Жил-был пианист. Изменял он вселенной
с попсой да с женой, игнорируя чудо
"звучащих галактик" в системе Стейнвея.
Засел за баранку, поплёлся за Людой.

Он пил. Искажался зеркальной болезнью.
Платил за роскошные женские ноги.
Играл что попало (просили невесть что) –
месил, словно тесто, мотивчик убогий.

Vittoria! Талант по-младенчески чистый
с лихвой оскоплён. Basta проникновенью
во спас на крови, где сочится Всевышний
хоралом – для звёзд, для Луны – песнопеньем;

в космический глас ледяного распутья –
одну из Его мимолётных акустик.
Изношен. Устал. А растрачен, по сути,