..........Вечером я проводил Ирину в аэропорт.

Дождался, когда она вошла в дверь, ведущую на досмотр, обернулась, приподнялась на цыпочки, помахала мне рукой над головами толпы. И толпа унесла ее.

Я чувствовал недомогание. Разыскал на втором этаже

аптеку, купил несколько упаковок аспирина, проглотил две таблетки у питьевого автомата и поехал к Геральду.

Дверь я открыл "своим" ключом.

В прихожую из кабинета доносилось стрекотание пишущей машинки. Геральд работал.

Я тихонько разделся и прошел в комнату направо. Включил свет, сел на диван. Было одиноко. Было невесело.

Стрекотание машинки прекратилось. В дверях стоял Геральд.

- Проводил?.. - он внимательно посмотрел мне в

лицо. Потоптался, будто в нерешительности, прошел к дивану и сел рядом. - Как дела-то?

- Как в Польше.

- Ясно. Неважно, значит.

- Да. Не нравится мне поведение мистера Тримбла! - и

я рассказал о сегодняшней встрече с ним и о моей просьбе, дать мне телефон английского корреспондента. - Я звонил, но мне ответили, что это телефон не английского корреспондента!

- Ну, это... - Геральд внимательно и пристально

поглядел на меня исподлобья, - сложно. - Он не стал высказывать предположений. Встал. И, направляясь к двери, произнес: - А телефон ты попросил напрасно.

- Гера! - остановил я его. - Что ты мне посоветуешь?

Я знал: если не спросить, он сам не посоветует. Видимо, считает нужным следовать правилу, советы дают только тогда, когда об этом просят.

- Посоветовать?.. - он в раздумье провел рукой по

своей лысой голове, стоя в дверях и глядя в пол. Эта поза означала у него глубокую сосредоточенность. - Тебе нужно позвонить ему, - он повертел головой, все так же глядя в пол и поглаживая лысину. - Они, иностранцы, не любят такого. Они не допускают в своих партнерах... - он поколебался, видимо, подыскивая более мягкое выражение, - такого непостоянства. Он как партнер должен быть уверен в тебе, - Геральд снова сел на диван рядом со мной. - Поэтому я бы на твоем месте завтра позвонил ему. Скажи, что ты звонил по телефону, который он дал. Что там уже живет советская семья. Он, наверное, не знает об этом, - он помолчал, глядя в пол, и добавил: - И скажи, что ты решил больше никому не звонить по этому делу. Что ты будешь иметь дело только с ним. Так бы я сделал...

- Спасибо, Гера, - я тяжело вздохнул и добавил: - Устал я.

И с горячностью, с болью рассказал о желании, о чьих-то попытках помешать мне. Помешать поиску истины!

- Видишь ли... - Геральд опять в раздумье погладил

ладонью свою лысую голову. - Сегодня я поговорил кое с кем в нашем академическом институте. С коллегами. Потом побывал у генетиков. - И словно решившись, взглянул на меня пристально, сказал твердо, многозначительно: - Похоже, что ты взялся за ту тему, на которую наложено официальное табу. -

- Что-о? - удивился я. - Ты хочешь сказать, что есть какие-то силы, какие-то, скажем, научные круги или..

- Да, "или". Политические, - добавил он тихо, с иронией. - Наука здесь ни при чем.

- В нашей стране? Сейчас?! - продолжал я удивляться.

- Ну… За рубежом-то несомненно. Но и у нас... Всюду найдутся противники твоей версии. Но главное... По политически соображениям...

Я начинал понимать его. Я не раз и сам думал об этом.

- Вот как!... - погрустнел я.

- Да. Тема Романовых, вернее, кровавой расправы над

русским царем и его семьей в Ипатьевском подвале - это же давно стало одной из козырных карт в политической войне двух систем. А ты хочешь кого-то убедить, что в это время был возможен какой-то акт, скажем, милосердия, что ли. Благодаря которому будто кто-то из Романовых...

- Анастасия.

-...спаслись. Или - спаслась. И наследники царя сейчас- де среди нас, советских. Но семьдесят лет западная пропаганда твердила другое. Хотя и там появлялись сенсационные заявления.

- Но у нас?! Почему у нас могут быть противники моей версии?

Геральд посмотрел на меня пристально, в упор, с легкой усмешкой. Будто удивляясь моему непониманию. И отвел взгляд. Сказал более будничным тоном:

- Я же объяснил. Много всего напластовалось вокруг этой темы.

- Значит, ты, Геральд, как ученый, доктор исторических наук считаешь, что я напрасно трачу время? Что в обстоятельствах казни Романовых все ясно?!

Геральд опять поднял на меня колючий взгляд:

- Я этого тебе не говорил. И ты, пожалуйста, не приписывай мне того, чего я тебе не говорил.

- Но!.. - я поежился под его колючим взглядом, пытаясь собраться с мыслями.

- Да. Именно "но". Очень много в этом деле всяких "но", - произнес он опять буднично, спокойно. - Я же тебе-уже сказал, что разговаривал сегодня с коллегами...

Он опять погладил в раздумье свою лысую, как яйцо, голову и совершенно иным тоном вдруг спросил:

- Ты, наверное, еще не читал воспоминаний Бориса Ельцина? Он рассказывал, почему был взорван Ипатьевский дом в Свердловске. Не читал? Я тебе сейчас покажу. - Он вышел из комнаты в свой кабинет и тотчас вернулся, держа в руке несколько страничек большого формата с типографским текстом. - Я тебе прочитаю. Вот: "Именно в те годы, когда я находился на посту секретаря обкома, дом Ипатьевых бал разрушен. Расскажу, как это произошло.

К дому, где расстреливали царя, люди ходили всегда,

хотя и ничем особенным он от соседних старых зданий не отличался, заселяли его какие-то мелкие конторки, но страшная трагедия, случившаяся здесь в 18-ом году, заставляла людей подходить к этому месту, заглядывать в окна, просто молча стоять и смотреть на старый дом.

Как известно, расстреляли семью Романовых по решению Уральского Совета..."

- Это интересно!.. - перебил я Геральда. - Вот на чем он акцентирует внимание - "...по решению Уральского Совета..."

- Да, но не это главное. Я пропущу этот абзац.

Потом сам прочитаешь. Вот: "...Близилась одна из дат, связанная с жизнью последнего русского царя. Как всегда на Западе, в газетах и журналах появились новые исследования..."

- Постой! - опять прервал его я. - Повтори, пожалуйста.

- "... в газетах и журналах появились новые исследования..."

- Интересно! Какие же это "новые исследования"? О подробностях расправы в подвале? А может быть!..

- Ты сначала все дослушай. Не торопись... "Что-то из этих материалов передавали западные радиостанции на русском языке. Это подхлестнуло интерес к дому Ипатьевых, приезжали смотреть на него даже люди из других городов. Я к этому относился совершенно спокойно - поскольку совершенно понятно было, что интерес этот вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового царя. Здесь были совсем другие мотивы - и любопытство, и сострадание. И даже память - обыкновенные человеческие чувства.

Но по каким-то линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьевых пошла в Москву..."

- И секретарь обкома КПСС не знал, по каким? Странно!

- Ты слушай. "...Не знаю, какие механизмы

заработали, чего наши идеологи испугались, какие совещания и заседания проводились, тем не менее, скоро получил секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, обком партии должен на себя брать всю ответственность за это бессмысленное решение.

Уже на первом же бюро я столкнулся с резкой

реакцией на команду из Москвы. Но не подчиниться секретному постановлению Полтибюро было невозможно. И через несколько дней, ночью, к дому Ипатьевых подъехала техника, к утру от здания ничего не осталось. Затем это место заасфальтировали".

- Вот так... - Геральд сложил странички и с

какой-то брезгливостью бросил их на газетный столик. - Я был удивлен, подавлен. Не столько "секретным" постановлением, а явным желанием Ельцина как-то обелить себя, отстраниться от содеянного.

- Господи! - вздохнул я. - Он же сделал подлость,

да еще хочет на этом сделать политический капитал! Нет, Борис Николаевич, это была не "бессмысленная", а хорошо продуманная акция. Ведь как-никак секретное решение принято на заседании самого Политбюро!

- Ты не спеши. Давай-ка кое-что сопоставим. Я же говорил тебе, что сегодня разговаривал с коллегами...

- Дом взорван осенью 1977 года, хотя его не тронули в сталинские годы! Почему? У тебя, Гера, судя по всему, есть какие-то предположения?

- Есть. Дело в том, что в начале семидесятых годов

ученые, наши и за рубежом, в частности, академик Николай Петрович Дубинин, мой учитель, сделали ряд интересных открытий. - Геральд сделал паузу, многозначительно поднял указательный палец и пояснил: - В области молекулярной генетики. И об этом тоже стали много писать.

- О наследственности? Но какое это имеет отношение к дому Ипатьевых?

- Прямое. Хотя со дня кровавого убийства в подвале дома Ипатьевых прошло к тому времени почти шестьдесят лет, но достижения ученых давали уже возможность по кусочку пола, штукатурки - а как бы там, в подвале, ни мыли, ни скребли, кровь где-нибудь да въелась - сделать анализ крови убитых и точно ответить, кто был расстрелян в подвале дома Ипатьевых.

- То есть - были или нет расстреляны там Романовы?

-Да, - и Геральд пояснил: -Во-первых, можно было

установить главное: есть ли там кровь младшего из Романовых, Алексея Николаевича.

- И сразу получить ответ на главный вопрос, - невольно воскликнул я, - убита ли царская семья или другие люди!

- Да. Но наука уже в том, 1977, году позволяла сказать и большее. Можно было отделить кровь женскую от мужской. Можно было выделить три группы родственников. Можно было отделить кровь дочерей - она у них схожая. По набору хромосом. Потом - кровь Николая Второго. И - несколько отличную от них всех, - кровь Александры Федоровны. У нее набор хромосом другой. Не такой, как у мужчин и ее детей: она же из другой семьи. То есть определить кровь каждого из убитых.

- Все это было возможно?!

- Да. Ведь прошло всего каких-то шестьдесят лет, а мы, археологи, работаем с костными останками, пролежавшими в земле тысячелетия. Но современные достижения науки дают нам возможность даже по таким останкам сказать достоверно очень многое.

- Но дом взорвали! По версии Бориса Ельцина, это

стало результатом увеличения числа паломников и каких-то сенсационных публикаций за рубежом. Но чего же им было, так сказать, бояться?

- А давай проанализируем. Допустим, анализ показал бы, что в Ипатьевском подвале расправились с царем и его семьей.

- Ну и что? Что же в том нового, странного, чего следовало бы опасаться?!

- Правильно. Такой вывод соответствовал бы

официально принятой в нашей стране да и за рубежом версии: бывший император российский и его семья погибли в доме Ипатьевых...

- И не найдено лишь место их захоронения!

- Да. Но если членам Политбюро было известно, что в подвале погибли Романовы, то зачем взрывать дом, стоявший спокойно даже в сталинские времена, когда на этом месте не планировалось строить что-то другое?

- Значит?

- Да. Остается предположить, что принимавшим решение взорвать дом было известно, что там расстреляны не Романовы и что шум за рубежом, вызванный какими-то сенсационными публикациями, побудит дотошных ученых взять кусочки пола, штукатурки, бетона или земли из-под пола на анализ. И сказать на весь мир правду.

- И встал бы вопрос: а что было сделано с семьей

Романовых? И если члены семьи бывшего царя, как утверждалось на основании первых следственных документов, были еще живы осенью 1918 года, то какова их дальнейшая судьба?

- Дом-то взорван. До основания.

- Но... Анастасия Спиридоновна похоронена в Омске в 1976 году.

Значит, и ткани еще сохранились.

- И если бы ее дети согласились на эксгумацию...

- Ученые могли бы сказать многое. Ведь теоретически

можно вырастить Анастасию Спиридоновну из нескольких клеток методом клонирования. А для идентификации нужно иметь достаточное количество сравнительных данных материала. Но!.. - Геральд Николаевич поднял указательный палец: - Надо дождаться, что скажут ученые по поводу останков, найденных Гелием Рябовым. И при этом не допустить дилетантизма, а со стороны властей – безразличия  и попустительства.

-  Значит!.

Геральд посмотрел мне в лицо, задумчиво покачал головой и сказал тихо, но твердо:

- Не торопись. И тебя, литератора, и драматургов

захлестывают эмоции. А речь-то идет об одном из самых драматических моментов в истории нашей многострадальной России.

Я согласно кивнул головой. Но не удержался, сказал:

- И все же мне хотелось бы верить в лучшее!

Он встал и направился к двери, сказав на ходу:

- Пойду поработаю. Завтра у меня доклад.

И плотно притворил за собой дверь.

Меня знобило. В комнате было неуютно, Холодно. Я разложил складной диван, достал из шкафа одеяло, простыни, подушку и застелил постель. Потом включил ночник в головах и взял с полки еще вчера примеченную мною книгу Дудинцева "Белые одежды". Укутался одеялом, раскрыл книгу и перенесся в иной мир...

Глубоко за полночь я закончил читать книгу.

Я аккуратно отложил ее в сторону, потушил свет, натянул на голову одеяло, повернулся на бок...

Было холодно. Было одиноко.

Странно... Но я будто видел это свое одиночество. Видел себя откуда-то издалека, с высоты, из общего Мрака. Видел освещенную желтым лучиком маленькую, одиноко лежащую, скрюченную на диване фигурку, укутанную легким одеялом.

Книга не улучшила моего настроения. Не прибавила

особенно и оптимизма. Да, хорошая книга. Хорошая нужная книга. Особенно если бы ее опубликовать тогда, когда ее написал автор. А теперь... После того, что мы, каждый из нас, узнали о нашем мире, о советской действительности... Книга эта... Красиво рассказанная опытным Писателем литературная история. Олитературенная жизнь. Не та жизнь, которая нас, каждого, окружает, которой мы, каждый, живем. А жизнь придуманная, скомпонованная литератором по своему произволу. Ради какой-то идеи, сюжета. В жизни-то, наверное, не так было. Жизнь-то - более жестокая, непоследовательная, "безыдейная". И я хочу знать, как было на самом деле! Хочу знать Правду. Ведь были живы люди-прототипы, что ли. Тот же Лысенко! Так как же это было в жизни? Как? Неужели вот так всю жизнь и будем мы, каждый из нас, жить и утешаться вот такими литературными историями. Неужели до могилы мы так и будем оставаться детьми?

Лев Толстой в конце своей жизни, работая над

повестью "Хаджи Мурат", писал, что он все более приходит к убеждению: будущее принадлежит литературе факта. Это - вывод великого мыслителя, великого правдоискателя. Сказки - удел поры детства, юности. Да, они, сказки, нужны. В них, как в молоке матери - питательные вещества, содержится все необходимое для нравственного воспитания детей. Но изучать жизнь нужно по произведениям, отражающим подлинную жизнь. Чтобы анализировать прошлое. И избегать ошибок, в будущем. Иначе такая литература создает ложное представление о жизни. Формирует в душе человека ложный мир. Далекий от действительности. Дает ему ложные ориентиры, критерии. И жизнь человека становится ложной...

Под одеялом было холодно, неуютно. И одиноко. Так

одиноко, как это бывало в детстве, когда зимним вечером оставляли меня одного в пустой квартире, запирали на ключ. И уходили куда-то все по своим делам.....................

узнать подробнее о книге "Кровь и золото царя"