В маленьком трамвае живет Швейцария и я на лыжах, как пастор Шлаг перехожу Альпы по краю подножки - сильно подпитый и натощак. Фрэнк Заппа действительно жив - я его слушал вчера немножко. Слушай, не мнись, а просто скажи: "Фрэнк Заппа жив".
Фрэнк будет вечно жив, потому что вечно сильна любовь, потому что ты, как и всякий любой будешь счастлив - трахать ее с яркой помадой, подпухшей губой. Не потому что шар голубой, и не потому, что вам не слабо. Нет, и еще сотню раз будет нет - на этих вещах и держится мир, который зачем-то зовется "свет". Света не может быть больше чем тьмы. Люди не могут всегда быть людьми.
Все это так, и поэтому ей чуть проще и легче быть только твоей - девочка хочет тебя разбудить, чтоб ты коснулся ее груди, чтоб ты вдохнул аромат ее слов, чтобы тебе с нею не повезло. Верней повезло, но не так как обычно, чтоб всё это вылилось в бурную, личную, как учат обычаи - только твою и ее трагедию. Ночным скандалом будите соседей - шатайте любовью свои этажи. Фрэнк Заппа действительно жив...
И вы, как медведи на велосипеде под куполом цирка очертите циркулем окружность манежа, и маленьким детям и взрослым - всем этим, наверно, увы, до конца непонятно, как дикие звери осилили вместе удел равновесия. Смиритесь со спесью, крутите педали - любовь не микстура от вашей печали, но трудный и емкий процесс замещения грубой и вечно испачканной правдой, красивой, ухоженной, красочной лжи: "Фрэнк Заппа жив..."
Внимайте ученью и больше не ждите в награду печенья, но ждите упреков и ждите намеков на то, что ваша игра неудачна и что Станиславский бы вам не поверил. Стучите, и вам да откроются двери. Стучите, и кто-то от стука устанет и спросит: "Ведь мы уже виделись с вами? Такое вот, знаете, глупое чувство, что мы уже тысячу лет, как знакомы."
И будет любовь, что исполнит законы - жестокие, словно закон притяженья.
Фрэнк будет вечно жив, потому что вечно сильна любовь, потому что ты, как и всякий любой будешь счастлив - трахать ее с яркой помадой, подпухшей губой. Не потому что шар голубой, и не потому, что вам не слабо. Нет, и еще сотню раз будет нет - на этих вещах и держится мир, который зачем-то зовется "свет". Света не может быть больше чем тьмы. Люди не могут всегда быть людьми.
Все это так, и поэтому ей чуть проще и легче быть только твоей - девочка хочет тебя разбудить, чтоб ты коснулся ее груди, чтоб ты вдохнул аромат ее слов, чтобы тебе с нею не повезло. Верней повезло, но не так как обычно, чтоб всё это вылилось в бурную, личную, как учат обычаи - только твою и ее трагедию. Ночным скандалом будите соседей - шатайте любовью свои этажи. Фрэнк Заппа действительно жив...
И вы, как медведи на велосипеде под куполом цирка очертите циркулем окружность манежа, и маленьким детям и взрослым - всем этим, наверно, увы, до конца непонятно, как дикие звери осилили вместе удел равновесия. Смиритесь со спесью, крутите педали - любовь не микстура от вашей печали, но трудный и емкий процесс замещения грубой и вечно испачканной правдой, красивой, ухоженной, красочной лжи: "Фрэнк Заппа жив..."
Внимайте ученью и больше не ждите в награду печенья, но ждите упреков и ждите намеков на то, что ваша игра неудачна и что Станиславский бы вам не поверил. Стучите, и вам да откроются двери. Стучите, и кто-то от стука устанет и спросит: "Ведь мы уже виделись с вами? Такое вот, знаете, глупое чувство, что мы уже тысячу лет, как знакомы."
И будет любовь, что исполнит законы - жестокие, словно закон притяженья.
21
