Сложно в жизни психопату. Искренне (и даже в чём-то не без основания) считаешь, что ты — личность неординарная, уникальная и уж всяко заслуживающая более пристального взгляда мироздания, нежели прочий травоядный электорат, и что в итоге? Мироздание действительно обращает на тебя свой взор. Потом прищуривается. Потом разминает затёкшую стопу и выдаёт свой коронный пендель. И долго глядит вслед, сложив руку козырьком: низко пошёл, родимый. Ох, как бы дождя не приключилось!

Народ у нас хозяйственный. Запасливый. Видимо, эхо войн и революций накрепко засело в генетической памяти. Особенно у поколения постарше. Гречка, мука, соль и сахар — мешками, спички — ящиками, макарон — хватит на год роте итальянского экспедиционного корпуса, рисом можно оказывать гуманитарную помощь братскому народу Китая, а уж про тушёнку и всякие соленья с вареньями и говорить нечего. И это не считая укладки на случай похорон. Прибавьте прихваченное с работы чтоплохолежало — и тестовый поскрёб по сусекам даст на выходе легион колобков, три самогонных аппарата, полевой госпиталь и боевой экраноплан с полной загрузкой.

Запасы на случай ядерной войны Евдокия Петровна (назовём её так) начала делать сразу же, как вышла на пенсию. Лет двадцать назад. Вначале понемногу: килограмм того, литр сего: вон ведь что в мире творится! А ну как всеобщая мобилизация, снова талонная система — в очередях она настоялась на две жизни вперёд, спасибо, больше что-то не хочется. Обидно будет, если и к Петру на том свете тоже стоять придётся, но это ладно, это всё в перспективе, там видно будет.

Соседи же, как на грех, попались поголовно беспечные. Чуть стоптались ботинки, потёрлось пальто — сразу на помойку. А вещи-то добротные! А уж книг-то понавыкидывали! Ну и ладно, в хозяйстве пригодится. Опять же, даром. Жаль, квартирка маловата, всего две комнаты, но если правильно штабелевать и добросовестно утаптывать, можно уместить уйму всего полезного.

А два...или три, дай бог памяти, года тому назад стали поговаривать про конец света. И не абы кто, а серьёзные люди, по телевизору. Потребность в запасах, соответственно, возросла. Отборочный ценз, соответственно, снизился. Квартира, соответственно, стала ощутимо жать в бёдрах. Пришлось пожертвовать под склад, помимо комнаты, ещё и кухню: всё равно готовить стало тяжело, рецепты из памяти куда-то повыветрились, а кулинарные книги оказались накрепко замурованными где-то в районе балкона. Да и зачем готовить, когда можно купить молока с хлебом или подобрать недоеденный пирожок, а то и тортик! И часть отложить про запас.

Терпение соседей лопнуло, когда запах из квартиры Евдокии Петровны приобрёл характеристики оружия массового поражения, а тараканы стали давать организованный отпор службе дезинсекции. Письмо в ЖЭК писали всем домом. Те вначале не поверили, решили убедиться. Долго удивлялись, почему инициативная группа жильцов бросила якорь на дальнем рейде и приготовила средства индивидуальной защиты. А потом Евдокия Петровна открыла дверь...

В общем, такого духовного единства между соседями, ЖЭКом и работниками соцслужбы (тех тоже сводили на экскурсию и коварно пропустили вперёд) судья не видел ни разу за всю свою долгую карьеру. Постановление ушло по адресу, и через несколько дней Денис Анатольевич со своими орлами отправился на выезд. На этот раз двери никто открывать не спешил, пришлось вызывать полицию и МЧС. Те осуществили взлом, но на проникновение их уже не хватило, поскольку противогазы остались в машине. Пошатываясь, спасатели сделали приглашающий жест — мол, теперь ваш ход, господа психиатры.

-- Your bunny wrote! - сдавленно прохрипел санитар, неосторожно сделав вдох. - Простите мой дурной английский. Ребята, глубоко не затягиваемся.

Вежливо пропустив мимо себя колонну тараканов, промаршировавшую, по всей видимости, на захват новых территорий, спецбригада вошла в прихожую. И растерянно застыла. Культурный слой начинался прямо под ногами и уже в коридоре почти достигал потолка. Там, наверху, угадывался лаз. Поднявшись и заглянув в него, Денис Анатольевич обнаружил нечто вроде тоннеля в толще мусора. Тоннель разветвлялся: один рукав вёл, как выяснилось, к туалету (во всяком случае, унитаз гордо возвышался над отвалами аж на десять сантиметров), а второй — в комнату. Точнее, в небольшое гнездо под потолком, оборудованное матрасом и подушкой.

- Ты кто такой? - строго спросила Евдокия Петровна, выглянув из-под одеяла и пытаясь осветить доктора фонариком-жучком. Получалось не очень. Да и очки, как на грех, куда-то запропастились.

- Таракан я, бабушка. Кормёжка у тебя тут больно знатная, вот и разъелся. Сейчас тобой закушу — и вперёд, по соседям.

Такой прыти от старушки Денис Анатольевич не ожидал. Она метнулась к выходу, впечатав доктора в груду мусора. Её децибелам позавидовал бы любой пароходный ревун. Во всяком случае, комитет по встрече, включая санитаров, соцслужбу и бригаду МЧС, чуть не снесло.

- Там ТАРАКАН! - бросилась она к санитарам.

Все поглядели в сторону лаза. Мусор под потолком зашевелился. Бабулька издала очередной протяжный гудок (присели и заозирались жильцы соседних этажей, полицейские рефлекторно потянулись за табельным оружием). Легко контуженный звуковой волной, Денис Анатольевич встряхнул головой и стал спускаться. Евдокия Петровна сделала попытку вскарабкаться на санитара.

- Тихо-тихо-тихо! Ситуация под контролем, это наш таракан, дрессированный, - успокоил её санитар. - Мы с вами сейчас съездим в больницу, приведём вас в порядок, накормим, отмоем, а он тут пока проследит, чтоб был порядок. А когда вернётесь, он уйдёт.

- И дружков своих пусть забирает! - заявила Евдокия Петровна, немного успокоившись. - Только чтоб как вернусь — чтоб был такой же порядок в доме! Чтоб ни одной вещички не пропало! Иначе уууу!

Она сняла с ноги калошу и грозно потрясла ей перед носом Дениса Анатольевича.

Как только спецбригада уехала (доктору пришлось прикрыть окошко в салон, чтобы его присутствие не нервировало бабульку), соцслужба грустно взялась за предоставленные ЖЭКом лопаты. Завалы разобрали только на пятый день. На свалку было вывезено ТРИ КАМАЗА МУСОРА. (Максим Малявин. Россия)

Говорят, что в лучших домах Лондона и Парижа уже не в моде непосредственная компаративная фаллометрия. Кое-где ещё меряются марками суперкаров и длиной яхт, но тоже скорее по привычке. Куда утончённее в качестве сублимации померяться личными сомелье. В России эта мода приживается с трудом. Видимо, из-за высокого риска суицида представителей этой славной профессии, рискнувших предложить здесь свои услуги.

Ну, посудите сами: ты всю свою сознательную жизнь учишься, какие вина, какого урожая и какой провинции когда, к чему и при какой температуре подавать, потом находишь персону, готовую щедро оплатить твои услуги, едешь, волнуешься. И в результате тебя просят принести ледяной водочки. И ещё пивка. Это для разминки. А уж потом — ладно, уболтал, чертяка языкастый, тащи этот, как ты там его назвал...мурло? Кто мурло? После этого — только утопиться с первой же зарплаты в полной ванне «Дом Периньон». Белого. Брют.

Нет, личного сомелье в России оценят считанные единицы. Настоящая крутизна — это личный похмельЕ. С горячим хашем и ухой, холодным огуречным рассолом, грибочками в вазочке, с тяжёлой внутривенной капельной артиллерией (чисто на всякий случай) и мелкашкой для белочки (если случай будет совсем уж всяким).

Эта история во многом похожа на тысячи прочих. Ну, не было у Петровича личного похмелье. Вопрос решался намного проще: с утра махнул сто пятьдесят — и уже можно жить дальше. С дробными дозаправками до позднего вечера. Главное — вовремя делегировать полномочия коммерческого директора другому человеку. Родному. Дочери, то есть. Изначально загул планировался на июнь, но горящая душа — такая непредсказуемая штука! А в сентябре организм ушёл в глухую оппозицию: мол, душа может гореть хоть синим пламенем, но ты бы, Петрович, познакомился со своей совестью — авось поимеешь? Петрович попробовал. Честно. Четыре дня персональной безалкогольной Сахары — мол, вона я какой гарный бедуин!

К вечеру четвёртого дня на душе стало тоскливо-тоскливо. А потом из холодильника полезли бесенята. Росточку они были небольшого — впору на кошке верхом кататься. И такие шустрые оказались: шмыг — и на люстре, шмыг — и четверо в ряд на гардине. А уж ехидные! А как обидно обзывались! Самым ласковым эпитетом, что был одарён Петрович, был «пассивный гомосексуалист». Петрович, понятное дело, возмутился, аж сам запутался: что значит — пассивный?! Очень даже активный! Ой, мать моя суккубиха, тикай, хлопцы! - перепуганные бесенята кинулись врассыпную, заметались по столу и один за другим нырнули в двухлитровую коробку с томатным соком, крепко задраив за собой колпачок. Изнутри раздалось подозрительное шебуршание, а потом послышались вздохи и стоны, в духе лучших произведений немецкой киноиндустрии. В этот момент на кухню зашла дочь и решила налить себе стакан сока.

- Не трожь!!! - рявкнул Петроич.

- Бать, ты чего? - аж присела девушка. - Я стакан только себе налью. Не хватит — схожу куплю тебе ещё.

- Не пей! - твёрдо повторил отец. Встал, подошёл поближе и зашептал ей на ухо. - Там шестеро мелких бесенят. Трахаются напропалую. Вишь, как коробка ходуном ходит? Выпьешь — проглотишь. Сама вразнос пойдёшь, а тебе ещё замуж выходить, детей рожать. Как я людям в глаза смотреть буду?  

Чтобы выйти из ступора и вернуть глаза из режима «лемур увидел говорящие бананы» в состояние «красивые девичьи», дочери понадобилось минуты две. Спас опыт исполняющего обязанности коммерческого директора.

- Батя, ты только никуда не уходи и ничего сам не предпринимай. Я быстро.

- Ты куда?

- У меня где-то был телефон экзорцистов-надомников. Подруга говорила — люди надёжные, проверенные. «Скорую» у города арендовали. Сейчас позвоню, пусть выручают.

- Звони, доча, - благословил Петрович. - А я покараулю. (Максим Малявин. Россия)

 Когда я только начинал писать психиатрические байки, у меня было опасение, что истории быстро закончатся. Зря боялся! Пациенты не перестают удивлять. Сижу теперь, как шулер на раздаче, с четырьмя запасными тузами в рукаве, а карта всё идёт и идёт. А ведь есть ещё истории, которые приключались у коллег из других городов. Эта произошла в одном южном городе, где я мечтаю когда-нибудь побывать. Юра u721 работает в этом славном городе на спецбригаде, и он рассказал её мне, а я просто не мог не поделиться с вами. С его разрешения. Если где совру, он поправит.

Сергей (назовём его так) болеет лет пять. Точнее, так считают доктора. А на самом деле у парня большие проблемы. Кому рассказать — не поверят. Собственно, он поначалу пытался: полиции, прокуратуре, психиатрам, к которым его неизменно слали (не со зла, а так, чисто успокоить истерзанную ужасами жизни нервную систему). Его начинали слушать, потом делали большие глаза, прятали лицо в ладони и утирали слезу (эк пронимало-то!), сдавленно хрипели «шоб моя тёща так жила!» - и в итоге он каждый раз оказывался в психбольнице.

Что за проблемы? Да продали его. С потрохами. Помните, Украина в НАТО вступала? Думаете, так всё просто, захотел — и попросился к большим мальчишкам в компанию? Нифига подобного. Те потребовали вступительный взнос. Ну, что им можно было предложить? Рецепт солёного сала отпадал: на такое страна пойти не могла. Вот и продали несколько человек. В том числе Сергея. Тайно, конечно, кто ж такое афиширует!

Покупатели взялись за Сергея не сразу. Сначала что-то невнятно шептали у него в голове, канал связи настраивали, а потом пошло-поехало. День и ночь ему передавали информацию в виде цифр и чисел, которые надо было проговаривать про себя: таков принцип ментальной ретрансляции. Главное, чтобы без ошибок, иначе на выходе при дешифровке получится белиберда. Выйти из игры оказалось невозможно: дали понять, что в разобранном виде он тоже очень даже может послужить заказчику.

Некоторая передышка наступала в больнице, но там просто давали таблетки-глушилки, и никто ровным счётом ничего не предпринимал, чтобы исправить ситуацию в корне. А может, и они тоже были в игре. Решение самоустраниться пришло не сразу. Но неделя без сна и почти без еды (попробуйте-ка одновременно жевать и проговаривать про себя все эти два ноль девять, шестнадцать миллионов сто тридцать две тысячи семьсот семь!) добьют кого угодно. Надо было сделать так, чтобы заказчику не досталось ничего. Даже тела.

Спецбригаду вызвала перепуганная мать: Сергей ухнул в ванну два мешка цемента, замесил раствор и запер за собою дверь. Приехав на место и совершив проникновение со взломом, те застали парня, тщетно пытающегося погрузиться в застывающую массу целиком: глаза и нос предательски оставались на поверхности. Раствор, правда, успел слегка прихватиться, так что пациент был надёжно зафиксирован.

- Может, так и повезём? - спросил доктор.

- А как спускать будем? - засомневался санитар.  

- До лестницы волоком, а там вниз, своим ходом.

- В салон не влезет, - авторитетно заявил вызванный на подмогу водитель.

- Придётся выколупывать, - вздохнул доктор. - Кувалда есть?

- Триста двадцать четыре! - подал голос Сергей. - Тьфу, то есть, я хотел сказать — раствор ещё не совсем застыл, не надо кувалду! Я всё осознал, я буду лечиться!

- А вас, гражданин памятник, никто не спрашивает, - строго сказал доктор. - Врач назначил кувалду, значит, будет кувалда. Нечего было тут жертву коза ностра изображать!

- Кувалды нет, - развёл руками вернувшийся через пять минут водитель. - Есть монтировка и сапёрная лопата.

- Согласен на лопату! - быстро сориентировался Сергей.  

Отковыряв пациента из ванной, бригада переложила его на носилки: ноги и руки больного успели основательно затечь, и передвигаться самостоятельно он не мог. Попытались сбить излишки раствора, но решили, что столь радикальной эпиляции страдалец может не перенести, плюнули, накрыли простыней и снесли в машину как есть.

- Чисто Аполлон, - резюмировал доктор приёмного покоя. - Бельведерский.  

- Доктор, а где тут у вас туалет? - жалобно спросил Сергей. - А то я в ванне не смог, а по дороге неудобно было попросить...

- Сейчас тебя санитар проводит. Ты только того. Не засиживайся долго.

- А что?

- А куда мы потом будем ставить статую мыслителя?

Превичная санитарная обработка очень напоминала работу опытного скульптора-реставратора. Потом больного одели и повели в отделение, а на сцену вышла сердитая санитарка.

- Всё возют и возют. Сорют и сорют. А ну, кыш отсюда! - замахнулась она веником на спецбригаду. - Как кататься, так вон сколько здоровых лбов, а как убирать за ними, так Евдокия Семёновна! (Максим Малявин. Россия)

Скоро фраза «чтоб тебе весь день белочек возить» станет на спецбригаде страшным проклятьем. Такое впечатление, что конец света наступит не так, как его себе рисуют фантасты и напуганные обыватели. Всемирный северный пушистый не принесёт с собой цунами, не шарахнет шальным астероидом и не высадит инопланетный десант. И третья ядерная мировая тоже не случится. Население просто возьмёт и дружно уйдёт в другую реальность. Делириозную. Во всяком случае, многие уже упорно тренируются.

В тот день бригаде не досталось ни одного нормального шизофреника. Зато с завидным упорством попадались то любители «скорости» в маниакально-бредовом состоянии, то вьюнош с пятикопеечными зрачками, настолько глубоко ушедший в сказочный лес с гномиками-матерщинниками и феями-нимфоманками, что добиться от него, с каких же таких шишечек его кукушка дала вертикальный взлёт, так и не удалось. Шишечки — и всё тут. Сами попробуйте, чего вам объяснять. Башню рвёт — ммм, просто бомба. Плюс товарищ, которому досталась белка-летяга. То есть, парашютяга. Или дельтапланерюга, кто их разберёт. В общем, хорошо, что второй этаж.

А под вечер позвонила супруга шестидесятипятилетнего делирионавта. Мужик оказался силён: его автономка в море водки без подвсплытия на перископную глубину длилась пять месяцев. Последние три недели он вообще из дома не выходил: рука стакан с трудом держала, не то что любимую трость. В магазин за водкой бегала жена: попробуй не принеси, живо той же тростью и огребёшь.

В тот день он что-то разохотился, и бутылка водки ушла уже к обеду. Потом — часа три в полузабытьи. А потом мужика шарахнул эпилептический припадок. Придя в себя, он огляделся и прищурился: а где, мол, горючее? Я же просил купить! Жена возмутилась: как это где? А кто давеча усосал пузырь в одну наглую морду? Стоп-стоп-стоп, прервал её мужик. Какой такой пузырь? В какую такую морду? И что это за пустая посуда тут у кровати стоит? Ааа, понятно! Ты, старая, совсем стыд потеряла! Стоило мужу вздремнуть с устатку, она тут любовника привела! Водку выпили, супружеское ложе осквернили, так она теперь мне же и предъявляет претензии! Ах ты ж, блядь старая!

Ничего не старая, возмутилась жена. Как в магазин тебе, хромому спиногрызу, бегать — так очень даже молодая. Можно сказать, козочка. Прыг-скок, туда-сюда. Где ты тут любовников увидел, бдительный ты наш? Мужик окинул мутным взглядом комнату и аж подскочил на кровати: как где? А в окно кто только что вылез? В количестве пятидесяти рыл? Это что же получается: я теперь рогоносец? Можно сказать, заслуженный олень Российской Федерации? Ну всё, жена, достукалась. Сейчас буду убивать. Вот этими вот рогами.

Хорошо, что перемещаться в пространстве мужик быстро не мог. Нарезая от него круги по квартире, жена вызвала спецбригаду. Когда те приехали, семейный скандал уже успел пройти фазу активных наступательных действий и находился на этапе позиционной окопной войны по обе стороны кровати, с периодическим вялым артобстрелом чем под руку подвернулось. Супруга изложила суть дела. Мужик слушал с интересом, открывая для себя всё новые страницы собственной биографии и мрачнея лицом. На моменте описания эпиприпадка и всего, что за ним последовало, он встряхнул головой и поинтересовался — о ком это она тут рассказывает? И вообще, вы кто такие? Доктора? А почему не в халатах, а в каких-то пижамках? И тут его озарило: ЛЮБОВНИКИ! Мать, да ты ненасытна! Мало тебе тех пятидесяти, что в форточку упорхнули, так ты мальчиков по вызову себе соорудила! Ну, держитесь, гады! Эх, гробы подорожают!

Отняв у ревнивца трость, отвели его в машину. На полпути до наркодиспансера он выдал ещё один припадок. Пришлось придерживать голову, чтобы не разбил, и следить, чтобы не откусил себе язык. Придя в себя, мужик осторожно поинтересовался: а вы кто?

- Бригада дежурных ангелов, - ответил Денис Анатольевич. - Вот, совещаемся: на тот свет тебя везти или в наркологию.

- В наркологию! В наркологию!

- Слышал? - Денис Анатольевич повернулся в сторону водителя. - Меняем курс (Максим Малявин. Россия)

Линейная бригада «скорой помощи» считает экипаж барбухайки страшными лентяями: количество вызовов у тех и других просто не сравнить. Зато качество... На днях смене Дениса Анатольевича пришлось сделать десять выездов. И все боевые. Даже одну укреплённую огневую точку пришлось штурмовать.

К Василию (назовём его так) спецбригаду вызвали родители. Стаж болезни у него немаленький, и почти ни одна госпитализация добровольной не была. Парень провёл ретроспективный анализ и сделал вывод, ни разу он не больной. Диагноз ему поставили по заданию всемирного сионистского оккупационного правительства. Даже родителей подменили на двойников-соглядатаев. Про докторов вообще речи не идёт, они и не доктора вовсе, а передовой карательный отряд. Просто без пейсов, в целях глубокой секретности. И Тору они маскируют под томики Фрейда. У них везде по городу установлены мозговые сканеры: только успеешь подумать что-нибудь антисемитское — сразу оказываешься в дурдоме, на перевоспитании. Хорошо, что от тех, настоящих родителей осталась дача.

Узнав, что ехать предстоит за город, Денис Анатольевич затребовал провожатых. Родители Василия долго отнекивались — дескать, он и так на нас косо смотрит, а если увидит, кто его сдал, так и вовсе житья не будет. Даже попытались нарисовать схему проезда, но поскольку оба смыслили в топографии немногим больше, чем шимпанзе в теории фракталов, всё же согласились прокатиться с ветерком. При условии сохранения инкогнито.

Машину пришлось оставить на въезде: дачный сторож сообщил, что Василий с утра занял наблюдательный пост на чердаке своего дома и при малейшем подозрении на шухер может уйти огородами. У него, мол, там бинокль и много всякого разного — впрочем, сами увидите. К дому подбирались короткими перебежками. На одном из открытых участков родители пациента порекомендовали двигаться по-пластунски, но понимания не встретили. Сошлись на том, чтобы изобразить подвыпившую компанию.

Оказавшись у цели, Денис Анатольевич оценил фортификационный талант Василия. Окна в доме были закрыты глухими железными ставнями, забор увит колючей проволокой, а на крыше оборудовано что-то среднее между капитанским мостиком и гнездом большого, очень одинокого аиста, страдающего паранойей. Во всяком случае, здоровому аисту не нужны телескоп, морской бинокль на штативе и шалашик из маскировочной сетки. И антенны тоже ни к чему.

Взяв у родителей дубликаты ключей, спецбригада выдвинулась к дому. Очень осторожно, мимикрируя под яблони, кусты малины и прочие детали местного ландшафта: мало ли что из дома прилетит... В дом проникнуть удалось без проблем, а вот с люком на чердак вышла загвоздка: он был заперт с другой стороны. Денис Анатольевич вежливо постучал. Через пару минут с той стороны люка спросили:

- Кто?

- Троянский конь. В пальто.

- Я серьёзно спрашиваю!

- А где ты слышал, чтоб я ржал? Шалом еси, добрый молодец.

- Ну, сионисты хреновы, держитесь!

Люк открылся, и сверху посыпался картофельный град. А следом по лестнице слетел Василий с вилами наперевес. Вид его был грозен. Ровно до первой картофелины, угодившей под ногу.

- Врубель. Демон поверженный, - резюмировал санитар, перехватывая вилы.

- Сионисты! Оккупанты! - не унимался парень.

- Ты чего обзываешься? - грозно спросил второй санитар.

- Я называю вещи своими именами! - апеллировал Василий. - Вы все тут марионетки ихнего режима! И вся ваша психушка — его слуги!

- Вот тут ты здорово ошибся, - возразил Денис Анатольевич. - Ты что, газет не читаешь?

- Да что в газетах могут такого написать! Всё давно куплено!

- А ты между строк читал? Не читал. Вот и нечего хороших людей обижать.

- А что там написано? Между строк-то?

- А то, что больница объявила о своём суверенитете и автономии. Объявлен конкурс на герб, гимн и проект конституции. В общем, думай. Ты с нами? Такие бойцы нам нужны. А то смотри, мы-то уедем, но сионисты где-то рядом...

Всю дорогу до приёмного покоя Василий сидел, задумавшись. То ли герб пытался представить, то ли гимн складывал. (Максим Малявин. Россия)

Был, говорят, у древних колдунов такой хитрый способ: если не хватает экспириенса колдануть посильнее, надо вызвать из иного мира духа соответствующего уровня. Причём не просто вызвать, а пригласить его в своё тело. А то пока поляну накроешь, пока ты и гость достигнут нужной кондиции для взлома языкового и культурного барьеров, пока изложишь, что к чему... А тут — всё напрямую, слёту и без слов. Собственная душа для такого важного случая потеснится. Главное — после окончания сеанса не забыть заплатить по счёту и убедить гостя не путать бизнес-туризм с эмиграцией.

Игорь Дмитриевич далёк от мистических практик. Дай ему рабочую пентаграмму вызова — так он впишет туда что-нибудь такое назаборное, что его в лучшем случае забанят на всех соседних планах реальности. Или пришлют тачку заказанного. Да и не до мистики ему. Тут разведка родной страны такое творит, что уже не знаешь, кому пожаловаться.

Что творит? А спецпроект у них. «Переселение душ» называется. Причём переселяют эти души конкретно в его, Игоря Дмитриевича, тело. А тела тех, из кого душу вытрясли, хранят у себя в подвале, в спецхранилище. В большом холодильнике. Он-то знает, ему новоприбывшие рассказали. Не будучи принципиально против нынешней власти, Игорь Дмитриевич всё же огорчён произволом её опричников. Ведь можно было вызвать, побеседовать, объяснить суть проекта — мол, на твоих плечах теперь такая ответственность, ты уж не подведи, дорогой! А мы тебе потом премию выпишем за какую-нибудь хрень. Или орден дадим. Нет, всё привыкли делать на халяву.

Собственная душа теперь как в общаге: народу куча, все толпятся, мешают сосредоточиться, а главное — всем чего-то надо. Иногда просто непонятно, чего же он сам хотел. И он ли хотел. Вот, к примеру, он точно помнит, что всегда был не против вечерком в пятницу хватить граммов этак сто пятьдесят водочки. Да с солёными огурчиками. Отчего же тогда в среду вдруг потянуло на шампанское с ананасом? А пышногрудые брюнетки? Они ж ему никогда не нравились, он и женился-то, как и хотел — на миниатюрной блондинке. А недавно и рыженькие вдруг стали неожиданно симпатичны и желанны. И это постоянное ощущение, что, кроме тебя, ещё кто-то другой смотрит твоими глазами. И слышит твоими ушами. И...в общем, хоть вообще от секса отказывайся, а то какая-то групповуха получается.

А хуже всего то, что новые постояльцы до прямого разговора снисходят крайне редко. Предпочитают общаться мыслями. И приходится каждый раз соображать: ты это подумал или тот, которому рыженькие нравятся. Вообще — кто сейчас двигает моими ногами?

В прокуратуре от Игоря Дмитриевича уже прячутся. Наверное, стыдно за коллег-разведчиков. И жалобы принимают крайне неохотно. Одна отдушина — интернет. Там, на форумах, он нашёл единомышленников, таких же жертв разведки. По вечерам сидят, обсуждают, что с кем сотворили. Выяснилось, что души подселяют не только к нему. Но чтобы вот так, до двух сотен — такого ещё ни у кого не было.

Психиатров Игорь Дмитриевич старался обходить стороной, хотя в прокуратуре его чуть ли не на коленях умоляли — сходи, мол, всем сразу станет легче! Но как-то раз всё же пришлось познакомиться. Он тогда решил подойти к проблеме гостей радикально. Пошёл и прыгнул в Волгу. Зачем? Так ведь когда человек умирает, душа что делает? Правильно, отлетает. Вот он и собирался тонуть ровно до тех пор, пока все лишние души не отлетят. Своя-то повременит, ей родное тело будет жалко. Одна промашка вышла: топиться он пошёл в охраняемой зоне, аккурат в районе гидроэлектростанции. Долго тонуть не получилось, и отлетевшие души были с лихвой компенсированы прилетевшими люлями. Он попытался объяснить медленно хренеющей охране, что это не суицид вовсе, это попытка депортировать нелегальных ментальных мигрантов. В результате получил ещё — нельзя устраивать людям такой культурный шок — и был сдан с рук на руки экипажу прибывшей барбухайки.

После выписки из больницы состоялся крупный разговор с пожилыми родителями. Они заявили, что ходили в церковь, где сердобольные бабульки открыли им глаза на истину: то не болезнь и не происки разведки. То лукавый прельщает. Это его бесы в количестве двух рот совершили акт гнусной пенетра...тьфу ты, прости господи, то есть, интервенции! А всё почему? Потому что вера в тебе, сын, слабая. И жена некрещёная. Нехристь белобрысая, сосуд греха. Слабое звено. Будем исправлять. Крестить, венчать, молиться и каяться. А таблетки пить не смей — химия, посадишь печень.

Тут-то вся честная компания от некрещёного сосуда греха и огребла. Дескать, устроили мне тут филиал дурдома! Я вас научу родину любить и отечественную психиатрию уважать! Ещё одно такое заявление — и двумя учётными у психиатров будет больше. А сейчас, дорогой супруг, время пить таблетки. А то, видите ли, рыженькие ему вдруг понравились. И пышногрудые брюнетки. Шампанское с ананасами. Дача, дети и любимая жена — для всего прочего места в голове быть не должно! (Максим Малявин. Россия)

Логика — занятная штука. У женщины она особенная (хотя жена утверждает, что правильная), у шизофреника она кривая. Причём «кривая» - это я не для красного словца. Есть и другое, более политкорректное определение: паралогичность. То есть, мысль у такого человека, вместо нахоженной проторённой дороги, бродит тропами зайцев и контрабандистов. Заблудившихся. Поэтому выводы из рядового, в общем-то, события следуют такие, что некоторое время стараешься собрать всю свою смекалку в кучу, чтобы хоть приблизительно понять: с чего он это взял? То же касается и способов достичь цели. А уж если цель себе поставила женщина, страдающая шизофренией... Впрочем, лучше расскажу одну историю.

Марина Александровна (назовём её так) ходит на приём к психиатру уже много лет. Причём каждый её визит — это незабываемое зрелище для неподготовленного посетителя диспансера. Представьте себе фигуристую даму, которая уже десятый год медитирует на тему, что она ягодка-рецидивистка, и всячески старается эту мысль донести до окружающих посредством прямой визуальной стимуляции. Не знаю, как справляются с культурным шоком те, кто видит её впервые, но в таком наряде из какой-то невероятной ткани, сочетающей в себе свойства марлёвки и рыбацкой сети, да ещё и на голое тело, можно смело вставать на огороде: воронам просто глазки повышибает. Плюс контролечка — очки с пронзительно жёлтыми линзами, вроде поляризующего фильтра у фотоаппарата. Их Марина Александровна носит не просто так, а для того, чтобы лучше видеть ауру собеседника и подмечать, кто это ей всё время шепчет в голове всякие непристойности.

Супруг пациентки много лет стойко, как по уставу, сносил тяготы и лишения семейной жизни. Но у организма тоже есть ресурс, и в конце концов он был исчерпан. Приехала «скорая», отвезла его в реанимацию, а через несколько дней Марине Александровне позвонили и сообщили, что муж скончался, и теперь ей предстоит его забрать, чтобы похоронить.

-- Как это похоронить? - растерялась дама, - Я же не умею! У нас дачи отродясь не было, я не знаю, с какой стороны за лопату браться. Сами и хороните.

На том конце провода долго собирались с нужными выражениями, совершая титанические усилия в поиске цензурных выражений. Наконец предельно вежливо сообщили, что в инвентаре реаниматолога тоже нет лопат. Мол, просили, умоляли, писали письма — не выделяет минздрав, хоть ты тресни. И вообще есть такие специальные люди, которые приедут и всё сделают, можем даже телефончик по такому случаю продиктовать.

-- А зачем мне их телефон? - удивилась Марина Александровна. - Я их не знаю, мало ли что у людей на уме. Вдруг приедут и нагло, в извращённой форме, воспользуются моим беспомощным состоянием. Нет-нет, пусть лучше они едут к вам, вы же их знаете, раз телефон мне дали.

На этом цензурный фильтр сотрудников реанимации всхлипнул, собрал котомочку и пошёл лесом. Даме высказали всё, что наболело, и в категоричной форме обязали явиться немедленно.

А через несколько часов корпус, где располагалось отделение, был оцеплен полицией и сотрудниками ФСБ. Всех спешно эвакуировали: отделение было заминировано. Об этом полиции сообщила одна расстроенная дама. Даже уточнила, где спрятана бомба: мол, лежит у них там один труп, вот под ним-то и ищите. Персонал реанимации тут же припомнил недавний телефонный спор о том, кому копать, и сдал даму полиции с потрохами. Те ответили, что телефон уже пробивается по базе данных и что туда уже выехала отдельная группа, спасибо за гражданскую сознательность, но под трупом и в самом отделении мы всё-таки поищем — мало ли что. Выяснив, что мина была исключительно телефонной, дали отбой тревоги. Отделение, устало матерясь, вернулось на рабочие места, а полиция и ФСБ занялись отработкой адреса террористки.

Прибывшую на место оперативную группу ожидало то самое зрелище, к которому в психбольнице худо-бедно успели привыкнуть. Да-да, то самое сочетание марлёвки с рыбацкой сетью на голое тело и пронзительно жёлтые линзы. Ребята оказались крепкими, от потрясения оправились быстро и строго спросили: мол, вы звонили? Надо же, даже не скрываете. А какого...то есть, на... в смысле — зачем?

-- А чего они моего мужа не хоронят? И ещё кричат, ругаются — забирайте, хороните! А я не умею! Может, вы как-нибудь на них повлияете, раз уж приехали? Опять же, сапёры у вас есть, а у них лопатки такие специальные имеются.

-- Женщина. - старший группы нервно сглотнул. - Я понимаю, что этот вопрос прозвучит некорректно. И всё же я его задам. ВЫ ЧТО — ДУРА?

-- Да! - радостно подтвердила Марина Александровна. - У меня и справка есть. Красивая такая, розовая. Об инвалидности.

В итоге заниматься похоронами пришлось всё же реанимации. Точнее, больнице, к которой она относилась. Марине Александровне было страшно некогда: то допрос, к исходу которого следователь был готов биться головой о стопку уголовных дел, то судебно-психиатрическая экспертиза, то суд (пациентка свысока глянула на молоденькую секретаршу с декольтированным пупком и травмоопасным маникюром — дескать, прокачивай харизму, фифа!) - столько дел, столько дел...(Максим Малявин. Россия)

Доктор без стетоскопа
подобен доктору со стетоскопом.
Только без стетоскопа.
©Народная врачебная мудрость.

Недавно Journal of Medical Internet Research опубликовал статью.. оказывается, доктор со стетоскопом (вот такой)

воспринимается пациентами намного более положительно и вызывает больше доверия к собственной персоне, нежели доктор без оного. Что любопытно, предпочтение пациенты отдавали именно наличию стетоскопа. Ни хирургическое облачение,

ни молоточек невропатолога,

ни отоскоп ЛОРа,

ни ручка, столь необходимая при написании истории болезни,

не пробудили в выборке столь сильного отклика. При этом специальность доктора значения не имела. Нет стетоскопа — нет той харизмы.

В чём же дело? Скорее всего, всё в тех же стереотипах восприятия. Вы можете себе представить батюшку без креста и бороды? Или продавца полосатых жезлов без объекта продажи? То-то. Картина получается какой-то неполной. А белый халат, спросите вы? Это фон, важный, но не решающий. Тем более, что в последнее время появилась масса медицинской спецодежды модного фасона и весёленькой расцветки. Да и мало ли сейчас народу в белых халатах шастает, начиная с продавцов и заканчивая физиками-ядерщиками! То ли дело стетоскоп: хром, резина — словом, фетиш. Юнговский архетип, не побоюсь этого слова. Ни кардиограф, ни аппарат позитронно-эмиссионной томографии тут и близко не валялись: нет той массовости, нет того груза веков.

Возможно, имеет значение и то, насколько часто, начиная с раннего детства, любому из нас приходилось сталкиваться с тандемом «доктор — стетоскоп». Ведь к терапевту (или, как его сейчас принято называть, врачу общей практики) все мы обращались чаще, чем к какому-либо иному специалисту. Вспомните! Этот тандем вам встречался много чаще, чем пара «стоматолог — бормашина». Или «гинеколог — смотровое зеркало». Или «невропатолог — молоточек». Инструментальную пару для психиатра я вообще затрудняюсь подобрать. Ранцевый аппарат электросудорожной терапии? Смирительная рубашка?

Пара «шприц-медсестра» тоже довольно символична, но ранг уже иной, да и, стараниями немецкой порноиндустрии, тяготеет у определённой гендерно-возрастной категории к немного иным аксессуарам.

Вывод прост, коллеги: хотите, чтобы пациенты неосознанно вам доверяли и считали вас априори солидным, основательным и внушающим уважение — носите стетоскоп. Сложно сказать, что собирается в него услышать всё тот же гинеколог, проктолог или окулист, но ради имиджа можно и постараться. Даже психиатру этот девайс не помешает, хотя в него ни крика души не расслышать, ни императивных галлюцинаций не разобрать. Хотя нет, помешает: нечего ему на шее болтаться, пациентов провоцировать на предмет спонтанной странгуляции. Патологоанатом не в счёт, его рейтинг и так заоблачный, а стетоскоп у коллег и родственников клиентов может вызвать ненужные ассоциации.

Размышлял Максим Малявин, врач-психиатр

Согласитесь, что одиннадцать — а именно столько типов акцентуаций было перечислено — число, прямо скажем, так себе. Нет в нём той законченности и святости, как, например в двенадцати. Или ожидания чего-то эдакого, как в тринадцати. Да что там говорить — даже Гиппократ, с его четырьмя типами темперамента, выкрутился. Про Павлова с его сигнальными системами и говорить нечего — всё просто, как двоичный код и незамысловато, как фистула.

Но где-то в глубине души остался вакуум, осталась незаполненной двенадцатая ячейка, посему отправим фантазию в полёт, на поиски последнего типа. Идеального. Апостольского, свято-угоднического, образа настоящего самурая, благородного мужа...ладно, ладно, истинной леди, раз уж пир духа намечается. Исходным типом для него может быть в принципе любой. А далее начинается работа над собой. Работа из разряда «сам себе демиург, психиатр и нейрохирург». Каков итог? О...

 Настроение? Какое нужно для текущего момента: осознал, обосновал и испытываешь. От кротости агнца божьего до силы гнева, пламени страсти и уверенности в победе. Без тяжелоатлетического рывка с венами на лбу и характерным звуком, а как бы невзначай и с лёгкой иронией удивления: хм, надо же — только что ведь было мрачным. Выпить? Хорошо, налейте чуток — поддержать компанию и оценить вкус напитка. Хорошо, хорошо, просто поддержать компанию. Выкурить сигарету? Отчего бы и нет, в перекур так хорошо поболтать о том, о сём. Можно, кстати, и просто постоять — запах дыма приятен сам по себе, без активных ингаляций. Готовность перейти от громадья планов к медитативному исполнению и чёткое, диалектически-материалистическое понимание свободы, как осознанной необходимости в сочетании с налётом пофигистически-каббалистического: «если оно не получилось — оно шо, так таки вам было надо?»

Благородный муж утром развезёт детей по садикам и школам, сходит на мамонта, принесёт добычу домой, разгонит поклонников и воздыхателей и придумает для истинной леди развлечение — на её вкус и под текущее настроение. Театр? Да, дорогая. Ресторан? Заказан, милая. Секс? Сей момент, страстная моя. Шоппинг? Сразу после душа, солнце. Трезв, но не до омерзения, подтянут, но не до вялено-копчёного состояния, ироничен, но без петросячества, с налётом брутальности, но не до скотоподобности, утончён, но без фиалковости, одет хорошо, но без претензии на вешалку в бутике, нежен, но без розовых соплей, образован, но без настырной энциклопедичности, мудр, но без занудства, сентенциозности и ханжества, пахнет чистым телом и дорогим одеколоном, а не выносящим обоняние и разум сочетанием пота, пармезана и прогорклого тестостерона плюс пригоршней лосьона после бритья — чисто полирнуть. Помышляя о лучшей доле для всего человечества, начинает с собственной семьи.

Истинная леди...Истинная леди всегда сможет вдохновить благородного мужа на все эти подвиги и убедить его в том, что он самый благородный муж в мире и привести тому двенадцать аргументов и двадцать один довод, не считая того, что его выбор супруги был вершиной его житейской мудрости. Ну, и накормить добытым мамонтом — новомодные течения, вроде воинствующего феминизма, равно как и боевых пидорасов, безусловно, интересны, но промысла божьего никто не отменял. Один добывает и защищает — другая создаёт уют. И не перепутать. С лёгким шармом язвочки, неуловимым флёром стервочки, непринуждённой лёгкостью феечки, теплом и уютом мамы, единомыслием товарища по партии, готовностью к спасению волонтёра «красного креста». Она — та, ради которой совершаются немыслимые подвиги на работе, даче и в постели, не говоря уже о текущем ремонте с заменой сантехники. Она — цель и смысл, мотив и причина. Главное — внятно и недвусмысленно это объяснить.

И ещё одно. Психиатрия как-то скромно об этом умалчивает — мол, скажешь «а», а там и до «ёпрст» недалеко... Я о духовном. О том, что делает человека ЧЕЛОВЕКОМ. Неважно, кто и во что верит. Неважно, кто куда собирается после смерти — ад, рай, Вальхалла, нирвана, сон без сновидений или с оными...Просто принять как данность, что душа есть и что нелишне о ней заботиться. От духовной пищи до духовного роста. Постепенно лелея и взращивая этот росток. Оставляя всё меньше и меньше места зверю в себе — пусть даже это всего лишь кролик.

P.S. Безусловно, можно было бы упомянуть про смешанные типы, когда человек носит в себе черты двух-трёх типов акцентуации — тем более что таких чуть ли не половина: это промежуточные (когда черты присутствуют от рождения) и амальгамные (когда на ядро одного типа происходит в последующем наслоение, напластование черт другого типа — под влиянием воспитания, социума и т.п. - то есть, психогенных факторов). Можно было бы отразить динамику черт: сглаживание и выравнивание при благоприятной ситуации и заострение при неблагоприятной — как река, будучи полноводной, скрывает все неровности дна, мели и затонувший хлам, но стоит обмелеть — и плавание по ней начинает приобретать оттенок экстрима. Просто излишняя академичность порою хоронит саму причину, по которой человек начал интересоваться предметом, посему не упомяну и не отражу. (Максим Малявин. Россия)