Профіль

Cherry-Moon

Cherry-Moon

Україна, Київ

Рейтинг в розділі:

Реквием для облаков, по ним и из них.

Представь, как плывет облако, как он мерно раскачивается, то растекаясь, словно медуза, то собираясь в твердую, почти осязаемую плоть. Представь каждый атом этого облака... как свет, проходя сквозь него, преломляется, раскрашивая облако самым причудливым образом. Вот оно летит над морем. Волны слабо колышутся под ним, вверх поднимаются соленые капельки, словно пытаясь достичь небес, соединиться со своим летающим подобием, но они не могут достичь таких высот, соли, словно тяжелые куски гранита заставляют их падать вниз... при этом новые капельки устремляются вверх, их постигает та же участь, и они, разочаровавшись, плачут о несбывшейся мечте, плачут сами собой, ведь они и есть горькие слезы моря... А облако так покойно, ему нет дел до того, что происходит под ним, его не волнует судьба моря и его отпрысков, ему безразлична красота волн и пушистых барашков пасущихся на тёмном сине-зелёном "поле". Ему безразлично, что солнце озаряет лучами море так же как и его. Единственное, что порой тревожит его бесплотную душу - это плывущие суда... они кажутся такими же безмятежными и покойными, как само облако. Так же мерно покачиваются они среди морского неба. Почему же они не хотят подняться выше, сюда, к нему, к облаку?Они бы могли лететь вместе и просто молчать... Но эти глупые суда выбирают низкий полет. Видимо их душа слишком низменна, слишком приземлена... Тогда, к чему думать о них? Не стоит... Так решает облако и устремляет свой взор вперёд. Рядом с ним парят птицы, они так разнообразны - от самых малых - постоянно мечущихся в поиске чего-то, спускающихся к самой земле, а потом взлетающих так высоко, что облако больше не различает их силуэтов, не чувствует потоков, создаваемых их крыльями - до огромных, металлических бестий, летящих с огромной скоростью, наполняя воздух тяжелым удушливым ароматом. Нет, здесь так же не видит облако ничего занимательного. Обитатели, делящие с ним один и тот же этаж небосвода, слишком суетливы, у них нет цели, они попусту растрачивают свою энергию, забывая о высшем благе - спокойствии. Нет, облако не имеет права их осуждать, конечно нет, но и восхищаться ими или, даже понимать, оно так же не должно. Возможно, выше, есть нечто достойное внимания облака? О да... оно прекрасно знает, какая сила обитают выше... Это солнце... оно так могущественно, так величаво, так спокойно... Целый день оно может мерно плыть по небосклону, не обращая ни на что внимания, но, в то же время, озаряя своим благим сиянием каждый уголочек земли и неба, каждое существо. И вот оно - наивысшее достоинство - не требовать ничего взамен. Солнце не требует. Ему совершенно безразличны скромные возможности тех сфер, которые жаждут отблагодарить его за лучи несущие свет и жизнь. Слишком мелко всё то, что не является самим солнцем. Слишком много в нем той жизни, которая так неприглядна и так суетливо-бессмысленна. 
Облако само слишком ничтожно по сравнению с солнцем, но оно по крайней мере стремиться к такому же покою и равнодушию, к такой же безмерной метафизической простоте и лёгкости. 
Только бы не налетел ветер, не изменилось давление, иначе все мечты облака о самосовершенствовании, об умерщвлении своего природного, жалкого живого начала будут разбиты... Но нет, ветер глух к молитвам и литаниям ... Никому нет дела до возвышенных настроений облака. Ветер, музыкант по природе, который пишет лишь похоронные гимны, только их он исполняет вместе с громом. Такой незатейливый дуэт, звучащий целым симфоническим оркестром. Сколько мощи, злости и силы в их музыке, сколько тщетной надежды, сколько грусти, страха перед неизведанным. 
Звучит увертюра... Облако всё дрожит от страха... этот животный страх уже является распадом всех возвышенных стремлений его. Нет более покоя в душе, умиротворённости в сердце и безразличия в теле. Все три субстанции доверху наполнены страхом, отчаянием, разочарованием, горечью и безысходностью.
Последний взгляд на солнце...о...оно всё так же покойно. Почему эти погребальные мелодии не разрывают его душу и сердце? Неужто эти мелодии ветер пишет специально для него, чтобы не дать воплотиться его мечтам. Наверно солнце не слышит этих звуков, таких пугающих  приводящих в трепет, видно солнце не чувствительно к такой частоте...
Ветер усиливается... Гром раскручивает облако, натягивает его туго, словно шкуру, на незримый каркас и начинает ударять по нему, не слыша криков и стонов его... Ветер сгоняет сотни таких же покойных облаков, словно стадо глупых баранов и гром превращает их в свои орудия-инструменты, он вонзает в них свои барабанные палочки. Каждое облако звучит по разному, и гром старается, извлекая самые мрачные и низкие звуки. Облака начинают трещать, их тонкая плоть разрывается... Но гром только хохочет и сильнее бьет по облакам, в его глазах сверкают страшные молнии, создающие гнетущее впечатление, а ветер дополняет эту адскую симфонию своим свистом и воем, более всего напоминающим испорченные скрипки и виолончели. Облака не выдерживают их разодранные тела начинают трястись и извергать потоки жидкости... Кровь ли это, слёзы ли? Кому дано это знать... Таков он реквием, созданный ветром для облаков, по ним и из них...
Бедное бесплотное существо, не встретить нам более его прежним, сольется оно с остальными облаками в холодном потоке, прольётся в водную гладь... Не вспомнить ему теперь своего равнодушия по отношению к  морю и его брызгам... О нет! Теперь само оно станет брызгами и будет стремиться к небу, а другие облака будут столь же презрительно смотреть на его попытки... Вот она сансара... вот он вечный круговорот... вырвется ли хоть одна частица этого облака из цепких сетей своих прошлых прегрешений? Удастся ли обрести былой покой? Кто это может знать? Одно лишь солнце, но оно молчит... пока что молчит...



Безумная весна

А я ждала... кто отгадает,
Чего мне так хотелось ждать?
Весенних дней, когда растает
Зимы "невинность"; благодать
Пробудит шустрых насекомых
И прелесть юного ростка?
(Средь этих таинств нет искомых).

Разврата ль полного глотка,
Безумных дней душа желала?
Великолепия грозы
Её неистового бала?
И яркой деланной слезы - 
Обмыть свой жребий горько-сладкий?
А может быть, чтоб сгинул ты,
В душе пред тем разгладив складки,
На почве выкосив цветы?
О да, такой весны ждала я:
Испепеляющих лучей,
Что рушат всё во мне, пылая;
Зелёных адских скрипачей,
Навек пленённых только Бахом;
Снегов растаявших в глазурь
И льдов рассыпавшихся прахом,
Летящим в скорбную лазурь!

Вот мой секрет... Жаль, не поймёте...
"Злодейка" - весь ваш приговор.
 А вы другого, будто, ждете?
Так вечно - "вора держит вор"?!




Клодетт и Клавдий

В тёмном углу, на самой верхней полке крошечной сувенирной лавки стояла музыкальная шкатулка. Это было настоящее произведение искусства! Сама шкатулочка была вырезана из дерева настолько филигранно и аккуратно, что, казалось, её автором мог быть лишь сказочный эльф. Она была инкрустирована перламутром и сапфирами, а внутри оббита бархатом  цвета грозового неба. Но самым необыкновенным в этой шкатулке был танцор, вернее, танцоры - молодая пара, так же выполненная из дерева но так искусно, что ни один человек в мире не смог бы поспорить с тем, что если бы представилась возможность увеличить их и оживить, то они напоминали бы людей гораздо больше нежели сами люди. Фигурки были инкрустированы различными драгоценными камнями, а их одежда была сшита из атласа украшенного золотыми и серебряными нитями. Особое внимание привлекали лица танцоров, они светились любовью, умиротворением и жизнью. 

Шкатулка была вещью антикварной, но продавец даже не подозревал этого. Он вообще ничего не смыслил в деле, которым занимался. Магазин достался ему от матери по наследству. Если бы старший брат этого молодого человека не сбежал в Австралию со своей возлюбленной ещё пятнадцать лет назад, то Виктор (так звали продавца лавочки) ни за что не взвалил бы на себя эту "семейную обузу" (как говаривал он в кругу своих друзей по вечерам за игрой в пул).

Получив в наследство магазинчик, Виктор ничего не стал менять в нем. Его даже совершенно не смутил факт ошеломляющей инфляции, которая произошла в стране. Поэтому цены, проставленные на товарах ещё его покойной матерью, остались не тронутыми. И если раньше цена на шкатулку соответствовала её возрасту и качеству работы, то сейчас она оказалась заниженной, как минимум, в 5-6 раз.

Виктор появлялся в магазине не слишком часто, почти всю работу он перепоручил своей ещё не совершеннолетней сестрёнке Лизе. Естественно, работа, связанная с изъятием кассы легла «тяжким бременем» не на Лизины плечи. Она получала небольшое вознаграждение за свой труд в магазине, но оно ограничивалось скромной суммой выдаваемой на празднование дня рождения и походами в кинотеатр на выходных. Но так как Лиза ничего не подозревала о существовании закона об «эксплуатации детского труда», то она особо не протестовала против такой несправедливости. К тому же, в магазинчике было столько замечательных и интересных вещей, что Лиза всегда находила чем себя занять, если долгое время никто не заглядывал в лавку. А когда появлялись посетители (в основном это были дети с родителями), Лиза спешила помочь своим новым друзьям выбрать самый замечательный подарок или сувенир, что доставляло ей ни с чем несравнимое удовольствие.

Пока жизнь в магазинчике текла своим чередом, жизнь в шкатулке так же не стояла на месте.

Клодетт и Клавдий, так звали маленьких танцоров, были без ума друг от друга и от танцев. Каждый день они танцевали в своей шкатулочке почти до потери сознания (они ведь не знали, что деревянные фигурки не могут потерять сознание, ибо у них его просто нет), они выписывали точеные пируэты, делали восхитительные па и плие, кружились, взлетали и парили. Страстность их танца всегда отображалась на их крошечных лицах в изгибе губ, в прищуренных лучащихся глазах, в пылающих щечках. Танцуя, Клавдий и Клодетт вели беспрестанные разговоры о любви и о чувствах, которые выражались в их жарких объятиях. Когда Клавдий шептал что-то нежное на ушко Клодетт, её личико разгоралось, словно распускающийся бутон чайной розы, а глазки она смущенно опускала, подставляя свои веки и реснички под пылкие поцелуи Клавдия.

Жизнь двух танцоров была прекрасна и спокойна, но, в то же время, полна эмоций и счастья. Они никогда не ссорились с тех самых пор, как мастер вырезал их и разместил в шкатулочке, а это произошло около 150 лет тому назад. Следы времени никак не отображались на лицах и телах Клодетт и Клавдия, но их сердца, их память хранили достаточно много секретов и тайн, прекрасных воспоминаний и образов. Когда-то, в самом начале их жизни, танцоры были окружены блеском славы, их шкатулочка стояла в будуаре одной очень знатной дамы, которая показывала её своим гостям, при всех удобных и неудобных случаях. А гости, в свою очередь, искренне восхищались. Никто конечно и не догадывался (кроме самих жителей музыкального домика) что шкатулочку этой даме подарил её любовник, а не муж, как она утверждала.

Позже, шкатулочка стала передаваться по наследству от поколения к поколению. Попав к дочери первой обладательницы, музыкальная безделушка стала свидетелем весьма необычной и бурной жизни своей новой владелицы, они пережили вместе с ней временный переезд за границу, во время войны, и радостное возвращение домой. Танцоры видели всех любовников и кавалеров девушки, четырёх мужей, шестерых детей (и ещё трёх внебрачных), они переживали вместе с ней каждый новый разрыв и каждую новую любовь, правда, больше не потому, что они были так чутки к её горестям и радостям, а потому что все события сказывались на судьбе танцоров. Если девушка была рада, то шкатулка на долгое время обосновывалась на каминной полке, ежели она была в печали, то шкатулка летела в дальний угол кладовой. Перейдя в руки уже её дочери, танцоры были на время заброшены, а, в конце концов, и вовсе забыты, вследствие наступления второй мировой войны (Клавдий и Клодетт, правда, ничего не знали о войне и были очень опечалены таким поворотом в их судьбе). 

Шкатулочка пролежала  в полуразрушенном замке около пяти лет, а прежде стала добычей одного из солдат Золочевского гарнизона. Этот солдат, отец Виктора, подарил антикварную вещь своей жене. Собственно эта шкатулка и стала толчком к созданию магазина сувениров. Смерть мужа очень сильно сказалась на бедной женщине. Она скоро заболела и слегла в постель, а шкатулку выставила на продажу, так как не могла выносить ни одного напоминания о своём любимом. Но, разместить шкатулку на самом видном месте, чтобы её тут же купили, женщина не решилась, слишком много значила для неё эта безделушка. Таким образом, шкатулочка оказалась там, где мы обнаружили её в самом начале рассказа.

Клавдий и Клодетт во время своей жизни у второй хозяйки и за несколько лет войны привыкли к тому, что не всегда они оказываются в центре внимания, но его полное отсутствие начинало всё сильнее отображаться на их душевном состоянии. Вот уже почти 13 лет ни один человек не приближался к их шкатулочке, не брал её в руки, никто не закатывал  в изумление глаза, не издавал восторженных возгласов. 

Однажды утром, Клавдий потерял терпение, он не мог больше сдерживаться и обратился к своей любимой с такими словами:

 - О, Клодетт, душа моя, свет моих очей, скажи, неужто не беспокоит тебя бремя одиночества среди безразличных людей? 

 - Но ведь мы не одиноки, любимый мой, у меня есть ты, а у тебя есть я, – ответила Клодетт и дотронулась губами до щеки Клавдия, не прекращая танца.

 - Я не о том,  мой ангел говорю! Конечно, ты права. Но помнишь ли ты времена, когда восторженные глаза были обращены к нам? С каким умилением наблюдали люди за нашим танцем, вслушивались в нашу музыку, любовались твоей грацией и моей силой!

  - О да! Я помню… это были чудесные дни. Видно, всё в этом мире проходит, не зря так говорят мудрецы.

 - Да что нам до мудрецов, моя богиня. Другие из них говорят, что наша судьба в наших руках! – Клавдий сделал плавный жест рукой и мечтательно поднял глаза к небесам. Вы бы могли заподозрить меня в противоречии, ведь какие небеса могут быть в сувенирной лавке? Но были бы не правы. Если вы помните, шкатулка была отделана бархатом именно небесного цвета.

 - И что же ты хочешь сказать этим, мой добрый муж? Неужто мы должны что-то предпринять? – Клодетт в изумлении сделала двойной поворот вместо одинарного.

  - Я уверен в этом. Слишком долго мы были поглощены только друг другом и забыли о нашем призвании! Но ты же видишь, времена изменились, наши танцы устарели, современные горожане не подвластны магии наших движений. Мы должны стать более современными, - Вдохновленный собственной речью, Клавдий продемонстрировал Клодетт своё видение их нового стиля.

Клодетт была сражена его пламенной речью не менее чем пластикой и грацией, продемонстрированной Клавдием в новом танце.

Три месяца фигурки демонстрировали свой новый танец, но ничего не изменилось. Ни один человек так и не подошел к шкатулке.

В начале четвёртого месяца Клодетт потеряла терпение и заговорила об этом с Клавдием:

 - Любимый мой, мне кажется, что наши усилия разбиваются о стену человеческого безразличия.

 - Я вижу, свет мой, но не могу измыслить другого решения этой проблемы.

 - Возможно, нам стоит изменить музыку? Ты слышал, недавно к нам в лавку заглянул юноша, он слушал музыку, я думаю, она весьма современна. Ведь вкусы молодого поколения – это вкусы целой эпохи!

На этот раз Клавдий был восхищен идей своей супруги. Для того чтобы осуществить свою задумку, молодые стали напевать в ритм своей музыки современные песни, должно отметить, что выходило у них просто восхитительно! В новом танце кружились они почти два года, но… ни одного посетителя не привлекла такая перемена. Ведь для людей её не произошло. Они всё так же не подозревали о существовании этой шкатулки в магазине. А, даже если бы и заметили её, то не смогли бы подметить перемены, для них это была бы обычная безделушка с деревянными фигурками, которые однообразно кружатся под вечную как мир мелодию «К Элизе».

Клавдий и Клодетт пришли в отчаяние, но что они могли поделать? Ничего… Они оставили свою идею и вернулись к привычной для себя мелодии и привычному танцу. Они перестали обращать внимание на посетителей и возвратились в свой маленький тихий мирок, чтобы просто наслаждаться друг другом, просто любить и танцевать так как хочется того им. Но в сердцах двух маленьких фигурок поселился червячок тоски, печали и разочарования.

Но могли ли влюблённые знать, какое испытание готовит им судьба? Конечно же нет, а даже если бы знали, то были бы не в силах воспрепятствовать этому.

Однажды вечером, возвращаясь из бара, Виктор решил зайти в свой магазинчик и посмотреть, как идут дела. Лиза сидела за прилавком и теребила в руках симпатичный браслетик – один из товаров магазинчика.

 - Ну что, Ли, как дела идут? – не успев открыть дверь, прокричал Виктор вместо приветствия.

 - Не плохо,  - немного печально ответила Лиза, - только вот сегодня мой день рождения, а ты совсем забыл об этом.

 - Что ты, малышка! Как я мог забыть, - с бодростью в голосе ответил молодой человек. Хотя, на самом деле, он совершенно об этом забыл, - Я как раз зашел тебя поздравить!

 - Врёшь ты всё, Вик… - со слезами в голосе прошептала Лиза.

 - Ну, крошка, что ты, не плачь, - Виктор был настроен весьма сентиментально, так как он осушил сегодня с друзьями несколько бутылок мартини и виски, да ещё и выиграл три партии пула к ряду, - у меня есть для тебя подарок, ты же у нас уже взрослая!  - проорал радостным голосом Виктор, в его голове созрел гениальный план.

 - Да, вроде того. Сегодня восемнадцать лет исполнилось.

 - Ну, тогда иди за мной!

Виктор вытащил Лизу из-за прилавка и повел в подсобное помещении, там он немного порылся в каких-то ящиках, потом неожиданно забыл, что искал и остановился в нерешительности. Прямо перед его носом оказался сейф, который освежил память Виктора.

  - Ли, дай-ка мне ключи от магазина, - обратился он к сестре.

Девушка достала связку ключей и отдала их Виктору. Перепробовав все возможные варианты, он таки смог открыть сейф и извлек из пачку документов, среди которых было завещание его матери, накладные и прочие бумаги, имеющие отношении к магазину.

 - Завтра пойдём к нотариусу, я перепишу на тебя эту лавку, - победно произнес Виктор и посмотрел на Лизу, ожидая реакции.

 - Вик, ты серьёзно? – глаза девушки наполнились слезами.

 - Конечно, дорогая! – Виктор был очень рад, что выставил себя в таком выгодном свете.

 - Ты самый лучший… спасибо… ты…не представляешь, как я рада, - Лиза захлёбывалась от счастья.

 - Не за что, мелкая, - засмеялся её брат, - я тоже рад избавиться от этого ящика.

Виктор обнял сестру и поцеловал её в макушку. Они забрали документы, закрыли магазин и вместе пошли домой.

Это был первый раз, когда брат и сестра так сильно любили друг друга. 

На следующее утро Лиза с Виктором оформили все документы и отправились в ближайшее кафе отпраздновать Лизин день рождения и переход магазинчика в безраздельное владение девушки.

 - А что же ты теперь будешь делать, Вик? – озабоченно спросила его сестра.

 - Да придумаю что-то. Я давно уже хотел открыть свой гараж и чинить байки, но этот магазин давил на меня, словно пресс-папье на стопку салфеток.

 - Отличная идея! А у тебя хоть есть деньги на это?

 - Ну, кое-что я скопил, думаю, хватит. К тому же мой друг тоже вложит свою долю. Так что, не парься, Ли, всё у меня будет просто чудесно! – он подмигнул сестре и подозвал официанта, чтобы получить счёт.

Как только магазин стал собственностью Лизы, она стала вынашивать план его усовершенствования и переоборудования. На первую месячную выручку, она наняла мастеров, которые перекрасили стены магазина так, что они стали напоминать закатное небо. Следующая порция денег ушла на новые полки, крючки, стеллажи и шкафчики.

Следующим шагом стало наведение порядка, инвентаризация имущества, и лёгкий декор.

Во время пересмотра товара и его переоценки, Лиза нашла знакомую нам музыкальную шкатулку. Её красота так поразила девушку, что она даже дала название магазину, по названию этой шкатулки, которое было выгравировано на дне коробочки. Теперь магазинчик перестал быть просто «Сувенирной лавкой», но стал носить гордое и красивое название «Сувенирный магазин «Клодетт и Клавдий».

Девушка почистила шкатулочку, отполировала все элементы, покрыла её заново лаком и расположила на самом видном месте возле кассы. Но Лизе настолько нравилась эта безделушка, что она поставила под ней безбожную цену. Деревянные танцоры стали привлекать внимание всех посетителей, а вот позволить себе купить их не мог никто.

А что же сами танцоры, были ли они счастливы от такой внезапной перемены в их судьбе? Отнюдь, они даже не заметили её, так сильно они снова увлеклись друг другом.

Как-то в магазин заглянула женщина с красивым ребёнком, лет пяти. Мама с дочкой были похожи друг на друга, как две капли воды. Обе белокурые, с большими зелёными печальными глазами и правильными чертами лица. Малышка сразу разглядела шкатулочку и стала умолять маму купить её. Женщина очень хотела порадовать свою дочь, но денег у неё не было. Она едва ли могла себе позволить хоть одну вещь из этого магазина. Лиза долго смотрела на мать с ребёнком, какая-то мысль рождалась в её голове. И, когда мама с девочкой уже покинули магазин, предварительно попросив прощения за то, что ничего не купили, Лиза догнала их на улице и протянула девочке шкатулку. 

 - Спасибо Вам! – расплакалась женщина. – Не стоило…

 - Что Вы, мне приятно. Когда я посмотрела на вас, я сразу вспомнила свою маму. Мы так любили ходить по магазинам вместе, когда она была жива. И, так же как вы, почти ничего не могли себе позволить…

 - Простите, мне так жаль Вашу маму…

 - Это было уже очень давно… Надеюсь, маленькая мисс рада?! – обратилась Лиза к девочке.

Девочка ничего не сказала но лучезарно улыбнулась и закивала головой.

 - А как зовут маленькую мисс?

Девочка промолчала и спряталась за маминой юбкой.

 - Её зовут Лиза, - ответила мать.

 - Забавно, так же как и меня, - улыбнулась девушка.

 - Действительно интересное совпадение! Спасибо Вам, ещё раз. Благослови Вас Бог, Лиза! Всего хорошего.

 - И Вам!

Лиза была очень довольна, что поступила именно так, как сказало ей сердце. Но, в тот момент, когда девушка уже вернулась за прилавок и не могла более следить за судьбой шкатулки, маленькая Лиза, любуясь своим подарком, споткнулась о какой-то камешек и полетела на тротуар.

Шкатулка выпала из её рук. Так как она была достаточно хорошо сделана, к тому же недавно прошла реставрацию, то ничего особенно страшного, с точки зрения любого человека, с ней не произошло. Всего лишь одна деревянная фигурка отломалась и, выкатившись из шкатулки провалилась сквозь канализационную решетку под тротуар.

Клодетт не могла понять, что произошло, что это за землетрясение только что всколыхнуло шкатулку, где она сейчас находилась и, куда подевался Клавдий. Она громко плакала, надрывно звала его, но ничего не изменилось. Клавдия больше не было с ней. И никакое внимание людей не могло заменить его отсутствия.

 Целый год Клодетт продолжала кружиться одна в своей шкатулке, но танец больше не приносил ей удовольствия. И, однажды, устав от этого кружения, не вызывающего у неё ничего кроме тошноты и головокружения, она напряглась и стала кружиться в другую сторону. Шестерёнки заклинило, музыка оборвалась. Клодетт замерла на месте. Мастер пытался было починить шкатулку, но только ему это удавалось, как она тут же снова ломалась.

Тогда Лизина мама вынула из шкатулки Клодетт и все механизмы, превратив её тем самым в обычный ящичек для украшений…

6 чувств

Без тебя всё теряет запах... 
Остается зловонный смрад. 
Он крадется на скользких лапах, 
Обвивает как хищный гад. 

Без тебя исчезают краски... 
Только серость царит вокруг - 
Волком воет, но ищет ласки, 
То лизнет, то укусит вдруг. 

Без тебя пропадают звуки... 
Тишина как в немом кино. 
Смех беззвучен, беззвучны муки. 
Всё безлико и, в общем, равно. 

Без тебя будто нету вкуса... 
Пресен мир, и часы пресны. 
Жизнь не горше, не слаще бруса 
Из смоковницы иль сосны. 

Без тебя каждый нерв немеет... 
Притупляется следом боль. 
Даже раны едва ль сумеет 
Растревожить морская соль. 

Без тебя всё так зыбко, шатко... 
Тянет время в свои пески... 
Лишь предчувствие очень кратко 
Мне "по Морзе" стучит виски.


Артюру Рембо

Всю жизнь порхал на гребне лепестков 
Безумной, яркой, хищной орхидеи, 
Ты был лишен любых условностей оков, 
Но стал заложником приснившейся идеи: 
Свобода есть - то символа душа. 
Но кто посмел бы уверять тебя в обратном?! 
Дыша в агонии, летел ты не спеша 
До края времени в пространстве невозвратном. 
Но вдруг упал, сломав о мир крыло. 
Решил не мстить ему. Что месть? Она конечна. 
Конечно всё - Добро то или Зло, 
И даже вечность так предательски не вечна. 
Ты вне отчаянья искал себе приют.
Но не сумел найти... А кто его находит? 
Когда за каждый шаг и вздох клюют, 
Да так что муки волю превосходят. 
Где ты сейчас? Порхаешь средь цветов? 
Или с червями делишь вечную идею? 
Прошу прощения за мудрых и шутов 
Тебя не принявших. Прошу... Но разве смею?!



Молчи и пей

(В соавторстве с П.Элисом)

Выпей со мной по чашечке кофе... 

Зачем? - Не знаю, может быть ради 

Самого душистого кофе, 

А может быть ради тепла. 

Или сумрака в этой 
кофейне. 

Нет, конечно, не ради меня. 

Ты можешь даже молчать... 

Просто сиди напротив. 

И пей свой кофе. 

Он так похож на тебя. 

Он такой же терпкий, 

Его так же хочется, как и тебя. 

Но без сахара он не возможен. 

Ты можешь даже молчать… 

Точно, лучше молчи. 

Не стоит срывать этот пар, 

Исходящий от кофе, 

Повисший как тюль между нами. 

Не стоит. 

Молчи 

и пей...

Именно в этот момент чашка по какой-то причине выскользнула из его рук и с грохотом усеяла осколками черно-белый пол, а тюль потемнел, превратившись в изящную вуаль на ее побледневшем лице. Она стояла как заколдованная, не веря в происходящее, еле сдерживая слезы. Вдруг кто-то одернул ее и протянул стакан воды. Она взяла дрожащими руками стакан, отпила глоток, ее глаза блестели от слез и эмоций, а рот приоткрылся так, как будто она собиралась что-то сказать, но низкий хриплый, и в тоже время мягкий, голос прервал ее: 
-"Не стоит.
Молчи. 
Пей и молчи..."



Опровержение

- Стой, ради Бога, я буду стрелять 
На поражение 
Без предупреждения. 
 - Капает время как масло в костер. 

В хрупкой ладони дрожит рукоять 
От наваждения. 
Что ж, возбуждение 
Ты подавляешь, как истый актёр. 

- Знаешь, а время не сможет сгореть... 
 - Это суждение? 
 - Лишь возрождение 
Жизни текущей пред взором как дым. 

- Время сгорит. И тебе умереть 
За заблуждение 
И отчуждение 
Всё же придется. А сам-то седым, 

Очень далеким, безмерно чужим 
Ты восхождение 
И пробуждение 
Видишь своё, своей старости ждешь? 

- Нет, я не жду, но и не одержим 
Я отчуждением. 
 - Но осуждение 
Полнит твой взор. Если только не лжешь 

Взглядом своим и гримасою губ. 
 - Да, осуждение, 
Пренебрежение. 
Может и больше. Но мне не решать. 

Вырвались розы потоком из труб 
Как извержение - 
Опровержение 
Смертного времени. Тишь... благодать...



Первый снег. Балет.

Она стояла у светофора... Совершенно отчаявшись успеть на первую пару, Лила даже перестала поглядывать на экран мобильного, чтобы узнать, насколько сильно она опаздывает. Так как предательский светофор только глупо мигал уже около пяти минут одним из своих трёх печальных глаз, девушка нашла себе занятие более интересное, нежели ответное подмигивание, хотя её веко так и начинал дёргаться стоило ей взглянуть на это ироническое издевательское моргание. Лила сосредоточила свой взгляд на крохотных холодных существах летевших с неба, искрящихся всеми цветами радуги в неверном свете утренних фонарей. Первый снег,он всегда так прекрасен, нежен и печален. Первый снег... словно миллионы маленьких балерин кружатся в своём первом и последнем танце. Долетая до земли, эти хрупкие танцовщицы погибают под ногами людей и колесами машин, превращаясь в грязную аморфную кашу. Но, всё же, до чего странно, эта жидкая субстанция продолжает блестеть, словно говоря, что дух, пусть даже самого маленького существа, не так-то просто сломить. Вдруг, одна балерина, после красивого пируэта приземлилась на ресничку Лилы, отдохнув там немного, она растаяла и превратилась в слезинку в глазу девушки. В этот самый момент лёгкий приятный аромат накрыл Лилу - это была смесь кофе, лёгких сигарет и мужской туалетной воды с нотами кедра и мускуса. По телу девушки пробежала дрожь, ей захотелось обернуться, но она сдержалась.
" Интересно, как он выглядит?! - подумала Лила. - Должно быть высокий, стройный, с чёрными волосами средней длинны собранными в хвостики... А как он одет? Скорее всего, во всё черное: чёрный костюм, чёрные остроносые туфли, чёрное пальто. И ещё я точно знаю, какие у него глаза: глубокие, синие, как два сапфира..." - воображение Лилы красочно рисовало портрет обладателя столь завораживающего аромата. Тем временем балерина, растаявшая в глазу девушки, став просто капелькой воды, стала затуманивать взор Лилы, но смахнуть она её не могла, ведь вся косметика поплыла бы вслед за этой маленькой бестией. 
Наконец светофор перестал моргать и настороженно открыл свой яркий зелёный глаз. Пешеходы двинулись сбивая друг друга, толкаясь, наступая на ноги, - лишь бы успеть. Лила уже с трудом видела куда идет, но навязчивый аромат не отставал от неё ни на шаг. Девушка не сдержалась и обернулась... Это был он - её учитель, на пару которого она так спешила. Не такой молодой, не такой высокий и стройный, совсем не брюнет и даже глаза его были совершенно не сапфирового, а, скорее малахитового цвета,одет он был просто, почти по-спортивному, но он давно уже занимал все мысли девушки. В тот самый момент, когда Лила повернула голову, её нога поскользнулась, а затуманенный взор не дал сориентироваться в пространстве и она полетела в Его руки...
- Простите, - прошептала Лила чуть слышно, - не знаю, что со мной случилось.
- Да с кем не бывает, - улыбнулся в ответ её преподаватель, - а вот на пару мою опаздывать не хорошо, - он заговорщицки подмигнул девушке и, взяв её под руку, довел до другой стороны дороги.
- Но вы же сами опаздываете...
- Что же,тогда, может, ну его к чёрту? И не пойдём на эту пару? давайте лучше прогуляемся, поговорим, не каждый же день идёт первый снег, к тому же такой красивый как сегодня!

Снежинки закружились быстрее под музыку ноябрьского ветра, приближалась кода этого балета, идя об руку с кодой этого рассказа. Зато для Лилы всё только начиналось.



Канат и Муза

Разорви меня, разрежь напополам,
Ах ты чертова предательская муза,
Запрети звенеть моим колоколам,
Я канат, что своего не стоит груза.

От звонницы отвяжи, скорее дьяк
Да пусти мой пыл на праведное дело,
На корабль просторный. Старый чтоб моряк
Привязал ко мне узлом стальное тело.

Чтобы за день, раз по пять, меня за борт
Он бросал, до ран порой стирая руки
Вспоминая свой родной далекий порт,
Проклиная, жизнь, мечты, удел и муки.

Он однажды оторвет меня. Средь вод
бурных бросит свой корабль, а ты же муза
Протяни тогда мой остов в небосвод.
А моряк пускай, избавившись от груза...

груза совести, вернется в край родной,
К милым детям и жене доселе верной.
Пусть забудет он покрытый пеленой
Пурпур неба над волной кипящей серной.

Пусть не вспомнит он затерянный меж скал
Свой корабль, и всё, что с ним делил когда-то.
Только звон колоколов как злой оскал,
Дважды в день ему нелёгкой станет платой.

Не терзай меня, не рви напополам,
Вдохновенная, всевидящая муза,
В блеклом небе дай звенеть колоколам
Я достойна быть рукой святого груза.




Как всегда...

Как всегда люблю, как всегда мечтаю.
А тебе, как прежде, просто наплевать.
Как всегда с другим, я же не святая,
Чтоб всё время безнадежно, верно ждать.

Как всегда скажу: "Мне всё безразлично..."
И пойму, что не умею складно врать.
Руки задрожат... только я привычно,
Буду трезво в равнодушие играть.

Как всегда смолчу, чтоб не сделать больно,
Да, самой себе, я чёртов эгоист.
И хоть без тебя я, как прежде, ноль, но
Говорю, что нет, не ноль, а чистый лист.

Как всегда пишу для тебя... нелепо...
Не прочтешь, не улыбнешься. Наплевать!
Пусть я и с другим, но как прежде, слепо
Буду верить и надеяться, и ждать.