Четыре года назад спортсменка получила травмы, ,,несовместимые с жизнью,, а
в феврале 2014 года она открывала Олимпиаду в Сочи вместе с президентом
Путиным.
23 ноября 2009 года во время тренировочных заездов — за три дня до
розыгрыша Кубка Европы — на санно-бобслейной трассе в Кенигзее
(Германия) произошла трагедия. Из-за ошибки судьи мужской экипаж на
полной скорости врезался в стартовавший чуть раньше женский экипаж с
21-летней Ириной Скворцовой. Все остались целы, кроме Ирины, которая
получила травмы, «несовместимые с жизнью». Ирину экстренно доставили в
местную больницу, а затем в клинику в Мюнхене. Чтобы девушка не умерла
от болевого шока или потери крови (в общей сложности в нее потом влили
24 л крови), врачи на полтора месяца ввели ее в состояние искусственной
комы.
Так она выглядела до этой аварии
Через четыре месяца Ирину перевели в реабилитационный центр. За
десять месяцев, проведенных в Германии, она перенесла более 50 операций.
Год назад Ирина избавилась от инвалидной коляски. Сейчас она ходит на
костылях, сама водит машину, работает тележурналисткой на ВГТРК, а также
стала приглашенной гостьей на Олимпиаде Сочи-2014.
Ниже — ее рассказ о прошедших четырех годах.
Аварию
я не помню. Помню только, как легла в боб в ноябре 2009 года, а
проснулась 13 января следующего года. А как ехали, как столкнулись, мозг
вычеркнул.
Вся моя старая жизнь — как сон. Временами даже
сомневаюсь: неужели действительно когда-то ходила, бегала, танцевала?
Хотя прекрасно помню эти ощущения. Когда я вышла из комы, самым страшным
показалось не то, что я лежу в трубках в реанимации, а что я проспала
Новый год! Как это так, у меня было столько планов, а я все
проспала!Врачи не сразу мне сказали, что со мной. Я постепенно,
дозированно получала информацию. До апреля — пока не началась
реабилитация — всерьез думала, что вернусь в бобслей. Я этим жила,
поэтому, наверное, и не наложила на себя руки. У меня был стимул:
оставалось четыре года до Олимпиады — это святое для спортсменов. Я все
распланировала: два года на восстановление, два — на подготовку. У
врачей спрашивала: «А я смогу поднимать штангу, прежний вес?» Они
смотрели на меня удивленно и уходили от ответа.После аварии
неповрежденными у меня оказались только голова (не считая сотрясений),
руки и грудь. Ниже — все искорежено. И даже сегодня, если я случайно
вижу себя в зеркале, реву. В квартире, кстати, я избавилась от всех
зеркал. После комы все надо было начинать с нуля. Я заново училась
дышать. С аппаратом искусственного дыхания легкие работали на полную.
А
тут — раз! — отключили. И нужно самой, а сил нет. Глазами ору:
«Подключите обратно, задохнусь!»О боли я даже говорить не хочу.
Обезболивающие поначалу давали раз в час, потом — реже, чтобы не
вызывать привыкания. Анестезия действовала всего 20 минут, остальные 40 я
корчилась от боли — постоянной, и тупой, и острой, непроходящей.Лежа в
реанимации, я долго злилась на Бога: «За что? Почему я? Да лучше бы не
выжила в этой аварии, зачем мне такая жизнь нужна!» Я до сих пор не могу
ответить на эти вопросы. Хотя и говорят, что Бог посылает только то,
что человек может выдержать... Со временем злость прошла, осталось
только смирение. Единственное, что удерживало меня от самоубийства, так
это то, что позвоночник был цел и что ногу удалось сохранить. А иначе не
пережила бы, нашла бы способ покончить с собой прямо там, в
реанимации.В апреле 2010 года я переехала в реабилитационный центр.
Продолжала учиться ходить. Перед тем как сделать шаг, прорабатывала его в
голове: «Вот сейчас поставлю ногу сюда, а руки передвину вот так».
Очень долго к этому привыкала.
И однажды упала на гальку — нога
поехала, и сделать я ничего не смогла. Вот тогда пришло осознание, что
со спортом покончено, — и это была катастрофа.Все мои мечты, все, к чему
я стремилась двадцать один год моей жизни, оторвали и выбросили. Бегать
— нельзя, кататься на коньках — нельзя, прыгать — нельзя. Каблуки и
юбки, которые я так любила, — тоже никогда нельзя. А жить-то тогда
зачем?Я сидела в коляске, ревела и больше ничего глобального не
планировала.
Ближайшие цели теперь были максимум на полгода. Первая —
встать с коляски. Да, ногу не чувствую, не шевелю стопой, но кость
есть, упор есть. Отлично, значит буду тренироваться. Я училась сама
передвигаться, мыться. Падала, но все равно повторяла. Минимум полчаса
нужно было, чтобы промозговать схему и залезть в ванну, например. И еще
сорок минут на то, чтобы продумать, как вылезти из мокрой ванны.
И
вроде уже что-то получалось, как вдруг — бац! — операция, потом опять,
внеплановая. И все с нуля. На несколько недель выбываешь из строя, и
мышцы забывают все, чему заново научились. Я на месяц ушла в себя. Не
разговаривала с врачами, отвечала на все вопросы «I don’t understand»,
отворачивалась. Не мыла голову, ничего не хотела, тупо смотрела сериалы,
даже в соцсети не заходила.
И тут на помощь пришли психологи.
Раньше я, как многие, наверное, считала, что психолог — это психиатр и
мне он не нужен. А сейчас знаю, что невозможно поделиться всей болью с
родными или друзьями. А психолог помогает выговориться. Он нейтрален,
ему неважно, кто ты.Журналисты быстро навесили на меня ярлык: «Она
сильная». Но я не сильная, это просто маска — надела и пошла. Я все
время говорю: «Улыбайтесь, это всех раздражает». Я знаю, что меня
обсуждают за спиной: мол, квартиру ей подарили, машина есть, на
телевидение зовут, деньги на лечение получила, а ей все мало, все
куда-то лезет. А я не лезу. Ни на одно интервью я не просилась и на
работу не умоляла взять.И помощи я не прошу. Если пробка — езжу на
костылях на метро. Когда не было машины, передвигалась на трамвае,
маршрутках. В транспорте я никогда не прошу уступить место, потому что
встать потом еще тяжелее, чем сесть. Обычно стою у дверей и наблюдаю,
как меня сканируют. В Германии, если даже без головы проедешь, не будут
пялиться. А у нас, если какой-то изъян, тут же рассматривают. Очень
неприятно.
Но иногда бывает по-другому: еду в метро, настроение на
нуле, и подходит вдруг парень или девушка: «Вы Ирина? Можно с вами
сфотографироваться?» И все — у меня улыбка до ушей, на весь день заряд
радости.В инвалидную коляску я больше ни за что не сяду.
Моя
следующая задача — вообще обходиться без костылей. В прошлом году я
получила водительские права. Сначала меня долго не принимали ни в одну
автошколу, потом инструктор не понимал, как меня учить. Стопу правой
ноги я не чувствую, управляюсь одной левой. Но ничего, приноровилась.
Экзамены
сдавала без блата, по-честному. Получив права, на следующий день
поехала за город на машине.Сейчас мне 25 лет, и больше всего на свете я
хочу выйти замуж и родить ребенка. Тем более что врачи говорят, что
родить с помощью кесарева сечения я смогу.Без спорта я — никуда.
Сейчас
учусь в Педагогическом институте физической культуры (ПИФК) в
магистратуре, выбрала специальность «спортивный психолог». Мне это
интересно. И я на собственном опыте знаю, насколько важна психология в
стрессовых ситуациях.