Эдит Пиаф. Подобранная песня...

Я пою.

Другие - живут и радуются, а я - пою.

Моя мать-проститутка, в конце концов, не наскребла денег на очередной аборт, и так  - появилась я. Появилась слепой, видящей только голос матери и отвечающей ему песней. Иногда - пьяный, а иногда - бесполезный.Мой отец, выбранный наугад из тысячи пьяных уродов - почему-то оказался призванным на Первую Мировую. И я - воспитывалась матерью, без отрыва от производства. Крошки - таки доставались мне, но уже тогда они были заработаны. Они были наградой за мое молчание. Только иногда, когда у мамы не было клиентов и мои грязные пеленки были сняты с меня - я позволяла себе петь.

А потом - я была украдена. Украдена собственным отцом, чудом вернувшимся с войны и не желавшим мне доли моей матери.

Украдена и отправлена к бабушке, содержательнице притона. Но там я - впервые УВИДЕЛА любовь. Она подкрадывалась ко мне тихо - пирожными девушек, тыривших завтрак у клиентов и необычно нежными руками бабушки. И здесь я - пела. И здесь - впервые познала Бога. Просто мне - нужно было видеть глаза моих слушателей. И бабушка - знала это, отдав последнюю так лелеемую частицу своей израненной души, для последней просьбы. Просьбы к Богу. Просьбы - забрать ее душу, но оставить мне мир. Бог - смилостивился над падшей. Он - не мог иначе, ведь от него требовали , а не просили. И я - увидела мир, моя катаракта - почему-то пошла на убыль.Но с богом - ушла бабушка. А я  - пела. Пела даже когда, где-то на помойке , меня нашел отец, содержатель бродячей цирковой труппы.

Я - пела , и труппа становилась богаче. Я - пела и отец начал пить.

Я - пела, даже тогда, когда меня увидел мой Антуан. Он был пехотинцем проходившего мимо городка полка Второй Мировой. Его душа - потянулась к моей песне , всей чистотой познавших смерть и убийство. Мы с ним говорили и пели, а потом лежали и любили друг друга. У него - были нежные руки. И не было на свете ничего чище моей песни и его любви. Целую ночь.

А на следующий день, весь его полк перебили. Остался только мой Антуан. Чудом.

Но его - судили и расстреляли за предательство. Разве это предательство - так хотеть еще раз услышать песню, что остаться живым?

И я побрела прочь. Взяв свою, маленькую еще, сестру, ибо более ценного у меня ничего не было.

Пела на рынках и грязных улочках маленьких, разрушенных войной, французских городов.Голодала и доедала объедки, в будках немецких бюргеров, срочно перекрасившихся во французский триколор. Мне аплодировали. И кормили. Простые люди.

Вдруг, среди тысяч простых, ко мне обратился джентльмен, мэтр. И я - отдалась ему, со всей страстью обещаемого им светлого будующего. На следующее утро, в телефонной трубке ответил холодный женский голос. Наверное жена.

Беременна. Теплое сердечко бъется-бъется под самым моим сердцем. И петь хочется только в такт этому сердечку. Пора рожать. Страшно. Страшно от того, что нет денег рожать. Есть всего 10 франков. А нужно 85. И я - пошла. Продаваться. Только кто меня купит такую... страшную замухрыжку...

 Пока сестра бегала по улице, собирая благороднейшие дары местных проституток(кто 10 франков, а кто - и целых 20) - я очутилась в больнице и надо мной склонились белые лица, сказав, что дочери моей больше нет.

И тогда я не смогла петь.

Зато пить смогла. Все страшнее и страшнее... Однажды, безразличие к жизни - толкнуло меня на городскую площадь. Где я пела.

Пела, ПРОТИВ ВСЕХ НИХ. изнеженно качающих своих детей в их личных колыбельках.

Там меня и нашел пАпА. Мэтр. Он предложил спеть в кабаре. Подумать только! Петь не на улице, в грязи, а в кабаре, среди людей!

И я им спела.

"Для тебя у меня есть ДВА СЛОВА.

два теплых, сладких слова,

два нежных, терпких слова..."

И второй раз в жизни увидела. Увидела их глаза. И их слезы. Они - звали меня и я не могла уйти.

На следующий вечер, в кабаре пришел весь Париж. И у меня - уже была песня.

А еще вечером ее - не было. Тогда я пошла в театр, где репетировала очень модная моя мечта. Певичка, с настоящими поэтами. Заговорив ее красивые зубы, я... - просто стырила текст ее песни. а музыку - я и так запомнила. Теперь у меня была НАСТОЯЩАЯ песня.

После моего следующего фурора, певичка почему-то не убила меня. Хотя могла. Она - просто плакала над моим талантом.

И наконец-то вот он! Званый вечер у принца Монако. Где я должна была выступать. Все устроил пАпА. Теперь передо мной раскроються все двери. И я стану певицей.

Только в эту ночь... пАпА... мой БОГ... моя жизнь...

Он был убит...

Я нашла себя.

Нашла в крепленом бордо. И в этом заморском кокаине... много кокаина.

В одном из просветлений, я - позвонила ПОЭТУ. Да, да. Тому самому - отцу моей умершей дочери. Я попросила его спасти меня.

Он - отказал.

Проснулась я ранним утром... видя лучистые, голубые глаза. Всю жизнь любила голубые глаза. Это был ОН. Мой ПОЭТ. Только через много-много месяцев в больнице.

Он сказал : "Ты будеш БОЛЬШОЙ ПИАФ!". И за долгие года, он - сделал из меня БОЛЬШУЮ ПИАФ.

И вот он мой триумф. Сольный концерт на самой почитаемой сцене Парижа. Весь.. да, действительно ВЕСЬ ПАРИЖ у моих ног. Ради этого - я отказалась от всего.

От сестры.

От отца.

От удовольствий и слабостей.

 Даже от Антуана.

Но только не от ПОЭТА.

...

Ночью.

Накануне концерта.

ОН ушел к своей жене. Мадлен.

Она - была ему настоящей женой...

Я - умерла...

...

Но мне - нужно было петь. И я пела...

Через всю свою жизнь, пела.

Против всей моей жизни пела.

Пела.

"Ооооо гредер"янн!

Ооооо же не ва г"ре д"ер яннн!

се те ееееее!

фо ма сеееее!...

ниве майййй!

же не ва г"редер баааай!"