Трезвый Есенин

3 октября 1895 года, 115 лет назад, в селе Константиново, что под Рязанью, родился Сергей Есенин - едва ли не самый невезучий русский поэт.

- Как! - воскликнете вы и будете по-своему правы. - Есенин?! Самый известный русский литератор Серебряного века, обогнавший по этому параметру и Блока, и Пастернака, и Ахматову, и насаждаемого, как картошка, Маяковского; Есенин, о котором снят сериал и написаны романы, хоть и чудовищного качества; портрет которого с трубкой висел чуть ли не в каждой избе, стихи которого - пусть хоть десять строчек - процитирует вам любой алкаш, зачастую не помнящий собственного имени; Есенин, которого даже сегодня знают и чтут больше, чем Высоцкого, а известней Высоцкого не было в советской России никого!

Все это так. И тем больней сознавать, что к подлинному Есенину все это не имеет никакого отношения, ибо лучшее из написанного им сегодня почти никому не известно, а чтут, цитируют и до сих пор поют на свадьбах то, что написал безнадежный алкоголик в состоянии прогрессирующей деградации.

Настоящий Есенин - это "Инония", "Сорокоуст", "Пантократор", "Кобыльи корабли", "Иорданская голубица", "Октоих", "Небесный барабанщик": гениальные стихи 1918-1922 годов - все, вплоть до "Исповеди хулигана", до "Пугачева" и "Страны негодяев". Прав Вл. Новиков: одна из главных бед Есенина - то, что его присвоили архаисты, консерваторы, ностальгирующие почвенники, тогда как по духу он авангардист, новатор, стих его революционен, и Маяковский не зря чувствовал в нем брата и единомышленника, предрекая, что он стремительно сбросит маскарадный костюм сельского пастушка, повторяющего "по-исконному, по-посконному" - "голосом, каким могло бы заговорить ожившее лампадное масло". Есенин был модернистом еще и поистовей Маяковского - стоит перечитать "Железный Миргород" или "Ключи Марии". Но кто сегодня помнит его великие тексты первых пореволюционных лет? Вспомнят разве фрагмент про скачущего за паровозом жеребенка - это из "Сорокоуста", - но разве это самое сильное, что там есть? Разве уступает этому сентиментальному жеребенку грозный, воюющий зачин - "Трубит, трубит погибельный рог! Как же быть, как же быть теперь нам на измызганных ляжках дорог?". Есенин - единственный в России поэт крестьянской утопии, куда более радикальной, чем все стерильные мечты Маяковского о стеклянных лабораториях и летающих пролетариях. Не забудем, что и "Песнь о собаке", над которой не плакал в детстве разве что законченный эгоист либо беспросветный тупица, - это 1916 год, все та же ранняя лирика. В зрелости такой силы выражения у него уже не бывало. А первую славу - славу среди ценителей, которые тогда определяли вкус масс и служили бесспорными арбитрами, - принесли ему именно тексты, созданные до двадцатипятилетия. Последние пять лет были временем постепенного упадка, прогрессирующего бессилия, и главной их темой было оплакивание самого себя. Ранний Есенин, несмотря на сменявшиеся и недолгие влияния Блока, Клюева, Городецкого, даже и футуристов, - самостоятельный, умный поэт со своим голосом, со стихийной силой дара, с почти библейской энергией стиха. Есенин поздний - спившийся тенор, поющий в кабаке для собутыльников; вырождение богоборца - в хулигана. Крупнейший религиозный поэт эпохи сочиняет "Москву кабацкую" - это падение такое безоглядное и с такой высоты, что и в нем можно увидеть величие; но художественный результат уже очень так себе. Кто бы спорил, "Что ты смотришь так синими брызгами, али в морду хошь" - небывалая и трагическая любовная лирика; но наиболее известные из поздних стихов Есенина - результат постепенного вырождения и утраты главных стихотворных навыков. Ни одной темы он уже удержать не может, взгляд блуждает с предмета на предмет, мысли - ноль, образы утрачивают логику. "Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины" - шедевр. "Голова моя машет ушами, как крыльями птица, ей на шее ноги маячить больше невмочь" - пьяный бред, сильный, кто бы спорил, но лишенный уже всякого смысла и внутренней логики.

Что с ним произошло - тема для серьезного спора: можно говорить о личной трагедии, о неустойчивости к славе, об утрате смысла, о страдании за поруганную деревню (которая и сама по своим нравам была отнюдь не идиллической); можно - о том, что у всякого поэта свой способ самоубийства, и что молчание или кризис постигли в то время не одного Есенина, а почти всех крупных русских поэтов. Окончательным рубежом оказался 1923 год -  Маяковский пишет "Про это" и надолго уходит в газету, Ахматова умолкает после "Anno Domini", Мандельштам - после "Концерта на вокзале", и у всех - своя форма переживания общего кризиса. Пастернак заставляет себя писать "Шмидта" ("Я эту гору проем"), а Есенин спивается и пишет все более механические, романсовые, почти неотличимые стихи на чистом лирическом рефлексе, без движения ввысь или вглубь. Как сравнить кабацкий цикл с "Пугачевым"?! Как сравнить "Клен ты мой опавший", распеваемый и поныне во всех компаниях, - с "Миколой"?! Поверить невозможно, что "В том краю, где желтая крапива" и, скажем, "Цветы" написал один человек; даже поиски нового материала не спасают - "Персидские мотивы" оказываются антологией восточных клише. Есть вспышки прежней мощи - скажем, "Русь уходящая"; но все чаще обозначается пропасть между самооценкой и реальным бессилием. "Я вам не кенар! Я поэт! И не чета каким-то там Демьянам!" - кто бы спорил, но предъявить-то уже нечего. "Расхищено, предано, продано"... и пропито.

Я, разумеется, далек от того, чтобы сводить уроки есенинской биографии к антиалкогольной пропаганде. Я хочу лишь сказать, что своего любимого поэта народ воспринял не в лучшем его состоянии - и, более того, полюбил его в его вырождении, а это говорит о народе нечто куда более важное, чем любые наши социологические домыслы. Дело, конечно, не в том, что основные черты российского социума совпадают с чертами сильно и упорно пьющего человека - многословием, отказом от логики, резким перепадом от сентиментов к зверству и обратно... Мне кажется, все глубже и страшней: весь современный российский социум, который так любит Есенина с самого конца двадцатых, живет в основном воспоминаниями о том, что он мог когда-то - и чего больше не может теперь. Он повторяет "Синие твои глаза в кабаках промокли", он лепечет о каких-то погубивших его врагах и ложных друзьях, но на деле занят только одним - упивается своим падением. Именно в этом поздний пьяный Есенин так созвучен современникам и потомкам - они понимают его падение, ибо и сами пережили его. Еще трясут остатками былого величия, но предъявить уже ничего не могут. Это эмоция сильная, кто бы спорил, - но низменная и не самая достойная. Уголовники любят "Письмо к матери" не потому, что в их душах живо что-то святое, а потому, что это слабые и фальшивые стихи.

А тем трезвым людям, которые здесь остались, позвольте любить настоящего Есенина - трезвого, сильного, авангардного русского поэта. "Проведите, проведите меня к нему". Уберите вашего сусального алкоголика - я не хочу видеть этого человека.