Когда экраны телевизоров были голубыми...

Когда экраны телевизоров были голубыми (тогда этим цветом обозначали черно-белое изображение), и в них было всего два канала, выбор телекумиров был невелик: либо дорогой Леонид Ильич Брежнев, либо штандартенфюрер Штирлиц. Мы, конечно, выбрали Штирлица – он был гораздо обаятельнее. И играли на переменах в гестапо. Рисовали мелом прямо на школьной форме (она была еще синяя, суконная) кресты и погоны, присваивали себе самые глупые звания (скажем, унтершарфюрер) и ходили друг перед другом, отдавая честь вскидыванием руки и всхлипом «Хайль Гитлер!» Искали русских шпионов, но так ни одного и не нашли и не замучили. Потому как все до одного мы были переодетыми русскими разведчиками.

Учителя, увидев наши игры, падали в обморок и глотали валидол. По какой-то случайности, организатором игры в гестапо, школьное начальство определило меня и вызвало родителей. Они меня, конечно, здорово отлупили, воспитывая здоровый патриотизм. Хотя я и пытался возражать, что это всего лишь игра, и не в фашизм, а в Штирлица и любимый фильм «17 мгновений весны». Защитных моих воплей услышано не было, и экзекуция, не уступавшая в жестокости гестаповским пыткам, была продолжена до полного выбивания из моего незрелого мозга всяких тараканов.
Однако выбили, видать, не всех.

Некоторое время мои организаторские способности дремали в ожидании подходящего применения. Повод вскоре нашелся. На малахольных детей нашего «интеллигентного района» совершали регулярные набеги ребятишки постарше из соседних микрорайонов, колотили, отбирали мелочь. Для достойного отпора надо было объединяться. И вот я, как Минин и одновременно Пожарский, собрал всю местную мелюзгу и объявил о создании в нашем дворе суверенной республики «Военка» в противовес шпанским микрорайонам, «Авиловка», «Крест» и «Сахалин». Выборы провели прямые и открытые. Меня произвели в президенты, и я тут же назначил несколько министров по направлениям.

Объединение в «государство» принесло неожиданно быстрый эффект. Уже на следующий день армия моих огольцов толпою схватила главаря одной из хулиганских шаек и привела ко мне на расправу. Я проявил истинное благородство и после небольшой воспитательной беседы велел отпустить печенега. Слава об этом разошлась по окрестностям моментально, и более нас никто не обижал.
Прокололся я на том, что вменил в своей суверенной демократии подоходный налог – десять копеек с каждого гражданина в день, даже по тем временам сумма совершенно мизерная. По идее это должна была быть «касса взаимопомощи» на подарки к дням рождения каждого гражданина. К тому же собирал налоги министр финансов, а я этих денег в глаза не видел. Но родители некоторых моих граждан оценили это дело как рэкет. Дальше – тот же сценарий: вышибание из моих извилин всех фантазий, но уже не ремнем…

Так подумаешь: каждая такая история – это ж даже не байка, а отдельная повесть! И ведь не помог папин ремень: далее по жизни у меня все время как-то сами собой придумывались разные авантюрные мероприятия. А сколько различных историй! Любовно-брачные новеллы скромно опустим. Да все истории опустим – а то и так скажут: «Многа букаф, ниасилил».