Реинкарнация: почему православие не может ее принять?

Этот разговор вырос из одной услышанной нами истории. Истории мальчика,  который родился в семье алкоголиков, был сдан в детдом, а в подростковом возрасте связался с дурной компанией и после первого же «дела» угодил в детскую тюрьму. Там над ним надругались. И мальчик повесился… Ужасная  жизнь, ужасная смерть. Заслуженная ли? Как ее объяснить?!

Для многих людей такие истории — аргумент в пользу реинкарнации, или  веры в перевоплощение, переселение душ. Она, казалось бы, дает ясный и  простой ответ: такая участь — не что иное, как наказание за прегрешения прошлых жизней.

Почему христианство не может принять реинкарнацию? Говорим об этом с протоиереем Игорем Фоминым.

 

Бог и бюрократия

— Отец Игорь, история этого мальчика — далеко не единственная в своем роде. Строго говоря, этого несчастного и за гробом ничего  хорошего не ожидает, ведь он, получается, самоубийца. Такая судьба просто не укладывается в голове…

— Во-первых, мы с Вами должны сразу понять, что Бог — это не бюрократ. Допустим, если ты в заупокойной записке написал имя  здравствующего человека — это не значит, что тот умрет. Бог не бюрократ!

ПРАВОСЛАВИЕ ГОВОРИТ О ТОМ, ЧТО МЫ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, НЕ МОЖЕМ СЕСТЬ НА ПРЕСТОЛ СУДЬИ ВСЕВЫШНЕГО И РАСПОРЯЖАТЬСЯ, КУДА КОГО ПОСЛАТЬ — В АД ИЛИ В РАЙ.

В Православии почитаются святые, которые стяжали благодать у Бога  и являются для нас образцом следования за Христом. Но это не значит, что кроме них больше никто благодать не стяжал, — это очень важный момент.

Если парнишка покончил жизнь самоубийством, его дальнейшую участь  знает точно только Бог, ведающий всю его жизнь. Милосердный Бог  разберется, понимаете?

Есть такая замечательная мысль в православном Предании. Если мы  попадем в рай, то удивимся трем вещам: мы не увидим в раю тех, кто там  должен бы быть по нашим человеческим понятиям; мы увидим тех, кого вроде бы там быть не должно; и, наконец, мы удивимся, что сами там оказались.

— А разве нельзя сказать, что судьба этого парнишки была фактически предопределена условиями, в которых он рос?

— Нет никакой предопределенности судьбы, Православие этого не принимает.

Я могу Вам привести аналогичный пример. В одном из церковных  учреждений работал парень. Мама родила его очень рано, в 15 лет, и сразу отдала в детский дом. Это происходило еще в советское время, мама была бесправна, за нее решение принимала ее мать — бабушка этого парня.

Впоследствии он мне рассказывал о своем житии-бытии в детдоме — у нас в армии не было такого кошмара, какой происходил там! Однажды парень не выдержал, схватил стол и швырнул его в закрытое окно. Начальство, чтобы с ним не возиться, на основании этого случая оформило ему диагноз —  слабоумие или что-то в этом роде — поставило самую тяжелую группу  инвалидности и отправило в интернат для умалишенных. Там я с ним и познакомился — мы с женой ходили помогать в это учреждение еще до  того, как поженились.

Так вот он, представьте себе, вырвался из этой системы! Как? Он  «уцепился» за Церковь: сначала нашел священника Алексия Грачева* и стал  его духовным чадом, а после его смерти попал ко мне. Нашел школу, восполнил свое образование и попросил, чтобы с него сняли группу  инвалидности. А это было очень и очень непросто сделать! Но у него получилось. Затем он поступил в техникум, потом — в семинарию, окончил ее… Вы представляете, какими усилиями все это было сделано! Большинство его товарищей по детскому дому умерли, спились, стали бездомными…

Я хочу сказать, что мы свою судьбу творим сами, и этот парень тому  пример. Тот, кто плывет по течению, может говорить: «Это мой фатум, мне это предначертано» — так легче жить и думать. Можно еще свалить на кого-нибудь — на папу, маму…

— Но ведь статистика говорит о другом: процент тех людей, которые растут в детдоме и потом вписываются в обычную жизнь, очень мал. Все остальные катятся по наклонной…

— Да, я согласен. Но мы сейчас говорим о личности, о том, что  у любого человека есть возможность вырваться. Статистика в таком  разговоре не есть последний аргумент, мне кажется. Допустим, сколько людей могут заболеть полиомиелитом? Скажем, один на миллион. Но какое дело родителю, у которого заболел ребенок, до статистики? Мы говорим  сейчас о личности.

Почему жизнь одна?

— Но ведь, действительно, кто-то рождается, скажем,  в православной семье, с детства знает, что такое Библия, у него есть  интерес к духовной жизни. И есть дети, которые рождаются в «глубинке» в семье алкоголиков. Это значит, что предпосылок стать лучше  у одного  изначально больше, а у другого — меньше? Как это объяснить  с христианской точки зрения?

— Человек отвечает только за свои поступки. Это однозначно. Да, люди  рождаются в разных условиях, но жизненный итог любой человек подводит  сам. И это будет единожды.

Мы не можем судить, у кого тяжелее жизнь, у кого легче — у каждого свои испытания.

Неблагополучные обстоятельства могут стать, наоборот, предпосылкой к тому, чтобы крепче «зацепиться» за Бога. А благополучные — вспомните фарисеев…

Они родились в религиозных семьях, получили прекрасное образование,  закон знали назубок, но именно они распяли Христа. Из самого низкого  состояния можно подняться, и из самого высокого пасть очень глубоко.

Человек живет однажды. Православие не исповедует перевоплощения. По многим причинам.

— По каким?

— Начнем с того, что теория реинкарнации подразумевает усиление добра и усиление зла в мире. Допустим, умирает бандит — и в следующей жизни  воплощается в крысу, из крысы «выбраться» тяжело — ведь она только за  счет воровства и живет. То есть следующее перевоплощение будет куда хуже.

Реинкарнация — это принцип утверждения такой жесткой справедливости:  если ты воровал, у тебя потом будут воровать; если ты работал в гестапо, значит, тебя будут мучить. Но это, мне кажется, не совсем справедливо и правильно. Ведь человек, по этому учению, не помнит своей прошлой  жизни. Даже если, скажем, он родится не животным, а человеком, которого  всю жизнь будут обворовывать, он ведь не будет знать, почему его обворовывают. У него нет возможности сделать выводы.

Есть такие слова христианского философа первых веков, Тертуллиана:  «Каждая душа по природе своей — христианка». Она вышла от Бога. Согласно Библии, человек творится для сорадования Богу. Он ни в коем случае не «зарабатывает» свое спасение хорошими поступками. Это просто исключено.

— Почему?

— Потому что с Богом не может быть рыночных отношений.

Допустим, мы придем к Господу и скажем: «Господи, я не убил, не украл, я не позавидовал, не блудил. Я выполнил Твои заповеди?» — Господь скажет: «Нет». — «Почему?!» — «Потому что Моя заповедь не в том, что бы „не делать“, Моя заповедь: люби!».

А реинкарнация, по сути, предлагает человеку сделку:

делай так — и будешь в следующей жизни жить лучше, а потом достигнешь нирваны.

— И Бог в такой схеме оказывается, в общем-то, человеку не нужен…

— Да, получается так. Если хорошие поступки совершаются из любви —  отлично. А если из корысти — человек пытается откупиться. «Я Тебе —  правильную жизнь, а Ты мне — вечное блаженство». Вот это Евангелием осуждается.

Кроме того, православные не исповедуют реинкарнацию потому, что ее  результат — это слияние с мировым Абсолютом. Бог (Абсолют), по этой  теории, всех делает одинаковыми, всех посылает в мир одинаковыми, «расщепляет», скажем так, для того, чтобы потом опять соединиться  вместе.

— Допустим, это одна из возможных интерпретаций. Есть течения, которые считают, что нет такого слияния…

— Хорошо. Но тогда где конец совершенствования? Если человек остается личностью, где конечная точка его перевоплощений? Где  критерий? Когда Господь прекращает перевоплощения?

В православии нет «финиша» — есть «старт», но нет «финиша».

Христианство говорит о том, что совершенен один Бог. Христос  в Евангелии сказал: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». То есть это призыв к совершенству, направление пути, недостижимый образец — потому что человек никогда не сможет сравняться с Богом, это невозможно. Бог есть совершенная Любовь, Он это показывает на кресте.

А человек стремится уподобиться Христу в меру своих сил: Подражайте мне, как я Христу, — говорит апостол Павел. Но абсолютное совершенство запредельно, оно недостижимо…

И потом, еще одна очень важная сторона вопроса — христианское отношение к телу. Христиане верят в воскресение из мертвых, и Христос  воскрес телесно и телесно вознесся к Отцу. И ведь

Православие придает большое значение телу — это не какой-то ненужный  хлам, от которого человек избавится после смерти, тела тоже  преобразятся.

А если за 1000 жизней накопилось 1000 тел — в каком ты воскреснешь?

И что с остальными, грубо говоря? Это просто мусор, который истлеет, — и все? Христиане верят иначе.

Человек создан для радости

— Отец Игорь, если страдания и несправедливость — не результат предыдущих неправедных жизней, ошибок, то результат чего?

— Господь творит человека для конкретной цели — для сорадования,  творит свободного человека, который сам волен выбирать между добром  и злом. Человек выбирает зло — происходит его падение, отпадение от Творца.

Не надо думать, что Бог людей как-то демонстративно изгоняет из рая.

Нет, просто

добро не может сосуществовать со злом.

Как горячая вода не может сосуществовать с холодной водой — получится теплая; или свет с темнотой тоже не могут — получится полумрак, так  и тут. Это у нас в жизни есть какие-то полутона, мы находим себе  оправдания, а на самом деле все очень конкретно: пограничного состояния  между добром и злом нет.

Поэтому человек уходит от Бога — не Бог его выгоняет. У него был выбор — остаться. Для этого нужно соблюдать какие-то элементарные  правила, причем из этих правил существовали исключения: только  признайся, что ты действительно нарушил заповедь, съел запретный плод. А первые люди спрятались в кустах… Как ребенок, которому говорят: «Не  ешь варенье», а он съедает всю банку и прячется. И потом с честными  глазами и измазанным вареньем ртом сообщает маме: «Нет, я варенья не трогал».

Так вот, когда человек уходит от Бога — перестает пользоваться помощью Божьей, помощью Родителя, — начинаются страдания.

Наше состояние определяется нашими взаимоотношениями с Богом, а не  какими-то внешними обстоятельствами. Если страдающий человек смог сквозь свою беду увидеть любовь Божию к себе, тогда эта радость у него может растворить в себе все: и страдания, и горе, и какие-то несчастья.

Иногда мы смотрим на другого человека и говорим: «Ой, бедный, как он  страдает. Как ему не повезло». А разговоришься с ним, он скажет: «У меня все прекрасно, я счастлив».

Понимаете, страдания — философская величина, относительная. Мы можем  видеть их только с одной стороны. Например, парень бросает девушку. Тут  есть страдания?

— Да, допустим.

— Жуткие! Почему? Потому что тебя лишили чего-то —  тебе больно. И когда начинаешь беседовать с такими людьми и говоришь:  «Слава Богу, это прекрасно!», они, конечно, сильно удивляются: «Батюшка, что Вы такое говорите?»  — «Ну, представь себе, что вы бы сейчас  поженились, обвенчались, и этот разрыв произошел бы уже в браке, когда  у вас дети родились. Он бы «загулял», а у вас уже семья?… Так что —  слава Богу! Подумай, может быть, над тобой свершается промысл Божий».

— Разве физические страдания могут быть относительными?

— Страдания физические — относительные, потому что их может оценить  только тот, кто их переносит. Тот, кто не перенес, не имеет права об  этом говорить, оценивать. Я знаю много связанных с этим историй. У меня  была замечательная прихожанка, в 6 лет она умерла от лейкоза. Она,  бедная, столько «химии» перенесла… Ее привозили к нам в храм в маске, на колясочке, потому что ей тяжело было ходить. Но настолько радостный это был ребенок!.. Она всегда обнимет тебя, скажет: «Батюшка, а можно я Вас поцелую?» Я говорю: «Только не через маску, давай так». —  «Конечно-конечно!» Ну совершенно замечательный ребенок, очень умный,  очень глубокий. Когда у нее спрашиваешь: «Тебе больно?», она отвечает:  «Больно. Мне тяжело». Иногда она была не в состоянии даже ручку поднять  от слабости. А через минуту — уже могла смеяться! Вы сейчас скажете, что она так отвлекалась. Нет, эта девочка жила. Отвлечься от боли можно,  когда ты руку сломал, когда тебе операцию сделали. А когда боль — это  вся твоя жизнь, и ты при этом еще радостный…

— Говорят, дети, которые тяжело болеют, совсем другие?

— Абсолютно! Просто небо и земля. Они глубже. Кстати, священник  Даниил Сысоев, которого убили три года назад — мы с ним вместе учились  в семинарии, дружили семьями, — рассказывал, что в детстве тяжело болел. Умирал. Но в какой-то переломный момент все изменилось, он выздоровел,  хотя проблемы со здоровьем у него оставались и впоследствии, до конца  жизни. И он стал совершенно другим человеком! У отца Даниила ведь была  потрясающая память, очень цепкий ум… Господь никогда не остается  «должником» в этом смысле: у человека глухого — прекрасное зрение, если  говорить упрощенно.

А у этой маленькой прихожанки, о которой я рассказывал, было  потрясающее чувство справедливости. И очень много любви. Когда она  умирала, ее мама с папой в какой-то момент очень сильно поссорились.  А она умерла только тогда, когда их помирила…

В общечеловеческом плане мы не можем разобраться со смыслом страданий!

Потому что для человека, особенно советской формации, особенно,  скажем так, любящего удовольствия и спокойствие, очень важно, чтобы  жизнь была долгая, устроенная, комфортная, «дом — полная чаша» и так далее. А смерть и болезнь рассматриваются как наказание.

Но для человека верующего такой «математики» в мире нет. Для него  смерть — освобождение. Например, когда умирал мой духовник, он был очень спокоен. Хотя, казалось бы, должен был тосковать — батюшка был  потрясающим жизнелюбцем!.. Это не значит, что жизнь — наказание. Но  лучшая участь человека ждет после смерти.

Для человека, любящего удовольствия, очень важно, чтобы жизнь была  устроенная и комфортная. Смерть и болезнь для него — наказание. Для  верующего смерть — освобождение. Это не значит, что жизнь — наказание. Но лучшая участь человека ждет после смерти.

Валерия Посашко