Военно-строительным силам Советского Союза посвящается. Часть 3.

Через пару дней меня вызвал ротный и сказал, что мне предстоит особое задание. В нашей части в Рузе помещение роты «разбомбили»: повыкручивали лампочки, поснимали водопроводные краны, сорвали дверь и побили стекла. Но наша командировочная жизнь непредсказуемая, и в любой момент рота может быть отправлена в часть, поэтому казарму нужно привести в божеский вид и охранять ее до момента возвращения. Конечно, уезжать от друзей не очень хотелось, но, во-первых, приказ, а во-вторых – это не работа, а отдых в сравнении с частыми круглосуточными бдениями на стройке. 

Самыми блатными долностями у нас в части в Рузе считались КППшники на двух въездах, пяток водителей, почтальон и писарчук. Последним была вообще лафа, они имели свободный выход из части, могли свободно перемещаться вплоть до Москвы. Но сторожевать в роте – тоже неплохо. И с вечерней машиной, которая привозила нам ужин, я отбыл в родную часть.

Казарма действительно имела очень грустный вид. Разместился я в каптерке, но как оказалось, я там был не один. Две крупные крысы то ли устроили чемпионат по футболу  под пустыми стеллажами, то ли играли в ловитки. При малейшем шорохе с моей стороны они затихали на пару минут, но потом все продолжалось. Страха перед этими непарнокопытными я не испытывал, поэтому уткнулся носом в стену и заснул. 

Утром – визит в штаб, чтобы стать на довольствие, но кроме начхоза сталкиваюсь с начальником штаба, экс-ротным. Минут 30 выслушиваю речи типа «не дай Бог, если…», «сгною…», «дисциплина» и тому подобное. 

А работать было нужно, пусть не спеша, но чтобы были видны хоть какие-то результаты. Забиваю пожарные выходы, навешиваю на петли входную дверь, на которой не предусмотрен входной замок, так как перед входом обычно находится дневальный. Но не буду же я ночами спать под дверью. Из подручных средств - брючного ремня и железной скобы, делаю такую-себе завязочку на двери. После «закрытия» дверь слегка шевелиться, но толчки и удары средней силы выдерживает. Изнутри я уже достаточно надежно закрыт. А снаружи – ну куда я пойду из казармы, тем более надолго? Но в голову приходит еще одна гениальная мысль. В канцелярии находилась кнопка вызова дневального, а у тумбочки - звонок. Их я и решил использовать. Кнопку перевешиваю снаружи у двери казармы.  Теперь ко мне можно было позвонить. Вечерами ко мне стали забегать мои товарищи по учебной роте, с которыми мы договорились об условном звонке.

Меня заинтересовал ротный чердак. Лестницы не было, но в гараже выпрашиваю длинную доску, к которой прибиваю небольшие бруски. Ну вот, мы и в Хопре, в смысле на чердаке. А тут просто Клондайк: сапоги, бушлаты, форма, шинели, шапки, старые дырявые противогазы. В общем, сэконд-хэнд, но есть весьма неплохое шмотье. Подбираю себе неплохое ХБ, посолиднее все-таки, нахожу целые сапоги, а то мои сильно текут и в одном небольшая дырка в голенище. Выбрал еще несколько комплектов ВСО для своего отделения. Тут приходит в голову забавная мысль: набиваю старые штаны и куртку ВСО разным шмотьем, в противогаз запихаю пару валяющихся там шапок, и на получившуюся голову одеваю пилотку. Ко всему этому добавляю пару сапог. Вышло неплохое чучело, которое я спускаю вниз. Недолго думая, всю эту конструкцию привязываю на тумбочке дневального. Вот и охрана у входа получилась.

К вечеру роты возвратились с работы, и я вышел встретить своих корешей. После ужина у меня в каптерке целое нашествие. Народ притащил, у кого что было: чай, сухари, кипятильник из двух лезвий, кто-то приволок пол бутылки самогона. В общем, посидели нормально. Часов в 9 вечера народ расползся для вечерней прогулки и поверки, после которой несколько человек вернулись обратно, предупредив дневальных своих рот. В 6 утра остатки гостей разбежались, и я позволил себе поваляться до развода на плацу. В столовую не пошел, с вечера еще остались чай, хлеб, масло и сахар.

Когда на плацу раздалась команда «по объектам», я выполз из каптерки. И вовремя. В дверь послышались увесистые удары (нет, чтобы позвонить, как это делают приличные люди). По пути к дверям хватаю банку с остатками воды и выливаю на пол, несколькими движениями швабры размазывю ее и открываю дверь. На входе начальник штаба. Увидев меня со шваброй и мокрый пол, слегка улыбнулся. «Правильно!», - сказал он. «Еще бы», - подумал я. «Что за ху…ня?» - спросил он, показывая на ремень на двери. Пришлось объяснить, что эта «ху…ня» - очень полезная вещь. Но когда капитан увидел чучело, а в коридоре было темновато из-за отсутствия лампочек, то его реакция была вполне предсказуемой: «Кто? Почему не на работе? В комендатуру захотели, оба?». Но подойдя ближе, видимо,  стал понимать, что тут что-то не то. В общем, еще минут 10 я выслушивал воспитательную речь, а в конце получил команду убрать все это немедленно. Ну что ж, пришлось безымянного друга переселить тоже в каптерку - будем жить вчетвером: я, Безымянный и две крысы.

После обеда меня позвали водилы из гаража помочь затолкать поломанный ЗИЛ из ангара на яму. Работа не заняла много времени, и уже через полчаса мы сидели в шоферском вагончике и травили байки. «Молока хочешь?» - спросили пацаны перед моим уходом, показывая на 3 ящика Можайского молока в стеклянных бутылках. «Только бутылки потом принеси, кладовщику сдать нужно». А чего же отказываться? Не сильно наглея, я прихватил две бутылки и отправился сторожевать дальше. Молоко было отличное: вкусное, жирное, а бутылку потом я пытался мыть минут 20, но она не очень отмывалась. Чтобы не разбить эту ценную тару, я положил ее на стеллаж поверх ВСО. Нужно было идти в штаб заказать стекла, лампочки и краску. На этот раз меня миновало: начальника штаба я не встретил. Так что и на этот день работа была закончена по причине отсутствия материала.

Когда я зашел в каптерку, то увидел, что в бутылке от молока что-то шевелится. Присмотревшись, я обнаружил в ней маленького крысенка, который сполз в бутылку, а выгрестись у него не получалось. Крысенок был настолько маленький, что поместился в спичечный коробок. Что с ним делать я еще не придумал, но убивать было жалко. И тут, как всегда, у меня начался творческий процесс. Я сделал ему ошейник и прицепил к нему поводок из обувной нитки. Крысенок был выпущен на стол, но сделав несколько неудачных попыток смыться, видимо, смирился. Я положил его в литровую банку, найденную на чердаке, и насыпал на дно хлебные крошки. Так у меня появился свой живой уголок. Нас уже стало пятеро.

Вечером, когда съехались кореша, мы решили немного пошутить. Взяв крысенка, мы пошли к плацу, куда вечером свозят солдат с объектов. Когда поставили нашего «мустанга» на лапы, он тут же побежал, и побежал туда, куда нужно – на плац. А мы с криками «Ищи! Фас! Взять!», слегка придерживая за поводок, ринулись за ним. Сразу народ не понял в чем дело и стал отходить, давая нам дорогу. Но постепенно легкий регот от одного края плаца переполз на всю его территорию. Крысенок был в центре внимания: кто-то пытался скормить ему кусочек сахара, кто-то – корку хлеба. Но вскоре веселуху пришлось прекратить и быстро ретироваться, так как из штаба к плацу шли начальник штаба и замполит.   

Как обычно, на следующий день начальство знало о нашей выходке, и замполит имел беседу со мной (слава Богу, что замполит), который в самом начале беседы с улыбкой сказал: «По долгу службы я должен с тобой поговорить…». Я понял, что ветер дует с другой стороны, а замполит просто пожалел меня по старой памяти, взяв на себя миссию повоспитывать. Зато после той вылазки на плац у крысенка было столько жратвы, сколько он не съел бы за всю свою жизнь. Многие тащили сухари, хлеб и даже конфеты. Жаль, с сыром только не сложилось. Как ни прискорбно, но видимо от переедания или запора он издох недели через 2 и был похоронен на новодевичем кладбище нашей части за казармой у канализационного люка. 

Утром я с начхозом отправился на УАЗике за оконными стеклами. В Рузе загрузили около 100 листов и завезли их в казарму. После обеда мы с ним же отправились на склад за краской, который находился в красивой многоэтажке. И тут началось самое интересное. Оказалось, чтобы попасть на склад, нужно было получить специальный пропуск, хотя в само здание вход был свободный. Оформив все документы, мы отправились в подвал, пройдя двое железных дверей и охрану. Было как-то странно, что склад со стройматериалами был так законспирирован. Но спустившись, как я думал, в подвал, увидел, что подвал – это не совсем подвал, а площадка, с которой вниз шли ступени. На площадках горело  тусклое дежурное освещение. Я насчитал не менее 9 уровней вниз, которые нормально просматривались, но какие-то световые отблески были видны еще ниже, но рассмотреть, что там внизу было невозможно. Мы опустились на -2 уровень, и с площадки я увидел дверь, а точнее люк как в подводной лодке: со штурвалом и фиксатором. Когда дверь открылась, я прикинул ее толщину, около 25-30 см. За дверьми шел длинный узкий мрачный коридор, длину которого определить было невозможно. По стенам и потолку шло множество кабелей, а под ногами по средине коридора был широкий желоб с десятком труб. В одной из комнат и был склад, обычный строительный склад с красками, клеями, обоями, цементом и прочими стройматериалами. Мы получили краску и тоже притащили ее в казарму. Начхоз был нормальным офицером, не брезговал помочь в погрузке-разгрузке стекол и в переноске краски. Для начхоза, как и для меня, увиденное в снатории ВЦСПС «Русь» тоже было небольшим шоком. Не зря строители из Севводстроя рассказывали о десятках километров подводных и подземных тоннелей. Мы по-другому начали смотреть и на два других небольших объекта, расположенных метрах в 300-ах от «Руси». Один, именуемый «Аврора», мало походил на административное строение, а бетонные гаражи, частично погруженные в землю, выглядели чересчур мощно. Тем более, после дождей земля в некоторых местах вокруг «Авроры» и гаражей немного просела, и то тут, то там из земли просматривались углы бетонных блоков.  

Но это лирика. На следующий день начинается полномасштабная работа: порезка стекла, остекление окон, подшпатлевывание и подкраска стен и многое другое. Большого энтузиазма в работе я не проявлял, но работал на совесть.

Вечерние посиделки с товарищами продолжались. Кто-то из них спер в столовке мешок вермишели, а из найденной спирали от какого-то нагревательного прибора, куска шифера и нескольких кирпичей сделали «козла», на котором варили еду. В общем, жизнь процветала. А тут еще и начальник штаба уехал на какие-то курсы. Ко мне на пару часов как-то заехал отец. Он был в командировке в Москве, а до отправления поезда оставалось еще много времени. Я договорился с КППшниками, и его пропустили в казарму. Я был рад снова увидеть кого-то из родных, накормил отца трофейными макаронами и поболтали перед его отъездом.

Примерно за месяц я выполнил половину необходимой работы. Как-то ночью, а точнее ранним утром я услышал сильные удары во входную дверь. У казармы стояли человек 5 офицеров из нашей части. «У нас «ЧП», осматриваем все строения, сбежал рядовой из 3-й роты», - сказал дежурный по части. Я открыл им все комнаты для осмотра, но, естественно, в казарме никого не было. Для части побег – это действительно большие неприятности. Обычно первые сутки поиском и перехватом занималась сама часть, чтобы не выносить «сор из избы». Если за это время беглец находился, то, как правило, отделывается легким мордобоем, нарядами или гауптвахтой. Если нет – то оповещалась комендатура и вышестоящее Московское начальство. Но это уже «геморрой» для офицеров части: и комбат, и замполит, и ротный со взводным попадут под раздачу. Да и для беглеца становилось возможным продолжить службу в дисбате. 

Конечно, утром в части начался серьезный движ: часть людей не вышла на работу, а прочесывала территорию за частью и поселок, пару машин выехали на автовокзалы в Рузу и Тучково. Вернувшийся начальник штаба возглавил поисковые мероприятия. Но безрезультатно. Комбат пообещал тому, кто найдет беглеца, отпуск. Я тоже просился поехать с группой, но мне отказали. Немного расстроившись, я вернулся в казарму.

Вечером, нагрев воды и сотворив подобие душа из двух табуреток, ведра воды и резиновой шлангочки. Но тут я отчетливо услышал шаги по «взлетке». Я выглянул, но никого не было, да и звук прекратился. Я начал мыться, но снова услышал какой-то шум. Но пока я накинул полотенце и вышел из умывальника, шум прекратился. До вечера все было тихо, но когда пришло время ложиться спать, я снова услышал какой-то звук, который прекратился, как только я открыл дверь, выходя из каптерки. Тогда я поставил табурет на «взлетке» и сел ждать. Мнут через 10 снова послышались тихие шаги, полное ощущение, что кто-то идет по коридору, но весь коридор был передо мной, и никого в нем не было.  Я уже понял – чердак, к которому приставлена моя импровизированная лестница. Фонаря у меня не было, а поднимать панику, не проверив, я не хотел.

Рано утром, часов в 5 утра, я тихонько залез на чердак. Там, на куче шинелей спал боец. Я пошел к дежурному по части. Выслушав меня, он бегом метнулся к казарме, прихватив ротного 3-й роты, и они залезли на чердак. Бойцу помогли спуститься, так как он достаточно сильно ослаб. А часов в 9 утра меня вызвали в штаб. «В отпуск!!!», - подумал я. В штабе меня встречал лично начальник штаба. «Ну что, рассказывай», - сказал он. Я вкратце все рассказал. «Нет, ты рассказывай, как помогал прятаться  беглецу!», - спокойно сказал капитан. Я остолбенел. Минут 20 я слушал о гауптвахте и о дембеле в последней партии. Когда я вышел из кабинета, то было очень обидно. Даже не столько за отпуск, сколько за тупость начальства и несправедливость. Я зашел к замполиту. Он сказал, что все знает, но начальник штаба категорически против предоставления отпуска. В мозгу в адрес капитана звучали слова, неприемлемые в приличном обществе.

В один из дней в часть приехал старшина и сказал, чтобы я собирался. «С вещами?», - спросил я. «Нет, на один день, завтра в роте в Звенигороде должно пройти отчетное собрание, и ты, как замкомвзвода по политчасти, должен на нем выступить». О чем собственно выступать, я не имел ни малейшего представления. 

Я не брал с собой почти ничего, смысла таскать постель и кровать не было. Уже почти полтора месяца я не видел своих друзей. Встретили меня достаточно тепло, ротный пожал руку и сказал: «Наслышан, наслышан». Он имел в виду поимку беглеца. «Хоть не издевайтесь, товарищ старший лейтенант», - ответил я. 

Взводный выдал тезисы, по которым я должен был подготовить выступление. В принципе, ни о чем: дисциплина во взводе, политическое воспитание бойцов, повышение качества работы на стройке. Писать в казарме не хотелось, и я отправился к своему товарищу Сашке Крипаку, который уже работал кладовщиком. У него на складе была маленькая комнатушка с топчаном, на тумбочке стоял старый приемник. Мы проговорили почти весь день, но ведь выступление само не напишется. Перед отбоем я попросил у ротного переночевать не в роте, а на складе у Сашки, где в спокойной обстановке и выступление состряпаю. Ротный не возражал. 

Склад закрывался снаружи навесным замком, хилая деревянная дверь не внушала доверия, и под порогом была дыра, не то для кошки, не то для собаки. Сашка, закрывая меня снаружи, предупредил, чтобы я не курил в самом складе, а только в его комнатке. Но я это и сам понимал. К двум часам ночи я закончил свой доклад и прохронометрировал его. Вместо 25 минут получилось 18. «Ну ничего, буду читать медленно», - подумал я. Немного погоняв приемник, я устроился спать. Но не успел. У дверей раздались шаги нескольких человек. Разговаривали шепотом. «Может, Сашка с Сычем пришли?», - подумал я. Но они бы уже или открыли дверь или позвали меня. Я сидел молча в свете тусклой лампочки дежурного освещения. И тут в дырку для кота под порог просунулась рессора от прицепа, которая валялась недалеко от склада. Раздался треск порога и дверной коробки, но коробка выдержала. Я тихо подошел к двери. Когда рессору в очередной раз поглубже подпихнули под дверь, я схватил ее и затянул вовнутрь. Наступило несколько секунд полной тишины, а потом… показалось, что стадо бизонов кинулось в противоположную от склада сторону. Но выйти то я не мог, закрытый снаружи на навесной замок.

Конечно, никакого отпуска в очередной раз за спасение казенного имущества я не получил, но благодарность вынесли, за бдительность. Собрание, как и положено мероприятиям такого типа, прошло скучно, в полусонной обстановке. Каждый выступающий, которых было человек 10, бубнил под нос что-то очень государственно важное. Зато потом с каким удовольствием мы вышли из казармы и закурили. Молодые, уже начавшие привыкать к армейской жизни, бегали от одного взвода ко второму с вопросом «Чекч Бер?». «Ек!» Молодым еще не положено стрелять сигареты у нас, старослужащих. А для своих – «Бер!»: «Ява», «Дукат», «Столичные», «Новость», «Астра», «Беломор», «Памир» и японские «Цузые», - расположены в порядке убывания финансовых возможностей. Вечером снова в Рузу, а пока – выходной день, можно поиграть в футбол перед казармой, посмотреть телевизор или посидеть за забором в леске.

 Еще недели 3 я пробыл в части в Рузе, заканчивая приведение казармы в порядок. После чего обязанность присматривать за казармой возложили на пищевоза, который все равно 3 раза в день там бывал. А я с пожитками снова переехал в Звенигород.