком реалистично. Мы
бросились к Т. Кто-то схватил со стола подсвечник и поднес его ближе.
Лицо у Т. подергивалось, как в припадке падучей, и сам он весь корчился,
извивался, словно перерезанный лопатой дождевой червь. Из раны,
темневшей на груди, сочилась, стекая по белой коже, алая кровь.

Увы! Револьвер оказался отнюдь не игрушкой...

Мы
молчали, застыв в каком-то странном оцепенении. Кошмарное повествование
завершилось достойным образом. Все произошло в считанные секунды, но
нам показалось, что миновала целая вечность.

«Невероятно.,. —
подумал я. — Впрочем, если вдуматься, это вполне в духе Т.: он ведь и
собирался довести свой чудовищный счет до сотни... Выбрав для этого
самое подходящее место — нашу Красную комнату! И как всегда, все сделал
чужими руками... Да, Т. остался верен себе до конца: ни один суд не
сможет теперь предъявить обвинение официантке — ведь мы, шестеро, были
свидетели...»

Остальные видимо были погружены в те же невеселые
размышления. В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь
рыданиями официантки, лежавшей на полу. В призрачном свете свечей вся
эта сцена выглядела достаточно нереально.

Неожиданно к рыданиям
девушки примешался какой-то посторонний, странный звук, похожий на
сдерживаемое хихиканье. Я приподнялся. От ужаса у меня волосы
зашевелились на голове.

— Ну, что же вы, господа, — проговорил
«покойник». Борясь с новым приступом смеха, Т. не выдержал и
расхохотался открыто: — Неужто до вас еще не дошло?!

Распростертая на полу официантка тоже встала, буквально изнемогая от смеха.

Мы просто онемели от изумления. А Т. протянул нам на ладони какой-то круглый мешочек.

—
Взгляните. Это вот «пуля», сделана она из бычьего пузыря. Я начинил ее
красными чернилами. При ударе оболочка лопнула, и чернила вытекли.
Стопроцентная липа! Такая же липа, как и все мои россказни. Спектакль
удался на славу. Вы изнывали от скуки — и мне захотелось развлечь вас.
Рад, что это удалось.

Т. умолк, и официантка, его подручная, все
время подыгрывавшая ему, неожиданно щелкнула выключателем. Вспыхнул
ослепительно яркий электрический свет, выхватив из полумрака наши
растерянные лица и фантастическое убранство комнаты. Внезапно — словно
фокусник сдернул «волшебное» покрывало — я увидел все уродство и фальшь
окружающего: этих алых портьер, ковра, бархатных кресел, серебряного
подсвечника, всей этой претензии на многозначительность... Выглядели они
убого и жалко. И даже намека на тайну не осталось во всей нашей Красной
комнате...

Меня ударили вчера
Тяжелым аппаратом
Вчера я круглый был с утра,
А к вечеру квадратный.
***
Схватили за ногу правую
Меня и бросили в квас
К лягушкам, которые плавали
В квасе способом брасс.
***
Участковый стал в двери стучать,
Я за ним в глазок следил , даже в оба.
С таким же успехом он мог стучать
В крышку моего гроба.
***
Я дверь в коридор отворил
Послушать, что говорят на кухне,
Сосед соседке шепотом говорил-
Ты пачку соли ему бухни.
***
Первую получку справили
Наставнику синяков наставили
Под столом кукарекать заставили
А потом под фрезу приставили.
***
Не свались в колодец Ольга,
Если пригнешь в воду ты,
Потеряешь в весе столько,
Сколько вытеснишь воды.
***
На нос уселась стрекоза
И смотрит, выпучив глаза.
Через её фасетки
Я для неё как в клетке.
***
Мальчик Шмяк и девочка Шлеп
Рвали на грядке к обеду укроп.
Вместо укропа набрали мак:
Мальчик-шлеп, а девочка-шмяк.
***
Сачком я поймал гения
И оторвал ему крылышки.
Сижу на кухне весь день я,
Рвется пар из под крышки.
Теперь мы с гением братья!
Однако, отменный бульон.
А если не буду летать я -
Не полетит уж и он.
***
Мясник Сизов, бычью тушу рубя,
Повернулся как-то неловко,
И захлопнул навек себя
В холодильную установку.

Почти через тысячу лет
Оттаял мясник Сизов,
Глядит - ничего кругом нет:
Ни скота, ни людей, ни домов
***
Однажды Сережа и Оля
Попали в магнитное поле.
Испуганные родители
Еле их размагнитили.
***
Наложил на рельсину
Тормозной башмак.
Надо ехать поезду,
А ему никак.
***
Сказал я девушке кротко:
-Простите за нетактичность
Но бюст ваш, и торс, и походка
Напомнили мне античность.

Она в ответ мне со вздохом:
-Простите но ваше сложенье
Напомнило мне эпоху
Упадка и разложенья.
***
Приехала жена из Сочи,
Чёрная, как сапог.
Я даже вначале обрадовался очень,
Потому что сразу узнать не мог.
***
Жена торговала колбасой,
И так разъелась на колбасе она,
Что когда входила в бассейн,
Вода выходила из бассейна.
***
На заду кобура болталась,
Сбоку шашка отцовская звякала,
Впереди меня все хохотало,
А позади всё плакало.
***
Крест свой один не сдержал бы я,
Нести помогают пинками друзья.
Ходить же по водам и по небесам-
И то и другое умею сам.
***
Жили мы тесным кругом,
Стоя на двух ногах,
То, что хотели сказать друг другу,
Было выколото на руках.
***
Я спросил электрика Петрова:
-Для чего ты намотал на шею провод!
Петров мне ничего не отвечает,
Висит и только ботами качает.
***
Шел домой я на ночлег,
С шайкой встретился калек.
Не помог ни бокс, ни бег
Стал одним из их коллег.
***
Пьем, пытаясь не упасть,
Мы бутылку за бутылкой.
Есть хотим, да не попасть
Ни во что дрожащей вилкой.
***
С бритой головою,
В форме полосатой
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.
***
Жену свою я не хаю,
И никогда не брошу её.
Это со мной она стала плохая,
А взял-то её я хорошую.
***
Воровал я на овощебазе
Картофель, морковь и капусту,
И не попался ни разу,
А всё равно в доме пусто.
***
Девица в кустах полуголая
Выдала странный стриптиз:
Трусы сняла через голову,
А лифчик не верхом, а вниз.
***
Жил и с этой, и с той, и с той
Вот и остался в квартире пустой.
***
Считал я в камере время,
Пальцы загибая о злом,
Но время не протекало,
А стягивалось узлом.
***
Ем я восточные сласти,
Сижу на лавке, пью кефир.
Подошел представитель власти,
Вынул антенну, вышел в эфир.
-Сидоров, Сидоров - я Бровкин,
Подъезжайте к Садовой семь.
Тут алкоголик с поллитровкой;
Скоро вырубится совсем.
Я встал и бутылкой кефира
Отрубил его от эфира.
***
Рана
Я хвастаю раной на животе
Перед группой девчат.
-Вот это да! - восхищаются те,
И в рану палец вложить норовят.
Вперед пробилась самая резвая
Малый рост, а сила недюжинная.
-Смотрите, а рана-то колото-резанная!
-Не колото-резанная, в рвано-укушенная.
Стою и внимаю с ужасом:
В какую оргию втянут я,
Ведьмы терзают меня и кружатся,
Открылась рана полузатянутая.
Надо бы рану перевязать
И "Скорую помощь" вызвать.
Кончили ведьмы меня терзать,
Принялись кровь зализывать.
***
У гроба
Склонился у гроба с грустной рожей,
Стою и слушаю похоронный звон.
Пили мы одно и то же.
Почему-то умер не я, а он.