Михаил Хазин: «Белые воротнички» пойдут в дворники»

Экономист убежден: если хотите в кризис иметь работу, становитесь рабочим или швеей

Глава аналитической компании «Неокон» Михаил Хазин знает, когда закончится кризис: через 30 лет, в течение которых страна претерпит серьезнейшие изменения, вплоть до распада. О том, как мы будем жить в ближайшие годы, где работать и на кого учиться, он рассказал «Труду». «30 лет Величайшей депрессии»

— Скажите: когда кризис наконец закончится?

— А вы уверены, что мы доживем до этого момента? Я не уверен. 20 лет как минимум! А вероятнее, 30. Тут недавно был экономический форум в Ленинграде, там ученые-экономисты обсуждали, как будет развиваться кризис. Пойдет ли он по английской букве V (пик-спад-пик), или пойдет по английский букве W, или по букве U, или по букве L. Я тогда сказал, что как русский человек признаю только кириллицу, и для меня принципиально важно, чтобы кризис, который пока идет по букве Ж, не пошел по букве П.

Давайте разбираться в причинах кризиса. С XVI века человечество живет в рамках новой модели экономического развития — научно-технического прогресса (до этого экономика мира основывалась на натуральном хозяйстве с незначительной долей торговли). И вот теперь эта модель, существующая почти пять веков, заканчивает свое существование. А что приходит ей на смену, не знает никто.

— Но почему именно сейчас?

— Модель научно-технического прогресса действовала через возникновение и конкуренцию технологических зон. За всю историю человечества было всего семь попыток создать технологические зоны, из них пять успешных. Успешные — это Великобритания, она была первой, затем Германия, США, Япония и СССР. Неуспешные проекты — Франция и Китай. Франция просто не смогла сформировать свою технологическую зону — слишком тяжело дались наполеоновские войны в конце XVIII — начале XIX века. А Китай отказался от идеи создать свою технологическую зону и вместо этого встроился в американскую. Сама модель устроена таким образом, что зоны должны расширяться, поскольку только так можно окупить те деньги, что потрачены на инновации. Соответственно, если зоны не могут расширяться дальше, начинается кризис. Таких кризисов в истории человечества было три: в конце XIX века, который продлился до Первой мировой войны, потом кризис 70-х годов XX века и, наконец, нынешний кризис. И этот кризис — последний. Потому что расширяться дальше физически невозможно, сейчас весь мир — единая технологическая зона с центром в США.

— А почему вы Великую депрессию не включаете в этот список?

— Потому что Великая депрессия была обычным циклическим кризисом, просто очень мощным. Она длилась с 1930 года и до начала Второй мировой войны, фактически 10 лет. И непонятно, когда бы закончился кризис, если бы не война — ведь она подстегнула производство. Нас же ждет тяжелая депрессия на 20–25, а то и 30 лет.

— Почему именно 30?

— Острая стадия кризиса, в которой мы сейчас находимся, продлится от трех до пяти-шести лет. Во время Великой депрессии острая стадия-то есть резкий спад спроса — продолжалась с весны 1930 по конец 1932 года. Это два с половиной года. Но сейчас и кризис сильнее, и масштаб больше, поэтому я думаю, что в острой форме кризис продлится пять лет.

А дальше все понятно: когда мы упадем до минимума спроса, в мире останется работать только половина ныне существующих заводов, потому что больше продукции не будет востребовано. Ресурсов этих заводов хватит на 25–30 лет, после этого появится смысл инвестировать в производство, потому что иначе просто не на чем будет работать. Итого плюс к пяти годам острого кризиса — ещё 25–30 лет Величайшей депрессии, назовем её так. 34 миллиона безработных

— По вашим прогнозам, сколько людей останутся без работы?

— Опять-таки, если взять пример Великой депрессии, в США было 30% безработных, а в Европе до 40% доходило. Поскольку нынешний кризис более сильный, я не исключаю, что в России безработица будет выше — 45%. (Согласно последним данным Росстата, в России 76 млн. экономически активного населения. 45% — это 34,2 млн. безработных, или четверть всего населения страны. — «Труд»).

— Вы можете себе представить Россию, в которой почти половина тех, кто может работать, работы не имеет?

— Если это произойдет, большая часть населения переселится в деревни. Народ будет жить натуральным хозяйством, ходить в домотканых одеждах. Вообще, как показывает опыт, при падении ВВП, скажем, на 40% почти неминуемо происходит смена социально-политической модели. А если это произойдет, жизнь будет другая.

Грубо говоря, придет к власти какой-нибудь диктатор социалистического толка, который начнет создавать дешевые рабочие места. Скажет: «Вот что, олигархи, у вас сейчас тут стоит особняк, а будет детский сад, а в нем — по два воспитателя на одного ребенка, потому что нам надо повышать рождаемость и бороться с безработицей». При такой модели у всех будет работа, но зарплата будет маленькая.

— А если мы останемся в рамках демократии?

— А у нас нет демократии, и нигде нет, ткните пальцем! Если мы останемся в рамках современного клептократического капитализма, то наша страна развалится, как развалился СССР. Неготовность взять на себя ответственность в условиях кризиса ведет к распаду всей системы. Приведет ли это к распаду страны, я пока не знаю.

— Давайте спустимся с уровня государства на уровень людей. Как жить в условиях затяжного кризиса — на кого учиться, чем заниматься, чтобы иметь гарантированный заработок?

— Прежде всего нужно иметь ремесло. Ремесло какое бывает? Каменщик, сантехник, плотник. И так далее. Будут нужны рабочие: токари, слесари. А учиться на манагеров, получать диплом MBA — бессмысленно. Выпускников с MBA хозяева бизнеса скоро будут просто убивать на рабочих местах — за результаты. Многие ли из этих манагеров способны заменить кран на кухне или в ванной, даже у себя в квартире? Я тут эксперимент поставил: десять лет назад поменял у себя в ванной кран. Десять лет прошло — он пока не потек, только стал туго открываться. Я этим горжусь.

— То есть нынешним офисным сотрудникам пора осваивать рабочие специальности или становиться ремесленниками?

— А почему нет? Нужно дороги строить, нужно ямы копать, ЖКХ ремонтировать. Но, я боюсь, эти люди не способны ни хорошо ремонтировать, ни на заводе работать. Потому что, когда они увидят станок, их в дрожь бросит — он же жужжит, крутится! А самое главное, куда ставить кружку кофе, где монитор, где аська?

— Гуманитарии, дизайнеры, к примеру, будут не востребованы?

— Нет, какое-то количество дизайнеров все равно будет нужно. Но нужно понимать, что дизайнер будет профессией вспомогательной. А швея-мотористка — очень актуальная, без работы сидеть не будете. Причем я не исключаю, что основным доходом семьи в будущем будет бартер. Грубо говоря, одна женщина шьет платья себе и подругам, другая вяжет, третья пирожки делает на всех — так и живут.

— От безработицы не спасут даже дипломы самых престижных вузов?

— Вот представьте себе: у вас человек окончил — не побоюсь этого слова — Высшую школу экономики. Он выучил наизусть учебник «Экономикс» и знает, что на странице 214, второй абзац сверху, Фридман гениально что-то предсказал. Дальше что? Я думаю, что если вы хотите высшее образование, имеет смысл идти на инженерные специальности. Где будет подъем

— Поскольку мы вернемся к истокам — самосшитым вещам, самосвязанным носкам — у нас поднимется легкая промышленность?

— Теоретически да. Практически с этим могут быть большие проблемы. Потому что дешевые китайские вещи никуда не исчезнут. Допустим, есть у нас китайская фабрика, производит она, скажем, платья в количестве 100 тысяч тонн в год (их слишком много, чтобы мерить в штуках). Из-за кризиса спрос упал до 60 тысяч тонн. Поскольку лучше продать оставшиеся за копейки, чем вообще не продать, китайцы приезжают в Рубцовск или Благовещенск. Скажем, за 500 долларов они продают тонну платьев местному предпринимателю. И затем этот предприниматель ездит по городам и весям. Если тонна платьев стоит 500 долларов, значит, килограмм платьев стоит 50 центов, то есть 15 рублей. Один килограмм — это сколько платьев?

— Штуки три, я думаю.

— Ну вот, три платья за 15 рублей. Пять рублей за платье. С учетом наценки, скажем, 8 рублей. И какая легкая промышленность сможет конкурировать с такой схемой?

— Может, если не легкая промышленность, так автопром в России поднимется? Иномарки будут большинству не по карману.

— Теоретически да. «АвтоВАЗ» — единственный в Европе завод, который может производить машины европейского уровня по 4 тысячи долларов за штуку. Потому что у нас зарплаты меньше, сырье дешевле — условия есть. Но для того чтобы наладить такое производство, надо разогнать менеджмент, списать долги, уменьшить воровство, создать машину за 4 тысячи долларов и завоевывать Европу.

— Вы допускаете, что Европа пересядет на «Ладу Калину»?

— При условии, что кто-то будет её делать нормально! Жизненный уровень в Европе будет падать, люди уже не смогут покупать дорогие машины, поэтому появится спрос на русские автомобили.

— Но что-то мы начнем производить сами? Начнется импортозамещение?

— Да нам все нужно замещать! Сейчас мы импортируем 80% говядины, 20% свинины — список можно продолжать. Хорошо бы нам пришлось самим выращивать коров, это бы пошло стране на пользу. Но может наступить такая разруха, что особого разнообразия товаров не будет. Выход в вечность

— Я так понимаю, антикризисный план, принятый правительством, вам пришелся не по душе?

— А это не план, это набор отдельных мер, которые непонятно к чему приведут. Там нет диагноза — описания того, из-за чего произошел кризис. Представьте, к врачу приходит пациент с жалобой «нутро болит». И врач должен поставить диагноз: то ли у него язва желудка, то ли острый гастрит, то ли рак желудка, а может, перитонит. Методы лечения разные! Так вот: экономика покрылась пятнами, температура 39. Вопрос: чем болеем и чем лечить? Меры, которые у нас принимаются, экономику не спасут.

— А у вас диагноз и план действий есть?

— Есть. Вообще основная беда сегодняшней российской экономики в том, что она принципиально убыточна. В связи с этим необходимо уменьшать её издержки. Для этого необходимо вести работу по пяти направлениям. Надо бороться с монополизмом и снижать тарифы естественных монополий. Надо радикально менять кредитно-денежную политику, чтобы предприятие могло получить дешевый кредит, и нужно менять налоговую систему. И последнее, пятое — борьба с коррупцией.

— То, что делается сейчас, хоть чуть-чуть напоминает ваш план?

— Давайте расскажу свой любимый анекдот про Снежную королеву. Значит, зима, вечер, каток, сидит мальчик Вовочка (ну, теперь, наверное, Димочка). И вдруг неожиданно прямо из темноты материализуется Снежная королева и говорит: «А что это ты делаешь, Димочка?» Он гордо отвечает: «А я складываю из ледяных букв слово «вечность». Польщенная снежная королева делает ещё шаг вперед, смотрит и вдруг неожиданно говорит: «Ну как же так? Что же у тебя за буквы такие? Разве из них можно сложить слово „вечность"?» «А что? — говорит он. — Хорошие буквы, все четыре — «П», «О», «Ж», «А». Основная проблема современной жизни состоит в том, что наше правительство пока из букв «П», «О», «Ж», «А» складывает слово «вечность», а результата не видно.

Вахрушева Дарья N 152, 19 Августа 2009г.