В трубке – Постум... и гипотеза о Боге

Когда-то я был большим патриотом. Не воинствующим, но, в известной мере, продуктом своей эпохи. К религии относился с иронией, не вникал. Стихи писал уже достаточно серьёзно, экспериментировал, гордился тем, что переплюнул Брюсова в количестве седьмых форм 4-стопного ямба, но понимал, что в СССР поэзия не может быть основным видом занятия, если не кривить душой.
В 1990 году я поехал в Штаты на симпозиум по бору. Перед отъездом один из моих «центральных» литературных вдохновителей, большой авторитет в области теории стиха, дал мне телефон Бродского и попросил передать привет от своего соратника по Ахматовскому кружку и сказал примерно так: «Позвони Осе. Он обычно всех звонящих грубо посылает подальше, но ты скажи, что от меня и прочитай ему свою пародию. Реакций на чужие стихи у него бывает только две: брань или молчание, так что будь готов».
Надо сказать, что Бродского в тот момент я читал только в самиздате, к тому же два самых ранних сборника. Отношение у меня к нему было сложное. С одной стороны, я видел, что это большой талант и одарённый художник, а с другой – мне были непонятно, для чего такой поэт перекладывает на стихи древние мифы и библейские сюжеты (а к религии я, как уже говорил, относился «никак»). Но стихи про одноклассников, про маршала Жукова, «се – вид отечества, лубок», – были, конечно, моими любимыми. И была у меня пародия в размере «Письма к Постуму», которую меня и просили прочитать. Вы, конечно, можете меня за это ругать, но я приведу эту пародию здесь, хотя сейчас я бы, конечно, писать такое не стал…
Итак, оказавшись в Альбукерке, штат Нью-Мексико, я набрал заветный номер, соединился и, ничтоже сумняшеся, передал привет и получил ответный привет.

Я: Ещё... меня просили прочитать вам пародию
Б: На кого?
Я: На вас.
Б: Вашу пародию на меня?!
Я: Да.
Б: Представляю... Ну хорошо, читайте…
=Послание Иосифу Бродскому=

Нынче холодно и ветер идиотский:
От него сбежали даже забулдыги.
Я приветствую тебя, Иосиф Бродский,
Я прочёл тобой подаренные книги.

Я прочёл и был, признаться, озадачен
Их размером, содержанием и тоном;
След оставлен очень явственный и мрачный:
Я пишу тебе, как Постуму, пеоном.

Труд твой легче, чем мучение Сизифа,
Но имеет перед ним большую фору:
Он течёт из древнегреческого мифа,
Выбирая и орудие, и гору.

Древнеримским очертаньем убаюкан,
Интеллект запутан в таинствах туманных:
Не помогут ни страданье, ни разлука,
Ни святой, ни прорицательница Анна.

Здравствуй, бабочка! На крыльях, как на лицах,
Наблюдаем скоротечность перемены,
Упражняемся в дозволенных границах
На краю заплесневелой Ойкумены.

КУСТ, раскрывший, как ладони, свои ветви –
Микродельта неуёмной Амазонки...
Пролистав заветы Новый, да и Ветхий,
Ты увидишь, как бесчинствуют подонки.

Колыбельная Трескового припадка
Не очистила империю от скверны,
Взгляд на угли эфемерного достатка –
«Взгляд, конечно, очень варварский, но верный»!

Вероятно, выражаюсь очень грубо,
Уж прости меня, пожалуйста, за это:
Я надеюсь, что не катятся на убыль
Мимолётные сестерции поэта.

Твоя правда, Плиний, курица – не птица.
И с куриными мозгами хватишь горя.
Но не всякий, кто на Балтике родится,
Сам дотянется до Баренцева моря.


13–14.11.1985
Свердловск


В трубке тянулось молчание…
Б: А что вы ещё пишете? Прочитайте первое попавшееся.
Я: Пожалуйста.
* * *

Дождливый сумрак за окном
В моё стекло настырно бьётся,
И тени ходят ходуном,
Как злые гривы иноходцев.

Всё мутно-серое, тугое,
И не отъять от ночи день,
Но за окном струится воля,
Как злые гривы лошадей.

Зажечь бы свет, задернуть шторы
И распластаться, лёжа ниц,
И слушать волосы, их шорох,
Как злые гривы кобылиц...


Б: Ну, это совсем другое дело.
Я: Спасибо...
Б: А что, по-вашему, Бога нет?
Я: По-моему, нет.
Б: И все эти библейские истории – просто занудная ерунда?
Я: Да.
Б: Ну а какой-нибудь космический разум существует?
Я: Может быть. У меня есть одна гипотеза...
Б: Говорите.
* * *

Не поминайте всуе –
Не будьте недобры:
Господь для вас рисует
Евклидовы миры.

Ему бы вашей болью
Уверовать в закон –
Без хрупких колоколен,
Поклонов и икон...


Б: Постойте-постойте, вы что считаете, что этот разум, пусть Господь, сам ничего не знает о природе материи и духа?
Я: Таково моё предположение.
Б: И что он использует разум человечества как инструмент для познания?
Я: Да. Или является им.
Б: Хм... Тут есть что развить. Но не поймут.
Я: Но вы же сразу поняли.
Б: Я – да. Но мало кто ещё поймёт.
Я: ...
Б: Ну хорошо. Рад был познакомиться. Передавайте привет. А мне надо работать.
......................................................................................
P.S. Кстати, он оказался прав. Не понимают.

Сергей Плышевский


2008*
Оттава