Она курила

Она курила, не поворачиваясь к зеркалу. А что? Там ничего нового. Ну да, красивая. А что толку-то в её признаниях самой себе? Другие бы сказали… Правда, говорят, конечно. Но говорят глазами, губами, сердцем. Странно, да? Она ведь знает правду. А всё равно нужны подтверждения. Зачем? Она и сама не знает. Просто курит, не поворачиваясь к зеркалу лицом.

Она изучила себя наизусть.

Никита приходил к ней каждый день. Приходил к ней в парк, приходил к ней на работу, в кафе, просто на улицу. Приходил иногда молча, иногда – с криком. Иногда – с острым словцом, а порой – с настоящим потоком брани. Или философским словарём в трёх томах да в устном исполнении. А она и не силилась понять или принять участие в беседе. У неё словно не было на это сил. Для других – были, а для него – нет. Говорят, она и в детстве была слабенькой девочкой. Вот любому малышу дай палец – он и схватится намертво. И за волосы тягают народ, да и вообще, за что не попадя. А она  - поглядит равнодушно на протянутый палец, да уставится зачем-то в немытую оконную раму. Неинтересно. Или сил просто нет, чёрт его знает.

Однажды она села в июльский поезд. Смотрела на провожающих подружек – то рыдала, то хихикала, то руки просовывала в открытое окошко. А рядом с ней мужчина стоял. Незнакомый совсем мужчина, средних лет. И, вроде, отношения-то ко всему происходящему он не имел, и прощаться ему было не с кем. А вдруг произнёс невзначай как-то: «Энергии у тебя меньше, чем у них. Слабенькая ты». И отчалил куда-то дальше, вглубь вагона. А она осталась стоять. И заглядывала в заплаканные бабушкины глаза, и утирала платком свои собственные, и подарки подружек в руках вертела, а всё про слова эти думала. Меньше энергии. Меньше сил. И с чего бы это мужчине заметить-то было? Вроде, и вела себя активно, и вообще в узких кругах живчиком слывёт. Но что-то было в его словах. Правдивое что-то. Будто она сама про себя давно догадывалась, а общественность её всё в заблуждение вводила. А только этот – случайный поездной пассажир средних лет вдруг подтолкнул к чёткой правильной мыслишке. А жаль. Ей так много хотелось сделать…

Никитка держал её крепко. Чуть что – в помощниках, чуть как – подскажет. Свыклась она с этим. Да и любила его по-своему. Иногда по-матерински, иногда – по-дочернему. Иногда – как любовника, в основном – как друга. Повезло ей, думалось. Куда ни глядь – он. Заботливый, любимый. Повсюду-повсюду. За ним, казалось, и мир-то не разглядеть. А она всё пыталась в щёлочку взгляд бросить, да подмигнуть кому-то из щёлочки, да ручку протянуть, да пальчиком потрогать. А силёнок-то – с гулькин нос. И рука не дотягивается, и глазки закрываются. И показывают, будто через калейдоскоп радостно-радужные сны.

Она курила, не глядя в зеркало.

Представляла себя на парапете у реки, с ногами, в воде по лодыжку. И с горечью осознавала, что зеркало ей и правда теперь ни к чему. Её отражение – это он.

Она изучила себя наизусть.