Как мне сломали ребро.

Историческое сердце города. Тихий ресторан с изумительным музыкальным сопровождением и восхитительными бокалами для красного вина. А вот в винах я вообще не разбираюсь, да и что врать – вообще не пью, так что мне оставалось лишь рассматривать бокалы. Смотреть в глаза собеседнику не хотелось. Впервые на встречу с ним я приехала одна, на такси, и отсутствие сопровождающего не давало мне покоя.

 За окном мелькали люди. Женщины, мужчины. Машины. Город продолжал жить своей жизнью практически до полуночи. А тут, за стеклянной стеной, время словно остановилось.

 Бывает ведь такое, что ни есть, ни пить не хочется. Тихо. Скучно.

  - Что же ты такая загадочная, а?

 Смотрю в глаза поверх очков. Я со стороны, наверное, смешно и чуточку необычно выгляжу. 

 - Чего смеешься?

 Снова молчу.

 - Не супь бровки и расслабь лоб. Морщины будут.

- О, мне не страшно. Я себя любую люблю.

- Ну, ну. Это пока. А потом?

- Сразу видно, что ты меня плохо знаешь.

- Эх, мадемуазель, я, похоже, тебя совсем не знаю.

- Герман, прекрати. Между прочим, во Франции с декабря прошлого года введен полный запрет на употребление слова «мадемуазель» путем замены его на «мадам». Основной аргумент - запрет вторжения в личную жизнь женщины публичной декларацией её семейного положения. Ясно?

- Тебе не нравится ресторан, или музыка? Я ошибся с выбором?

- О, что ты. Ты тут не причём. Но если говорить об ошибках, то можно пошлый анекдот в студию? Нет женских ошибок, кроме одной – не тот мужчина у неё в постели.

- Намёк понял, мадемуазель.

- Не называй меня так, у меня есть имя и… - кашель не даёт продолжить.

- Снова кашляешь? Может, сделаешь рентген?

- Зачем? Я уже сделала.

- И?

- Эм… Абсцедирующая пневмония.

- Чего?

- Воспаление легких. Если по-русски. Давай сменим тему.

- Давай. Поговорим о твоём замужестве.

- Можно дубль два. Давай сменим тему.

- Давай. Дубль два. Поговорим о твоём переезде в Женеву.

- Я не поеду. Давай сменим тему.

- Я тебя сейчас задушу.

- Прямо на людях? Ты же юрист. Сам помнишь, статья

- Молчи. Лучше молчи. Иногда мне кажется, что 99,9 % твоих действий – чистой воды провокация.

- Ты ошибаешься. Сто целых и одна десятая.

Дальше молчим. Ох уж это молчание, когда напряжение в воздухе можно ножом резать. Вроде как нужно сказать что-то, а в голове одна мысль – как слинять. Начинаю осматривать возможные пути отхода. Хм. Выход пришёл сам по себе. Беру телефон и прячусь в туалете. Кремовые стены. Ненавижу кремовый цвет.

Нахожу номер в телефоне. Звоню. Называю адрес. Приедет. Нужно продержаться. Какое-то неприятное предчувствие, словно что-то случится, что-то нехорошее, но что именно?

 - Тебя спасли?

- Не поняла. В смысле?

- Ты так долго там была, что я решил, что ты утонула. И тебя нужно спасать. Я уже даже приготовился брать штурмом женский туалет.

- Ну-ну.

 Три минуты. Прошло всего три минуты, а мне кажется, что прошла вечность. Долго. Приторно. Тошнотворная липкая пауза. Когда же Он приедет?..

- Ты кого-то ждёшь?

- Чего ты так решил?

- По глазам вижу.

- Прости, но мне завтра рано вставать. И сложный день. Можно мы это отложим как-нибудь на другой раз.

- Ты понимаешь, что выводишь меня из себя?! Хватит мне твоих провокаций! Не играй со мной!

Краем уха слышу знакомый шум мотора. Бля, чуть не вырвалось «Всем спасибо, все свободны!». Жужжит телефон. Venceslao. Шарф. Где мой шарф?

 Последующие минуты я помню смутно. Помню, как по пути от столика к дверям уронила перчатку, но возвращаться уже было нельзя. Помню, как швейцар замялся с открытием двери, а Герман с рассеянным выражением лица тщётно пытался быстро расплатиться с официантом.

 Три с половиной секунды. Ровно три с половиной секунды мне не хватило, чтобы сделать пару движений и спрятаться в большую чёрную машину. И пока Venceslao сообразил, в чём дело, Герман уже порядком подвыпивший весьма удачно «зажал» меня.

 Доли секунды, но этого хватило, чтобы я почувствовала слева острую боль, от которой подкосились ноги и потемнело в глазах.

 Очнулась я в машине под входом в дом Venceslao. Вдох и резко потемнело в глазах. Выдыхать тоже больно. После чая, резко захотелось нежности и тепла, но лёгкое прикосновение причинило такую боль, что я испугалась сама своего крика. Пришлось надевать туфли, пальто, которое показалось жутко тяжелым, и ехать с Venceslao в госпиталь. 

- Нелёгкий случай, - тяжко вздохнул врач, рассматривая снимок. – Девушка, куда смотрел Ваш муж?

Я хотела сказать, что Venceslao мне не муж и что я вообще-то не замужем. Но не сказала. Мало того, что с утра у меня была многодолевая пневмония, так теперь к ней добавился ещё и перелом ребра.

Утром Venceslao отвёз меня домой. Лёжа в кровати я смотрела на стопку таблеток и думала о том, почему не прислушалась к своей интуиции. Ведь с самого начала было ощущение, что произойдёт что-то неприятное. Сходила поужинать, бля, нынче это так называется. 

пс. Поскольку моя личная жизнь стала слишком экстримальной, временно объявляю голодовку  ой, передышку. Будем лечиться, думать, мечтать и наслаждаться одиночеством.