Где находится суперкомпьютер «Зверь»?

Кто из христиан не слышал о суперкомпьютере по имени «Зверь», который, как убеждают нас борцы с налоговыми номерами, и есть якобы тот самый «зверь», о котором пишет апостол Иоанн Богослов в Апокалипсисе? Но кто видел этого «зверя»? Никто. Более того, даже самим борцам с ИНН неизвестно точное его местонахождение. Одни пишут, что этот «зверь» находится в Брюсселе, другие – в Страсбурге. Где же «зверь» находится в действительности?..

Спешу успокоить борцов с налоговыми номерами: «зверь», которым они пугают православных, скорее всего давно разукомплектован, поскольку построен этот компьютер очень давно — в 1974 году. В то время он находился в Брюсселе и был центральным компьютером стран Общего рынка. Для компьютерной же индустрии даже три года – очень большой срок. Со времени построения брюссельского «зверя» прошло уже почти тридцать лет, потому пугать ныне этой страшилкой православных христиан очень неразумно: в офисах современных российских предприятий и организаций стоят гораздо более мощные компьютеры.

Не находится «зверь» и в Страсбурге. Конечно, у государств Шенгенской зоны есть тоже центральный компьютер, но борцы с налоговыми номерами должны знать, что компьютер в Страсбурге не наименован «зверем», что было бы крайне примитивной шуткой. И, таким образом, компьютер, находящийся в Страсбурге, не именуется «зверем», а брюссельский, хотя и назывался таким именем, в настоящее время пригоден разве что для музея, а не для тотального контроля человечества. Впрочем, для борцов с налоговыми номерами это, очевидно, не очень важно: разукомплектован брюссельский компьютер или нет — за тридцать лет этот брюссельский «зверь», кроме реальной, обрел себе жизнь виртуальную – в умах борцов с ИНН он навсегда останется современнейшим суперкомпьютером, всегда пригодным для приведения в страх и трепет православных христиан.

Так же, как навсегда останется пригодной для той же цели листовка с выступлением некоего Кола Сандерсена. Сама листовка составлена по всем шаблонам «святого письма», сакраментальные слова которого обычно таковы: «Я стоял на берегу моря и увидел Господа Бога, Который сказал…...» Кол Сандерсен, правда, услышал голос «Бога» не на берегу моря, а в одной из секретных лабораторий, где участвовал якобы в создании маленькой микросхематичной пластинки, которая бы помещалась в эпидемиологическую иглу. Он же якобы участвовал в экспериментах по определению тех мест на теле человека, где пластинка имела бы возможность подзаряжаться. «Были установлены, — говорится в листовке, — два места: лоб и правая рука человека». «В то время, — продолжают сочинители этого «святого письма», — я получил от Бога предупреждение и начал исследовать Священное Писание. Почему? В Откровении апостола Иоанна Богослова написано: И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их (Откр.13, 16). Господь через слово показал мне, чем я занимаюсь».… «Бог мне сказал: “Посмотри на число шестьсот шестьдесят шесть”. И я сказал: “Господи, я же не знал об этом”» (Электронное жало антихриста. М., 1999. С. 61, 62).

Далее Кол нагоняет на читателей его «письма» большего страху. Якобы он спросил у одного врача из Бостона: что случится, если имплантированная человеку пластинка выйдет из строя? И услышал, что у людей появятся гнойные раны. И этот ответ врача Кол опять иллюстрирует текстом Апокалипсиса: пошел первый Ангел и вылил чашу свою на землю: и сделались жестокие и отвратительные гнойные раны на людях, имеющих начертание зверя и поклоняющихся образу зверя (Откр.16, 2).

Почему для микропластинок самыми подходящими местами в человеке оказались лоб и правая рука, а не, скажем, нос и левая нога? Очевидно, по той же причине, по которой построенный в 1974 году компьютер был назван «Зверем», а не другим именем. Цель у составителей листовки про «инженера Кола» такая же, как и у создателей брюссельского компьютера: посеять страх среди христиан, внушить ложную мысль о якобы сбывающихся на наших глазах пророчествах Апокалипсиса. Но православным христианам не должно терять рассудительности. Чтение листовки про «инженера Кола» должно вызывать у нас не спешное желание бежать в леса от грядущего якобы антихриста, а естественные вопросы: кто такой Кол Сандерсен (его происхождение)? Где он в настоящее время находится? Какое наказание от американских властей последовало ему за разглашение секретных (как говорится в листовке) сведений? И если секретные эти исследования благодаря стараниям Кола рассекречены, то в каком научном журнале они опубликованы? Кто из русских или зарубежных ученых повторил опыты «Кола сотоварищи» и подтвердил, что в теле человека имеются два места, где имплантированная микропластинка могла бы сама подзаряжаться, — лоб и правая рука? А также что выведенная из строя пластинка вызовет появление на теле человека гнойных язв?

На эти вопросы мы вряд ли когда-либо получим ответы. По крайней мере, у активистов «Движения за право жить без ИНН» желания разыскать «инженера Кола» не наблюдается. По всей видимости, они понимают, что искать «инженера Кола» совершенно бессмысленно. С одинаковым успехом можно разыскивать того назойливого типа из «святого письма», который якобы «стоял на берегу моря…».


Иерей Виктор
, Санкт-Петербург

Украли кота

Украли кота. Сегодня вернули с запиской -  "Он постоянно жрет, еды уже нет, денег нет и мы боимся, что ночью он сожрет нас".


Восход солнца





"При восходе солнца есть момент, когда все небо становится таким бледным, почти бесцветным... Это не совсем серый и не белый, мне всегда он нравился, потому что когда на него смотришь, веришь, что вот-вот случится что-то хорошее" /Лорен Оливер. Делириум (англ. Delirium) — первый роман трилогии об «апокалипсисе нашего времени»/

Что я должен делать дальше

И я знаю, что я должен делать дальше... я должен продолжать дышать, потому что завтра снова взойдет солнце, и кто знает, что принесет с собой прилив...

"Изгой"


Великое переселение народов

В 2015 году Европа взорвалась. То, что начиналось, как тоненький ручеек иммиграции, вдруг превратилось в мощную людскую волну, готовую смести уютную, чистенькую Европу. К двум прежним маршрутам: через Гибралтар в Испанию и Средиземным морем до итальянской Лампедузы — прибавился новый, удобный и безопасный, балканский маршрут. Сначала из турецкого Измира до греческих островов (первой жертвой пал знаменитый остров Лесбос. Греки рассказывали мне, что турки всячески помогают иммигрантам. Ходят слухи, что Турция намеренно спонсирует беженцев и буквально выталкивает их в международные воды.) Потом Афины, Македония, Сербия, Венгрия, а дальше поток разбивается на две части — Австрия и Германия или Словакия и Чехия. Даже Англия, с таким чувством превосходства разбомбившая несчастную Ливию, вдруг обнаружила, что островное положение не спасает ее от нашествия. Тоннель под Ла-Маншем ежедневно штурмуют озлобленные беженцы. А в Германии властям пришлось прибегнуть к помощи армии, которая предоставила палатки иммигрантам и охрану от разъяренных местных жителей.
С января по июль только по балканскому маршруту прошло сто тысяч человек. Социологи предсказывают, что к концу года их будет уже 250 тысяч. А следующий год обещает катастрофу.

Автор заметки много раз работала в «горячих точках» и на своем веку перевидала огромное количество беженцев. Плачущие женщины в домашней одежде и в тапочках на босу ногу, грязные дети в обносках, мужчины с каменными лицами, злые от собственной беспомощности. Они были рады бутылке воды, куску хлеба, небольшой денежной помощи. ЭТИ беженцы поразили меня своим внешним благополучием и умением быстро устанавливать свои порядки.


Беженцы в Белграде

Парк в Белграде рядом с автовокзалом. Он выглядит так, как выглядят сейчас парки во многих городах Европы. Мужчины, моющиеся в фонтанах, целые семьи, спящие на траве. Как только я вхожу на территорию парка, ко мне наперерез бросается группа парней. «Вы не можете здесь снимать», — заявляет один из них на приличном английском, указывая на мой фотоаппарат. «Вот как?! — восклицаю я и упираюсь руками в бока. — Парк — это публичное место, а я журналист и выполняю свою работу». «Здесь наши женщины!» «И что? Ваши женщины все в хиджабах и закрыты с ног до головы. Если им не нравятся здешние порядки, они могут вернуться обратно. Вы знаете, что Белград — это столица православного христианского государства? И женщины ходят здесь с открытыми лицами? Сколько часов вы находитесь в Белграде?» «Трое суток», — отвечает мой растерявшийся оппонент. «И уже устанавливаете свои правила? Это не ваша земля».

Тут мы оба снижаем тон и заключаем перемирие. Моего нового знакомого зовут Халид, он из Дамаска, ему 21 год. «Я настоящий сириец, — с гордостью говорит он. — Не то что все эти...» Он презрительным жестом указывает на людей, оккупировавших площадь. «А почему это важно?» — удивляюсь я. «А все тут врут, что они из Сирии. Просто, Сирия — это сейчас модно. Во всех газетах пишут. Никого не интересуют беженцы из Ирака, Афганистана, Ливии, Туниса. Вот даже афганцы стали называть себя сирийцами».


Дарья Асламова с иммигрантами.Эти молодые сирийцы мечтают добраться до Германии, потому что там «все бесплатно»

Халид и его товарищи бежали из Сирии, чтобы их не призвали в армию.

«А зачем мне воевать за Асада? Я лучше в Германию уеду». «А почему ты не просил убежища в Греции, Македонии или хотя бы здесь, в Сербии?» «Это все нищие страны, — презрительно морщит нос Халид. — Я даже не знал, что Европа — такая бедная. Мы в Сирии до войны жили гораздо богаче. Только за дорогу до Белграда я заплатил перевозчикам и проводникам 3000 долларов. А до Германии — еще придется выложить полторы тысячи. У меня есть деньги. Я могу оплатить пятизвездочный отель в Белграде, но меня туда не пускают, потому что местные власти дают нам только 72 часа на пребывание в стране. А моя регистрация кончилась сегодня. Даже здесь, в парке, я плачу за душ и туалет. Зато потом в Германии все будет бесплатно: образование, пособия, жилье для иммигрантов. Там хорошо! Я хочу поступить на факультет экономики. Как только устроюсь, перевезу туда всю мою семью: двух братьев, отца, мать, бабушку и трех сестер».


Македония. В стране объявлена чрезвычайная ситуация. Полный хаос на греко-македонской границе. Полиция заблокировала все переходы и устанавливает колючую проволоку. Беженцы пошли на штурм. Полицейским пришлось применить слезоточивый газ и призвать на помощь армию. Беженцы ложатся на рельсы, из-за чего прервано железнодорожное сообщение между Грецией и Македонией. На нейтральной полосе скопились тысячи людей. Македонцы обвиняют греческую полицию в том, что она бездействует и пытается вытолкнуть чужаков из Греции.


Мигранты из Ирака отдыхают на улице. Прешево, Сербия

Сербия. Правительство говорит о гуманитарном кризисе. Беженцев уже около 80 тысяч, а мест в иммиграционных центрах хватит лишь на пару тысяч. Хотя сами беженцы вовсе не хотят оставаться в Сербии (это известная уловка — объявить о намерении просить убежище, но не написать официальное заявление), но ужесточение контроля на венгерской границе ставит их в безвыходную ситуацию. Скончался первый серб, подхвативший лихорадку Западного Нила.


Группа мигрантов из разных стран отдыхают на обочине дороги после пересечения границы Сербии

Хорватия. Погруженная в летние туристические хлопоты, Хорватия внезапно проснулась и запаниковала, обнаружив, что беженцы пытаются пересечь сербско-хорватскую границу. Что логично: на границе Хорватии и Словении (шенгенская зона) расположены густые леса, через которые цыгане прежде водили китайцев. А за Словенией начинается богатая Австрия, и границы между ними нет.

Статья полностью


Пастернак и Тарантино



Уже второй год живу недалеко от могилы Пастернака. Стыд сплошной: надо было бы еще год назад прийти на могилу поэта, литию прочесть (пропеть, прошептать). А не получилось. Не сложилось. Лень-матушка да суета-зараза.

Мертвые – они только условно мертвые. Трудно сказать, кто живее: сегодняшние живые или вчерашние мертвые. А кто кого мертвей? Оскар Уайльд или вчера похороненный парикмахер с бульвара Распай? Трудно сказать. Мертвые и живые сплелись воедино, и кто мертвей, а кто живей, сказать сложно. По мне – мертвые живее живых, а живые мертвее мертвых.

Но вот случилось, сложилось, удалось. Поехали. В смысле – в Переделкино. Смех сказать – поехали. Полчаса – и на месте. Это разве «ехали»? Припарковались, нашли. Сторож всё показал привычно, и мы двинулись. Как тысячи тех, что перед нами. Как тысячи тех, что после нас.

Вдоль забора, вперед, вперед. Справа будет могила Тарковского. Вот она.

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало.

Всё, что сбыться могло,
Мне, как лист пятипалый,
Прямо в руки легло,
Только этого мало…

Рядом крест с именем сына. Сам-то сын – во французской земле. И на могиле надпись: «Человеку, увидевшему ангела». Вечная память, и дальше, вдоль забора. Дальше. Стоп. Вот она – могила с белым обелиском. Здравствуйте, Борис Леонидович.

Ведь удивительно. Жил человек. Писал, переводил, грешил, каялся. Я – о Пастернаке.

Недавно мы читали о Квентине Тарантино, как тот в Москву приезжал и сразу – в Переделкино. А как приехал на могилу Пастернака, то попросил всех уйти. И потом сел рядышком с белым камнем, закрыл глаза и притих. Надолго.

Борис Леонидович, оказалось, его любовь с самой юности. Переводчики и журналисты тогда ждать умаялись. И все удивлялись: отчего это режиссер «Бешеных псов» и «Криминального чтива» не в клубах зависает, а на кладбище уединяется?

Мы тогда с сыном покраснели до ушей. Культовые режиссеры, которых мы за отмороженных считаем, любят Пастернака и вообще серьезную поэзию. А мы – лодыри – живем по соседству с великими и ленимся пятую точку от дивана оторвать, чтоб прийти на могилу мэтра или в дом-музей.

Взгляд скользнул по красивой могиле неподалеку. Имя я не запомнил. Портрет покойника с черного камня на обелиске смотрел уверенно и серьезно. Над именем было выбито: «Писатель». Надо же! И рядом еще пара очень назидательных строчек. Что-то вроде: «Я жил! Я творил! Помните!»

Жил человек. Не то что мы – прозябаем. Творил человек! Требует, чтоб помнили. А рядом, в трех шагах всего, – белый камень с надписью: «Пастернак». Безо всяких: «Я горел! Я страдал! Не смейте забывать!» Кто подлинно велик, тому лишь нужно имя написать. Узнают. Вспомнился невольно диалог Суворова с Державиным. «Ты что мне на могиле напишешь?» – спросил Суворов. «Здесь лежит Суворов», – был ответ. «Помилуй Бог. Как хорошо!» – воскликнул непобедимый генералиссимус.

За этим анекдотом мы и направили стопы вверх по дорожке, на выход. Сколько еще могил есть на свете, возле которых нужно постоять, посидеть, помолчать, помолиться…

Андрей Ткачев




Имеет право

Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз, лишь когда он должен помочь ему встать на ноги...
Габриэль Гарсия Маркес


Терпение

Лопнуло терпение - надуй заново.


Завтра Маковея. Начинается Успенский пост

К старцу о. Василию Ермакову подошла старушка:
- Батюшка, а в пост булку можно есть?
- Можно, мать, можно.
- Батюшка, а ведь там же яйца!
- А будут попадаться, выковыривай.