Возрождение церковной жизни в Восточной Белоруссии

Протоиерей Фёдор Кривонос

22 июня 1941 г. войска нацистской Германии вторглись в пределы СССР и уже к концу августа того же года вся территория Белоруссии была оккупирована ими.

Несмотря на отдельные очаги сопротивления, части Красной Армии в большинстве своём не сумели противостоять немцам. Одни из них попали в окружение. Другие, не вступая с врагом в бой, нередко отходили на восток, едва узнав о приближении противника, находившегося порой за 40–60 км от них1.

Разные причины обусловили столь быстрое отступление Красной Армии: и внезапность нападения на СССР, и ошибки стратегического характера, связанные с особенностями дислокации советских войск, и репрессии среди командного состава довоенных лет, но главной причиной этого невиданного в русской истории поражения явилось, по нашему убеждению, то, что очень многие красноармейцы не желали защищать бесчеловечный коммунистический режим.

На памяти у них, в основном выходцев из простых крестьянских семей, переживших погром коллективизации, уж очень свежи были горькие воспоминания о тех арестах, которые претерпели их родные и близкие (а то и сами они) незадолго до начала войны.

Три миллиона восемьсот тысяч советских солдат и офицеров, оказавшихся в плену к концу 1941 г., и один миллион двести тысяч дезертировавших и осевших на оккупированных территориях, подтверждают эту горькую мысль2.

Новые, жестокие испытания с началом войны выпали на долю верующих. На долгих четыре года Белоруссия была оккупирована немцами. Православная Церковь и Её служители разделили со своим народом все невзгоды и горести, которые пришлось ему пережить...

В первые дни войны...

Достоверно известно, что в первые дни отступления советских войск сотни заключённых, содержавшихся в тюрьмах Белоруссии, были расстреляны органами НКВД3. По свидетельству И. Касяка, «вязьняў з менскіх турмаў канвой пастраляў па дарозе ўжо за 60 км на ўсход ад Менска, калі была пагроза нямецкага палону. Толькі нямногія вязьні ўцяклі ў прыдарожныя лясы. У Беразьвечы, каля Глыбокага, НКВД пасьпела пастраляць усіх вязьняў на мейсцы, а ў Віцебску гарадзкую турму з 200 вязьнямі НКВД спаліла жыўцом»4.

Были ли среди расстрелянных представители духовенства, пока установить не удалось. Однако то, что с началом войны некоторые священнослужители, мирно исполнявшие свои пастырские обязанности, были убиты чекистами, сомнению не подлежит. Нам известны два подобных случая.

В те трагические для Родины дни смерть от безбожников принял священник Михаил Максимюк, служивший в церкви м. Ленино Житковичского района.

Он родился в 1900 г. в семье железнодорожного служащего. В 1925 г. окончил Виленскую духовную семинарию и тогда же был рукоположен во иереи. Окормлял приходы в с. Черни, с. Ревятичи, м. Лунинец на Полесье. За несколько лет до войны занял приход в м. Ленино.

Пастырь высокообразованный, отец Михаил отличался интеллегентностью и редкой скромностью характера. Выдержанный и всегда неизменно корректный в общении с духовенством и прихожанами, он пользовался взаимным уважением со стороны знавших его.

Когда пастыря схватили, его супруга Наталия Иулиановна спросила у чекистов: «За что вы арестовываете моего мужа?», на что ей ответили: «Он знает немецкий язык и будет полезен немцам». Спустя несколько дней односельчане, к своему удивлению, опознали на одном из председателей местных колхозов... куртку и ручные часы священника Михаила Максимюка...5

В те же дни погиб протоиерей Ермолай Сурвилло, настоятель храма м. Леомполь Виленской епархии. На момент смерти ему исполнилось 73 года, но даже столь почтенный возраст не остановил убийц.

Вот как вспоминает о том, что произошло тогда, его дочь Нина Ермолаевна: «В 1941 году отступающие части Красной Армии расстреливали священников. Многие священники скрывались, но мой отец считал, что ему нечего прятаться, покольку он никогда не совершал никаких преступлений. В тот день, когда за ним пришли солдаты, отец был вызван на погребение в нескольких километрах от Леомполя. Прихожане, узнав о готовящемся покушении, сообщили вознице, который вёз отца, и попросили не везти его домой. Возница остановился недалеко от дома в лесу и оставил там отца. Беспокоясь за судьбу моей матери, отец пришёл домой. Он был в духовной одежде с крестом на груди. У солдат он попросил возможности проститься с церковью. Собралось много людей, они плакали. Отец благословлял их до тех пор, пока солдаты не перевезли его на другой берег реки Двина, а оттуда в тюрьму города Дриссы. По рассказу прихожанина, который там был в заключении, через день вместе с солдатом, потерявшим рассудок, отца вывели ночью из камеры без вещей. Больше его никто не видел. Это было в июле 1941 года»6.

Наряду с убийством отдельных представителей духовенства в первые недели войны разрушению подверглись некоторые православные храмы.

Так, в с. Старые Дороги Минской области «отступающие части Красной Армии взорвали прекрасное каменное здание церкви и весь район остался без храма»7.

В городах Восточной Белоруссии действовали специальные бригады, специализировавшиеся на поджогах и разрушениях. По свидетельству В. И. Алексеева, «в Витебске... Свято-Покровская церковь и Николаевский собор уцелели от пожара потому, что комсомольская бригада, состоявшая из молодых девушек, погибла до осуществления плана уничтожения этих храмов»8. По свидетельству профессора П. Д. Ильинского, «...в Полоцке, как и повсюду в других местах, отступающие войска и специальные комсомольские бригады зажигали жилые постройки, магазины и склады. Под страшный вопль и плач населения они ходили из дома в дом, бросая бутылки с бензином. Люди едва успевали выскочить на улицу, сохраняя из имущества только то, что было на себе. Никакие протесты не помогали: в пытавшихся оказать сопротивление или тушить пожар – стреляли»9.

Страницы: 1 2 3 4