Кобыла... ...
Камень напротив,
для контраста

с зелёным Адамом, я
улыбаюсь, скрестила ноги,
загадочная,

играю своими вуалями.
Столь ценная!
Как солнце полирует плечо!

А луне,
моей
неутомимой кузине,

вставать, с её пятнами псориаза,
волоча деревья... ...
мелочь перелеска полипов,

мелочь сетей,
моих видимостей покров.
Мерцаю что зеркало.

На эту кромку мою новобрачный прибыл,
повелитель зеркал!
Именно он направляется

внутрь шёлковых
ширм, в недра шуршащих вещиц.
Дышу, а вуаль

рта рябит свою занавесь,
ею глаз мой
заслонён,

наслоением радуг.
Я-- его.
Даже в его

отсутствие я
вращаюсь своём
футляре невозможностей,

бесценная и тихая,
средь этих паракитов**, ара!
О, говоруны

соглядатаи ресницы!
Я уроню
перо, что пава.

Соглядатаи губы!
Я уроню
взгляд

трясущий
канделябр
воздушный, что днями мечет

хрусталь
миллиона невеж.
Соглядатаи!

Слуги!
А со следующим его шагом
я уроню

я уроню... ... ...
От куколки украшенной,
что бережёт он что сердце... ... ...

львица,
визг в бане,
плащ дыр.

перевод с английского Терджимана Кырымлы
* о названии стихотворения см. по ссылке: http://en.wikipedia.org/wiki/Purdah
** паракиты-- жёлтые попугаи, см. фото

Purdah

Jade---
Stone of the side,
The antagonized

Side of green Adam, I
Smile, cross-legged,
Enigmatical,

Shifting my clarities.
So valuable!
How the sun polishes this shoulder!

And should
The moon, my
Indefatigable cousin

Rise, with her cancerous pallors,
Dragging trees ---
Little bushy polyps,

Little nets,
My visibilities hide.
I gleam like a mirror.

At this facet the bridegroom arrives
Lord of the mirrors!
It is himself he guides

In among these silk
Screens, these rustling appurtenances.
I breathe, and the mouth

Veil stirs its curtain
My eye
Veil is

A concatenation of rainbows.
I am his.
Even in his

Absence, I
Revolve in my
Sheath of impossibles,

Priceless and quiet
Among these parrakeets, macaws!
O chatterers

Attendants of the eyelash!
I shall unloose
One feather, like the peacock.

Attendants of the lip!
I shall unloose
One note

Shattering
The chandelier
Of air that all day flies

Its crystals
A million ignorants.
Attendants!

Attendants!
And at his next step
I shall unloose

I shall unloose ---
From the small jeweled
Doll he guards like a heart ---

The lioness,
The shriek in the bath,
The cloak of holes.

Sylvia Plath

Фонтаны сухие, да и розы опали.
Елеи-- смерть. Твой день грядёт.
Что буддочки груши жиреют*.
Туман голубой оволакивает озеро.

Ты движешься эрою рыб,
немым веком свино-
главого: пятка и палец
проясняюся из тени. История

выкармливает это ломанные капители,
короны эти аканта,
а ворона прихорашивается.
Ты унаследовала белый
вереск, пчелиное крыло,

два суицида, волчью семью,
годины пустоты. Чёрствые звёзды,
несколько, уж желтят небеса.
Паук на растяжке

пересекает озеро. Черви
покинули жилища свои привычные.
Птички тянутся, сгущаются
с дарами: к тяжким родам.

перевод с английского Терджимана Кырымлы
* Ванька-встанька и матрёшка "произошли" от игрушечных будд,-- прим.перев.

The Manor Garden

The fountains are dry and the roses over.
Incense of death. Your day approaches.
The pears fatten like little buddhas.
A blue mist is dragging the lake.

You move through the era of fishes,
The smug centuries of the pig-
Head, toe and finger
Come clear of the shadow. History

Nourishes these broken flutings,
These crowns of acanthus,
And the crow settles her garments.
You inherit white heather, a bee's wing,

Two suicides, the family wolves,
Hours of blankness. Some hard stars
Already yellow the heavens.
The spider on its own string

Crosses the lake. The worms
Quit their usual habitations.
The small birds converge, converge
With their gifts to a difficult borning.

Sylvia Plath

Не выдержала дева ведьмы косяков,
во сне на грязном тюфяке проговорилась
проклятьем обнаружив своего Гаврилу-
лунатика немого с вязкой чурбаков:

насест кларетной* бочки оседлать он смог,
и ею правит, завязав язык, что долог,
но по цене аршина кожи из наколок
русалки прикупили пары белых ног.

перевод с английского Терджимана Кырымлы
* кларет-- легкое сухое красное вино, в Англии так называю бордо, --прим. перев.

 
Maudlin

Mud-mattressed under the sign of the hag
In a clench of blood, the sleep-talking virgin
Gibbets with her curse the moon's man,
Faggot-bearing Jack in his crackless egg :

Hatched with a claret hogshead to swig
He kings it, navel-knit to no groan,
But at the price of a pin-stitched skin
Fish-tailed girls purchase each white leg.

Sylvia Plath

В траву улыбка пала.
И пропала!

А как твои ночные танцы
раскрепостятся: математически?

Столь чёткие прыжки, тулупы,
конечно, они странствуют

по миру всегда, и мне не сидеть
впустую без красот-- дар

твоего дуновения слабого; трава после ливня
пахнет снами твоими; лилии, лилии.

Их плоть не терпит отношений.
Хладные складки эго; каллы

и задира укращающий себя...
пятна и плоская россыпь жарких лепестков.

Кометам,
им есть где развернуться-- столько

простору, хладности и забытья...,
что твои жесты вроссыпь, хлопья..........................

теплы, гуманны, а затем их совершенный ореол
всё лущится да кровоточит

от  чёрных амнезий небес.
На что даны мне

лампы, планеты эти:
падают, проклятья, снежинки

шестигранные, белые,
трогающие, плавящие

мои глаза, губы, волосы?
Нигде.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

 
The Night Dances

A smile fell in the grass.
Irretrievable!

And how will your night dances
Lose themselves. In mathematics?

Such pure leaps and spirals ——
Surely they travel

The world forever, I shall not entirely
Sit emptied of beauties, the gift

Of your small breath, the drenched grass
Smell of your sleeps, lilies, lilies.

Their flesh bears no relation.
Cold folds of ego, the calla,

And the tiger, embellishing itself ——
Spots, and a spread of hot petals.

The comets
Have such a space to cross,

Such coldness, forgetfulness.
So your gestures flake off ——

Warm and human, then their pink light
Bleeding and peeling

Through the black amnesias of heaven.
Why am I given

These lamps, these planets
Falling like blessings, like flakes

Six sided, white
On my eyes, my lips, my hair

Touching and melting.
Nowhere.

Sylvia Plath

Чиста? Что значит это? Язычье ада уныло, тупо-- жала три тупого, жирного Цербера, сипящего у врат. Жар жил, что ль, дочиста он вылижет, то грех, то грех. Фитиль вопит. Нагар долой-- и запашок не смыть! Любовь, любовь, стелюсь-раскатываюсь я на шлейфы-- шарфы Айседоры; страшно, один зацепит колесо, завертит. Угрюмые, желты, они-- особая стихия. Они не встанут, лишь вкруг земли давиться прессуя стариков и мягких, и хилую тепличную в коляске детку блед-орхидея развесившая сад свой надо всем, дьявольский леопард! Радиация-- это добела, убила за час. Маслит любовников па`ры-тела прах Хиросимы, он въедлив. То грех, то грех. Милый, всю ночь я мерцала: тьма, свет, тьма, свет. Постель налила`сь, что блудное "чмок". Три дня. Три ночи. Лимон, бульон: вода-- и рвота. Я слишком чиста для тебя ,для любого. Твоё тело мне больно, так Богу-- от мира. Я лампа, луна-- моя голова из японской бумаги, и кожа подбитая златом нежны бесконечно, им нету цены. Мой жар тебя не удивляет? Свечение моё? Вся для себя, камелия-громада, я пылаю, прибываю, убываю: пульс румянит. Могу,-- я верю,-- и не то, я думаю воспрять: дробь из горнила влёт, а я, любовь, а я-- чиста, ацетилено-- --вая дева при розах, поцелуях, херувимах, и чем-то розовым, как это всё. Не ты, и не ему. И не ему, и нет. (Мои "свои"--на нити, они что нижняя юбка шлюхи.)... В рай. перевод с английского Терджимана Кырымлы  103 градуса по Фаренгейту это примерно 39,9 по Цельсию, смертельная горячка, --прим.перев; * Японская бумага "ваши",см. по ссылке: http://en.wikipedia.org/wiki/Washi , --прим.перев. Fever 103 Pure? What does it mean? The tongues of hell Are dull, dull as the triple Tongues of dull, fat Cerebus Who wheezes at the gate. Incapable Of licking clean The aguey tendon, the sin, the sin. The tinder cries. The indelible smell Of a snuffed candle! Love, love, the low smokes roll From me like Isadora's scarves, I'm in a fright One scarf will catch and anchor in the wheel. Such yellow sullen smokes Make their own element. They will not rise, But trundle round the globe Choking the aged and the meek, The weak Hothouse baby in its crib, The ghastly orchid Hanging its hanging garden in the air, Devilish leopard! Radiation turned it white And killed it in an hour. Greasing the bodies of adulterers Like Hiroshima ash and eating in. The sin. The sin. Darling, all night I have been flickering, off, on, off, on. The sheets grow heavy as a lecher's kiss. Three days. Three nights. Lemon water, chicken Water, water make me retch. I am too pure for you or anyone. Your body Hurts me as the world hurts God. I am a lantern - My head a moon Of Japanese paper*, my gold beaten skin Infinitely delicate and infinitely expensive. Does not my heat astound you. And my light. All by myself I am a huge camellia Glowing and coming and going, flush on flush. I think I am going up, I think I may rise - The beads of hot metal fly, and I, love, I Am a pure acetylene Virgin Attended by roses, By kisses, by cherubim, By whatever these pink things mean. Not you, nor him. Not him, nor him (My selves dissolving, old whore petticoats) - To Paradise. Sylvia Plath

Над оранжевой черепицей,
меж дымоходов
топи тумана скользят,
серыми крысами,

пока на глазчатой ветке
платана
два грача хохлятся

ночь вызирая;
глаза абсентовые уткнуты
в одинокого, позднего
прохожего.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Prospect

Among orange-tile rooftops
and chimney pots
the fen fog slips,
gray as rats,

while on spotted branch
of the sycamore
two black rooks hunch
and darkly glare,

watching for night,
with absinthe eye
cocked on the lone, late,
passer-by.

Sylvia Plath

Эти стихи не жильцы, печальный диагноз.
Их пятки и пальцы прилично отрасли,
их лобики вздулись от натуги.
Если не гуляют туда-сюда, как люди,
то вовсе не по причине нехватки материнской любви.

О, не могу объяснить, что случилось с ними!
Они ладно скроены, крепко сшиты, и числом хороши.
Они столь мило сидят в уксусном ореоле!
Улыбаются, улыбаются и улыбаются мне.
А лёгкие всё не наполняются, а сердце не забьётся.

Они не свиньи, они даже не птицы,
хотя в них есть нечто свиное и птичье--
лучше б им выжить, да они ведь и жили.
Но они мертвы, а мать их полумертва отчаявшись,
а они глупо таращаться-- и не зовут её.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

 
Stillborn

These poems do not live: it's a sad diagnosis.
They grew their toes and fingers well enough,
Their little foreheads bulged with concentration.
If they missed out on walking about like people
It wasn't for any lack of mother-love.

O I cannot explain what happened to them!
They are proper in shape and number and every part.
They sit so nicely in the pickling fluid!
They smile and smile and smile at me.
And still the lungs won't fill and the heart won't start.

They are not pigs, they are not even fish,
Though they have a piggy and a fishy air -
It would be better if they were alive, and that's what they were.
But they are dead, and their mother near dead with distraction,
And they stupidly stare and do not speak of her.

Sylvia Plath

Камера обскура глаза помнит
голые покрашенные стены, пока электросветик
кладёт из хромированных нервов комик;
так бедность покушается на эго; некто,
застукан голым в комнате реальной,
точнее в зеркале в клозета,
улыбкой прикрывается, он нашу повторяет
фамилию, но страх во всём заметен.

Не точно так виновны ль мы, коль потолок
не выдаёт понятных в общем трещин? коли тазик
сдаёт призвания священного залог
во имя омовенья тела; если полотенцу казни
лиц злых, что тычутся в сухие складки, невдомёк?
иль коль окно, слепое от испарины, не допускает
тьмы, той ,что саваном окутывает уголёк
неоднозначных наших перспектив за краем?

Двадцать лет назад привычная бадья
знаменьями полна, не просыхала; но теперь
не вызывают вентили опаски; краб, змея
и осьминог,-- вгляд не усекал химер,
искавших лишь фатальных перерывов ритуала,
для нападенья,-- точно, удалились;
оскоменное море отвергает чудо-покрывала
их плоти, оборвёт на мыло.

Мы в рубикон шагаем-- наши члены
колеблются в воде, зеленеет их окрас
родной, дрожа; во снах возможны перемены
конкретных контуров, что запирают нас?
факт абсолютный неуступчив даже
глазам ,что сомкнуты неверием; бадья
ведь существует за спиною нашей;
чиста, блистает кромка бытия.

Но всё ж смешные голые края
толкают к фабрикации одёжды, чтоб укрыть
подобный абсолют; торчащее карает:
всяк день нас принуждает новый мир творить,
украдкой тихий ужас облекать в пальто
из пёстрых выдумок; в листву эдема
мы маскируем прошлое, чтоб будущий итог
ростком пробил сегодняшнее бремя.

Из этой спецбадьи колени выдаются
что айсберги, а локонов каштан
ложится стружкою "морской капусты";
а хлопья мыла носит ураган
и бьёт о берега былинные; наверно,
мы шлюп воображаемый ведём
меж скал святых безумья, а со смертью,
что гасит сказочные звёзды, обретаем дом.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Tale of a Tub

The photographic chamber of the eye
records bare painted walls, while an electric light
lays the chromium nerves of plumbing raw;
such poverty assaults the ego; caught
naked in the merely actual room,
the stranger in the lavatory mirror
puts on a public grin, repeats our name
but scrupulously reflects the usual terror.

Just how guilty are we when the ceiling
reveals no cracks that can be decoded? when washbowl
maintains it has no more holy calling
than physical ablution, and the towel
dryly disclaims that fierce troll faces lurk
in its explicit folds? or when the window,
blind with steam, will not admit the dark
which shrouds our prospects in ambiguous shadow?

Twenty years ago, the familiar tub
bred an ample batch of omens; but now
water faucets spawn no danger; each crab
and octopus--scrabbling just beyond the view,
waiting for some accidental break
in ritual, to strike--is definitely gone;
the authentic sea denies them and will pluck
fantastic flesh down to the honest bone.

We take the plunge; under water our limbs
waver, faintly green, shuddering away
from the genuine color of skin; can our dreams
ever blur the intransigent lines which draw
the shape that shuts us in? absolute fact
intrudes even when the revolted eye
is closed; the tub exists behind our back;
its glittering surfaces are blank and true. 

Yet always the ridiculous nude flanks urge
the fabrication of some cloth to cover
such starkness; accuracy must not stalk at large:
each day demands we create our whole world over,
disguising the constant horror in a coat
of many-colored fictions; we mask our past
in the green of eden, pretend future's shining fruit
can sprout from the navel of this present waste.

In this particular tub, two knees jut up
like icebergs, while minute brown hairs rise
on arms and legs in a fringe of kelp; green soap
navigates the tidal slosh of seas
breaking on legendary beaches; in faith
we shall board our imagined ship and wildly sail
among sacred islands of the mad till death
shatters the fabulous stars and makes us real.

Sylvia Plath

Я отсылаю синий ключ
что вёл меня в урок брадатый;
ведь он меня бы залюбил--
я отсылаю синий ключ
в темнице глаза мне видать
просветку сердца, расчленёнку...
Я отсылаю синий ключ,
что вёл меня в урок брадатый.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Bluebeard

I am sending back the key
that let me into bluebeard's study;
because he would make love to me
I am sending back the key;
in his eye's darkroom I can see
my X-rayed heart, dissected body :
I am sending back the key
that let me into bluebeard's study.

Sylvia Plath

Тот монумент- колосс, что
на коне,
завистливо грызомый морем
(пытающимся ,к валу по волне,
за сливом влив
его сничтожить, непрестанно),
сосем не вы,
моя любовь, о,
мой идиотище, кто
ногой одной
попал (была б она) в компост
костей и шкур,
замешкав выйти, не иначе,
в страну чудес, лишь облаком
ведо`м,-- он взглядом
в непогрешимую луну упёрся.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

Letter to a Purist

That grandiose colossus who
Stood astride
The envious assaults of sea
(Essaying, wave by wave,
Tide by tide,
To undo him, perpetually),
Has nothing on you,
O my love,
O my great idiot, who
With one foot
Caught (as it were) in the muck-trap
Of skin and bone,
Dithers with the other way out
In preposterous provinces of the madcap
Cloud-cuckoo*,
Agawp at the impeccable moon.

Sylvia Plath

* Cloud-cuckoo см. по ссылке: http://en.wikipedia.org/wiki/Cloud_cuckoo_land ;   "The German philosopher Arthur Schopenhauer used the word (German Wolkenkuckucksheim) in his publication On the Fourfold Root of the Principle of Sufficient Reason in 1813,[1] as well as later in his main work The World as Will and Representation[2] and in other places. Here, he gave it the figurative sense by reproaching other philosophers for only talking about Cloud-cuckoo-land",-- прим. перев.