Фридрих Ницше "Дионисийские дифирамбы" (отрывок 3)
- 19.10.09, 00:30
Средь Дочерей Пустыни
1.
- Не уходи отсель!- сказал Странник, который назвался Тенью Заратhуштры.- Останься, не то нас снова настигнет прежняя смутная Скорбь.
Уж и корил нас ,и хвалил Старый Колдун, и Наихудшим, и Наилучшим честил, а посмотри-ка: плачет добрый честной Поп, плывёт снова Морем Печали.
Эти Цари горазды строить пред нами добрые Мины, но без Свидетелей, бьюсь об Заклад, злая Затея ими б повертела:
... злая Затея тянущихся Облак, влажной Печали, занавешенного Неба, украденного Солнца, воющего Осеннего Ветра;
... злая Затея нашего Воя и Нужды: останься, Заратhуштра! Здесь полно сокрытой Беды, что да и выговорится, полно Вечера, полно Хмари!
... Ты напитал нас ядрёным Мужеским Столом да мощными Изречениями: не прекращай этого Дела, не то на Ужин к нам женственные, мягкие Ангелы вернутся!
Ты один пышешь ядрёным и ясным Духом! Надышусь ли им где ещё на Земле как с тобой в твоём Логове?
Много Краёв повидал я, Нос мой отведал и оценил множество Духов, но при тебе чуют Ноздри мои Дух величайший!
Разве что... разве что... ох, прости мне старую Памятку! Прости мне старую Потрапезную Песнь, что сгущал я средь Дочерей Пустыни.
Именно при них был добрый, ясный Утреннего Края Дух; там был я как нельзя далече от облачной, влажной , печальной Старой Европы.
Тогда нравились мне Утреннего Края девы и прочая голубая Небесная Держава, над которой не висли ни Тучи, ни Думы.
Невдомёк вам, сколь статно они восседали, когда не плясали, глубокие, но без Дум, что малые Тайны, что затейливые Загадки, что Потрапезные Орехи...
...пёстро и чуждо, право! То не Тучи, а Загадки- их гадать, им ,Девам, сгустил я тогда Послетрапезый Псалом.
То рёк Странник, назвавшийся Тенью Заратhуштры и, не дожидаясь Ответа, схватил он Арфу Старого Колдуна, скрестил Ноги и взглянул отрешённо, мудро,- Ноздрями же он потянул ,медленно, пытливо- так Некто в Новых Краях Новым Духом питается. Наконец, неким Рыком запел он.
2.
Пустыня растёт: увы тому ,кто огораживает Пустыню...
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
Unter Toechtern der Wueste.
1.
„Gehe nicht davon! sagte da der Wanderer, der sich den Schatten Zarathustras nannte, bleibe bei uns, — es moechte sonst uns die alte dumpfe Truebsal wieder anfallen.
Schon gab uns jener alte Zauberer von seinem Schlimmsten zum Besten, und siehe doch, der gute fromme Papst da hat Thrnen in den Augen und sich ganz wieder aufs Meer der Schwermuth eingeschifft.
Diese Koenige da moegen wohl vor uns noch gute Miene machen: haetten sie aber keine Zeugen, ich wette, auch bei ihnen fienge das boese Spiel wieder an,
— das boese Spiel der ziehenden Wolken, der feuchten Schwermuth, der verhngten Himmel, der gestohlenen Sonnen, der heulenden Herbstwinde,
— das boese Spiel unsres Heulens und Nothschreiens: bleibe bei uns, Zarathustra! Hier ist viel verborgenes Elend, das reden will, viel Abend, viel Wolke, viel dumpfe Luft!
Du naehrtest uns mit starker Mannskost und kraeftigen Spruechen: lass es nicht zu, dass uns zum Nachtisch die weichlichen weiblichen Geister wieder anfallen!
Du allein machst die Luft um dich herum stark und klar! Fand ich je auf Erden so gute Luft als bei dir in deiner Hoehle?
Vielerlei Laender sah ich doch, meine Nase lernte vielerlei Luft pruefen und abschaetzen: aber bei dir schmecken meine Nuestern ihre groesste Lust!
Es sei denn —, es sei denn —, oh vergieb eine alte Erinnerung! Vergieb mir ein altes Nachtisch-Lied, das ich einst unter Toechtern der Wueste dichtete.
Bei denen naemlich gab es gleich gute helle morgenlaendische Luft; dort war ich am fernsten vom wolkigen feuchten schwermthigen Alt-Europa!
Damals liebte ich solcherlei Morgenland-Maedchen und andres blaues Himmelreich, ueber dem keine Wolken und keine Gedanken haengen.
Ihr glaubt es nicht, wie artig sie dasassen, wenn sie nicht tanzten, tief, aber ohne Gedanken, wie kleine Geheimnisse, wie bebaenderte Raethsel, wie Nachtisch-Nuesse —
bunt und fremd fuerwahr! aber ohne Wolken: Raethsel, die sich rathen lassen: solchen Maedchen zu Liebe erdachte ich damals einen Nachtisch-Psalm.“
Also sprach der Wanderer, der sich den Schatten Zarathustras nannte; und ehe Jemand ihm antwortete, hatte er schon die Harfe des alten Zauberers ergriffen, die Beine gekreuzt und blickte gelassen und weise um sich: — mit den Nuestern aber zog er langsam und fragend die Luft ein, wie Einer, der in neuen Laendern eine neue Luft kostet. Endlich hob er mit einer Art Gebruell zu singen an.
2.
Die Wueste waechst: weh dem, der Wuesten birgt…
ПОСРЕДИ ДЩЕРЕЙ ПУСТЫНИ
1.
Не уходи, - молвил странник, назвавший себя Заратустровой тенью, - останься, не то нас опять одолеет прежняя скорбь, и глухая.
Уже не пенял нам то старый кудесник, уже нас нахваливал, и погляди-ка, у доброго честного попика слезы сверкнули в глазах, и заскользил он опять всей душою в пучину печали.
Этим царям делать нынче хорошую мину вольно, но, не будь здесь свидетелей, биться готов об заклад, зло своею игрой и над ними бы возобладало:
зло своею игрой тяжких туч, влажной скорби, туманного неба, пропавшего солнца, глухого осеннего ветра,
зло своею игрой нашим плачем и нашей нуждой: оставайся у нас, Заратустра! Здесь хватит сокрытых несчастий, стремящихся к слову, здесь вечера хватит, и туч, и немного пространства!
Ты напитал нас могучею пищей мужчины и сочною речью: ужели позволишь на сладкое жертвенным женственным призракам нас одолеть!
Ты, только ты сделал воздух вокруг тебя сильным и ясным! Где будет дышаться мне так хорошо, как с тобою в пещере?
Многие страны я видел и воздухом всяким дышал и умел различать его: только с тобою попал я на пир обонянья!
Разве что… разве что… Но да прости мне и память об этом! Прости мне ту старую сладкую песнь, что сложил я когда-то меж дщерей пустыни.
Ибо и там мне дышалось светло и свежо на заре азиатской; там был я безмерно далек от печальной, подернутой влажными тучами, старой Европы!
Любы мне были тогда азиатские девы и прочее небесносинее царство, которое не застилали ни тучи, ни мысли.
Вам не поверить, как статно они восседали, когда не плясали, - глубокие, но без раздумий, - как малые тайны, как скрытые в чреслах загадки, как сладкое блюдо, орешки, -
Пестро и чуждо воистину! но не под тяжестью туч: как загадки, посильные сердцу, и этим-то девам в угоду сложил я мой сладкий псалом!
Так молвил странник, назвавший себя Заратустровой тенью, и прежде чем кто-нибудь что-то на это ответил, арфу схватил он кудесника старого, ноги скрестил и взглянул отрешенно и мудро вокруг, - но ноздрями он втягивал воздух, медленно и испытующе – так, словно пробовал новое блюдо. И наконец, он запел, если это рычание – песнь.
2
Не прячь пустыню, ведь она растет…
неизвестно, кем выполненный перевод, его "анонимность"- на совести редактора сайта http://www.nietzsche.ru/books_b.php )- прим. Терджимана Кырымлы
