Терджиман Адаоглу Кырымлы "Шоффэр Игоря Северянина", 2009 г.

Внимают молча зеркала
речам горячим Пульчинеллы,
чей бледный лик белее мела,
слова- чернее чем смола.

Сколь нерастраченной отваге
подвластно сердце дурака!
Терзает правая рука
златой эфес хозяйской шпаги.

Угрюмит служба ежедневно,
и вот- в отъезде господин!
Слуга в покоях не один:
он сводит счёты с наважденьем.

Разносит левая рука
единым махом достоянья,
вершком сжимая расстоянья,
срывает головы врагам.

Чужая шпага никогда
не вынимается из ножен:
подвластный комик осторожен.
На речь пустую нет суда.

Терджиман Адаоглу Кырымлы "Автопортрет с козлом, уткой и черепахой", 2009 г.

Пылинки оседали незаметно
на полированный прилавок. Сохло
печенье под бумажною салфеткой.
Народ ждал электрички,... пять минут.
Ветер хлестал весенним холодом и гулом
умы бередил, угнетал сердца. Дурак
обрюзгший, стрижен ножницами косо
и коротко, бродил у станции и бормотал
под нос себе. Я спрятался за стенд
с коммунистической газетой: Грач-товарищ
чего-то обещал. Кому? Да уж не мне...
Я огляделся: старики да дети,
картофельного дачницы покроя
с мотыгами да вёдрами. Лукошки
со скомканными торбами внутри.
Билет- в кармане заднем брюк,
чтоб не забыть. Кафе пристанционные закрыты,
но музыка татарская звучит по-сутенёрски.
Курортники? Они тут будут. Сколько?
Узнают скоро чорбаджи,... а я?
Купил в киоске местную газету.
Нет ничего, одна реклама в ней.
Попробовал разговориться с дядькой-
зря: он был унижен, угнетён. Хитрец.
До электрички две минуты...Огласили.
Фонтанчик пересохший посреди газона
невскопанного. Несколько такси.
Водители ругались не по-русски.
Играли дети с дураком. Милицанер
прощедший мимо с папкою под мышкой
был явно озабочен. Стук колёс.
Лязг гильотин-дверей. Всё. Я уехал.