Рисуй! Рисуй, о, Господи, рисуй же! Твои пальцы и щеки в разводах и подтеках. Господи, не плач, просто рисуй. Ты замечательно смешиваешь цвета, странные они, эти цвета, никогда таких не видела, у них как буд-то бы есть вкус и запах: сырая земля, клубничное варенье, ментоловые сигареты, карамельное какао, новая книга. 

Так быстро темнеет теперь, комнату освящает лишь экран твоего компьютера, шумит куллер и мурчит кот. Ты швыряешь палитру о стену, на светлых обоях остается бредовый спиральный след. С кем ты разговариваешь? У тебя все в порядке, возьми трубку и скажи, что у тебя все в порядке, даже если никто не звонит. У тебя три руки? Я вижу свое отражение в лаке деки твоей гитары, на нем у меня черное лицо - смотри, я на миг стала темнокожей, если бы у тебя была зеленая гитара, то я бы стала greenskined. Моя знакомая повторяла с отчаянием, что мы скучные и серые, она хотела иметь синюю кожу, два года назад она умерла: говорят, что ее изнасиловали, в крови был алкоголь; остановка сердца; а она всего лишь хотела иметь синюю кожу.

Ты разрисовываешь меня акрилом,  оранжевыми спиралями покрываешь мой живот, грудь, спину, руки, бедра, ступни. Кисточка щекочет, я улыбаюсь дико, но спокойно. Отрешенность. Краска высыхает, трескается, впитывается в поры, я пахну ею и заварным пироженным. Вижу многоэтажные дома напротив, за каждым окном кто-то есть. Сколько людей за теми окнами не включают свет? Сколько снимают свою привычную серую кожу и купаются в ванной, полной сиреневой гуаши или акварели, разбавленной в теплой воде? Разноцветные капли стекают по влажным телам на пушистые коврики, они поднимают руки и забрызгивают потолки, глаза щиплет, волосы слипаются.

Тошнота: я - есть, форменная.