- Лимбо, твоя песня пригожая...

звучало из окна. Конечно же это был Лимб, Бардо, Чистилище или ещё какое место почище названных - промежуточный мир между тёмными и светлыми частями, между чистым духом и мёртвой застывшей материей. И в этом мире звучит песня "Лимбо", пусть будет она пригожей ибо звучит вечно и кроме неё слушать больше нечего - подумалось моему пробуждающему разуму прибывающему еще на грани сна и бодрствования.

На Калинку-малинку уж больно похожая

На что ж ещё ей можно быть похожей, куда ни глянь везде одна россия с балалайками, матрёшками, медведями, водкой и клюквой, хоть и жалко мимикрируется под ди-джейские пульты, покемоны, розовые фламинго, вискарь и ананасы, но уж больно и мучительно всё это смахивает даже не на католический лимб, а на разухабистую пьянку под народное завывание, угар и душевный разврат.

Лимбо, скажи, а не был ли предок твой

Был ли я своим предком, жил ли в другой ипостаси, буду ли в будущем каким-нибудь потомком - всё гадание на кофейной гуще застрявшего здесь и сейчас навсегда.

Из наших моряков

Моряки, те, которые наши, отличаются от других тем, что не путешествуют по миру, а мир путешествует вокруг них. Более того - не море принимает их, а они принимаю в себя колышущееся маслянистое море, освобождая его из ампулы.

Мой папа в жизни не был на Занзибаре, 

да, да, я знаю, что это про меня - мой папа никогда там не был.

И мама не бывала на Занзибаре,

кстати, да, тоже не бывала, но подсознательно-совково Занзибар близок моей ментальности. Вспоминая задним числом, из памяти всплыла изданная фирмой Мелодия грампластинка Арабесок под лейбом Джей-ви-си, вот на ней точно помню была песня "Занзибар". Так что возможно мама с папой близко познакомились под эту песню и во время танца зачали меня, что и роднит теперь нас всех с этим далёким африканским островом.

Откуда же ты, парень, такие видишь сны.

Сны, я думаю, от туда - с той стороны на которой я бодрствую, когда тело моё здесь спит, а сознание должно где-то находится. Там же находятся все неявные связи и инварианты, которые скрепляют куски мозаики настоящего, ну и от туда проистекает моя привязка к Занзибару через родителей слушающих немецкое девичье трио.

Как будто я скучаю в шикарном баре, 

да, в барах я всегда скучаю, больше люблю пить дома или в гостях в атмосфере раскрепощенности и уюта.

А первая красотка на Занзибаре

Возвращаясь к архитипу своих родителей, продолжая поиск своей половинки ставя идеалом мать, подсознанию нетрудно вывести персонифицированный пример абсолютной женской красоты.

Играет на гитаре мотив своей страны.

Юношей я хотел научится играть на гитаре. Говорят, что даже зайца можно научить курить (но зачем?), мне же научиться так и не удалось, кроме разве что пары рифов таких как "дым над водой" и "энтер сэндмен". Поэтому мне приятно было увидеть девушку играющую на гитаре угадывающийся парафраз песни арабесок "Занзибар".

Как странно, её звали Лимбо,

Всё странно и непредсказуемо в Лимбо - это иллюзорная жизнь, хотя бы потому, что за минуту сна я переживаю события более глубокие по ощущениям и более длительные во времени, чем эти за недолгие периодические выпадения в материальный мир.

Такие у них имена

Такие дела, все сущности - суть Лимбо - и она, и ты, и я. Других имён просто нет...
Вот так и бывает, что, казалось бы, обычная популярная песенка с незамысловатым текстом в подсознательном индивидуальном преломлении приобретает значения, которые, как я думаю, автор в неё совершенно не вкладывал, а делился какими-то своими переживаниями и соображениями. Тогда получается, что в моём восприятии это уже не песня того автора или исполнителя (который тоже толкует её по своему), а уже личная моя.

- А здесь - как чистилище. И не так уж всё трагично и безрадостно, чтоб называть кромешным адом, но и минуты счастья так редки и скоротечны.

- Особенно на ночной кухне под тихий перезвон чашек и бокалов действительно кажется, что время застыло и приятное ожидание чего-то хорошего и великого окрашивает повисший миг в мягкие оттенки тихого счастья - добавляю я - может здесь всё-таки рай или хотя бы его преддверие.

- Это вряд ли. Теперешние тихое уютное счастье сродни оцепенению в убежище. Мы как дикие животные ежесекундно боремся за своё существование и вот, когда условия становятся совсем уж невыносимыми и невыживаемыми - находим на некоторое время подходящую берлогу, чтоб впасть в подобие спячки, погрузится в ментальный анабиоз, и в таком состоянии приятного, но нестабильного блаженства, взяв у активной жизненной позиции тайм-аут, пытаемся убедить сами себя, что всё не так уж плохо, что буря, бушующая за окном, никогда не сломит стены нашей иллюзорной крепости. В этом ли счастье? Это более похоже на отсутствие наказания, чем на поощрение, так сказать - нулевой уровень от которого танцуют все сравнения и оценки. Может сейчас и хорошо, но я не чувствую экстаза, чувства возвышения и бесконечной радости, экзальтации и эйфории. Но меня также не мучают боли сомнения, самоистязания и все тревоги улеглись тонким слоем где-то на самом донышке бокала - в той самой капле, которую никогда не допивают и которая навсегда останется в нём. Я всё про эту жизнь и этот мир понял в одно летнее воскресное утро, когда проснувшись после долгого приятного вечера услышал из открытого окна звучащую на весь двор из какого-то другого открытого окна песенку по фм-приемнику...

- Мне нужен был настоящий РАЙ, такой же запредельный и всеобъемлющий как и "АДЪ". Пришлось опять идти к чёрным монахом, хотя это было самое меньшее, что мне хотелось делать. Испытывая отвращение пред этими убер-людьми, я кратко описал свою ситуацию, в которую попал благодаря им, и требовал противоядия или чего-то в этом роде. Монахи весьма позабавились над моими переживаниями - указали на то, что Истину недочеловеки не в силах осознать, принять и пережить, но тем не менее обещали помощь и за необременительную услугу презентовали мне требуемый состав - четырёхкомпонентный "РАЙи". Как мне объяснили, тут всё дело в четвёртом ингредиенте - маленькой "и". Его требуется совсем незначительное количество, но везти надо из-за океана, а доставить такой мизер вещества можно хоть под ногтём, так что опасности практически никакой. Так вот, именно эта малость "и" и превращает обывательский сытый и довольный "рай", в настоящий трансцендентный "РАЙи", который, как они думают, сможет мне помочь. Я взял стаф и, как только только добрался до дома, закинулся. Сначала переживания были подобно аду - такое же ощущение всепонимания и всевластия, но механизм мироздания тут сияет золотом, благоговейный мирр покрывает все узлы, ангелы светлые умащивают все сочленения, и всё это крутится в облаке пыльцы радости и счастья, а из самого механизма стекает сладчайший мёд полноты ощущения бытия. И вот среди этой благодарственной сладости моё сознание мягко растапливается и все ощущения радости, возвышенности от самопожертвования ради благости, все эйфории и благоговейные экстазы, все позитивы каждого жившего, живущего и пресуществующего естества разом наполняют моё сознание. Так, миллиарды миллиардов удовлетворяющихся существ, триллионы триллионов лет всеобъемлющего счастья и вознесений - всё это я пережил в один миг, и когда это мгновение закончилось во мне осталась лишь тихая радость существования, которая грела мою душу не одну неделю и после трипа.

- Ад, говоришь. Ну к раю я, допустим, был близок, но вот так вот запросто в ад отправиться - это как-то не по-человечески, сродни мазохизму и самоистязанию.

- В общем-то обыкновенный "ад" - это вполне здорово - ощущение силы, могущества, сладость порока и развращения. Такой "ад" хоть и дорого стоит, но весьма распространён и вполне доступен. Мне же случайно на сейшене тибетских чёрных монахов перепал кропаль трушного трёхкомпонентного состава - "АДЪ". Тут всё дело в третьем компоненте - символе твёрдости, который открывает врата между миром человеческим - плодом  которого является обыкновенный ад - и миром, находящимся за пределами нашего сознания и восприятия, в измерении отголоски которого мы хоть и опосредствованно может наблюдать, но уже не в силах понять и интерпретировать. Я этот настоящий всепоглощающий "АДЪ" воспринял просто как бэд-трип, хотя первая фаза была вполне годной и захватывающей - сразу после приёма, как выходишь из клети, тебя озаряет понимание всего нашего мироустройства, ты как бы находишься вне его и механизм нашего мира лежит перед тобой будто в разрезе - я наблюдал все эти шестерёнки, связи, узелки и переплетения, что образуют наш мир и правят им, и мне вполне по силам было вмешаться в любое действие, любой аспект, изменить и поправить его. Именно это чувство всевластия и пораждает незабываемую эйфорию погружения в адово искушение. Но мне устройство нашего мира совсем не понравилось - грязь на механизмах, плесень в узлах, какие-то сумрачные паразиты копошатся во всех сочленения, и всё это смазано запёкшейся кровью, а в поддон мироздания стекают из машины все нечистоты мира. И вот среди этих смрадных говен моё сознание внезапно вязнет и все страдания и боли каждой твари, когда-то жившей на Земле разом наваливаются на меня. Миллиарды миллиардов страдающих существ, триллионы триллионов лет мучений и смертей - всё это я пережил за одну секунду, и когда эта секунда кончилась во мне обосновалось полнейшее отвращение к нашему миру. Когда трип закончился меня три дня рвало от вида окружающей действительности. В ближайшем клубе я затарился "раем", что бы хоть немного попустило, но "рай" не помогал...

- Совсем новое, другое этот интернет. Хотя я прекрасно понимаю, что в конце всех этих строк, сообщений, постов и комментариев сидят конкретные строчащие пользователи, но всё равно не могу отделаться от ощущения, что это совершенно другое измерение - сама Сеть стоит за всеми этими пользователями, незаметно заменивши их если и не полностью в органической оболочке внешнего мира, то уж точно в моменты нахождения в сети, превратив их разум в послушные боты, чутко реагирующие на нужные раздражители, послушно выдающие требуемую реакцию, составляя необходимое количество противоборствующих сторон, создавая действие, которое изнутри кажется преисполненным смысла, однако, стоит взглянуть на все эти пламенные сражения со стороны или хотя бы выключить монитор и посидеть пять минут в тишине, как становится очевидной вся пустопорожность всех этих деяний, но, что характерно, в момент нахождения в битве смысловой наполненности хватает с избытком и нет ничего более важного, чем отстоять принципы здесь и сейчас, путь хоть и с тотальным уничтожением не только врага, но и себя. Так же и внешняя жизнь, наполнена борьбой и переживаниями только в момент её проживания, но стоит погаснуть монитору... да, вот так, как яркий будоражащий нервы сон, когда ты уже проснулся, но сон всё ещё держит тебя, ты некоторое время даже переживаешь минувшим событиям, а потом попускает, рассеивается и к концу дня - фьють - и нет ничего будто как бы и не было и если не записать, не зафиксировать - так всё и канет в бесконечном водовороте водоворотов, без ответов на вопросы как, почему и зачем всё это было нужно - затем что, когда есть и не может не быть, то было бы таким образом, когда создается максимальная амплитуда, как на американских горках, когда так захватывает дух, что только в эти моменты и ощущаешь полноту бытия - из огня да в холод, из рая в ад, от отчаянья к блаженной благодати - от жизни к смерти... Но вот, когда в надире... Кстати про надир, про самый ад отчаянья. Был такой со мной кет-трип - бэд из бэдов...

Глотает чай.

- Не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Взять, к примеру, телевиденье - это какой-то особый, иной вид мироздания. Сначала всё было забавно и довольно безобидно - новости, фильмы, балет, детские сказки. Качественный скачок произошел, когда обильно включилась реклама - именно в это время и обозначилось то начало разрыва, которое в дальнейшем и разделило одну общую реальность на два абсолютно обособленных мироздания - то, которое показывается по телеканалам и то, которое транслируют в качестве вида из окна или проекции на глазной нерв, когда мы не смотрим телевизор. Произошло как бы замещение эмбиентной реальности реальностью вещательной и теперь даже трудно установить степень первичности одного мира относительно другого. Взять, например, мир который на улице - о его устройстве и законах функционирования мы узнаем как раз из телевиденья. Этот как Африка, в которой я некогда не был, но точно знаю о её существовании, политическом устройстве и культурных особенностях из просветительских передач телепутешествий. Но стоит в реале отправиться туда - как предстает совершенно другая картина - те же пирамиды выглядят невзрачными облупленными развалинами, курортные зоны - жалкой мимикрией на что-то европейскоподобное, а сами африканцы сродни малым народам бывшего СССР. Так мне рассказывал товарищ, который не смотрит телевизор и был в том что в СМИ называют "Африкой". При том в ту же Африку его привёз самолёт - и было ли то место отдельным континентом, напоминающим перевёрнутую грушу или же место в каком-нибудь Закавказье совсем непонятно, хотя Джи-пи-эс и показывает "точные" координаты, однако далеко не очевидно как эти координаты туда попадают и кто их наводит. В общем, достоверность этого всего весьма сомнительна, вернее сказать достоверности вообще нет. Я вот верю только своим глазам, а они мне показывают отнюдь не то, что в телике, или в газетах, или в интернетах. В прочем, про интернет разговор отдельный...

Серёга глотает свой чай.

Чай и последствия его непредсказуемы - думаю я про себя - вроде и не сильно действующее вещество, и не коньяк какой-нибудь, который язык развязывает, но при этом перед распитием заранее понятно, что последствия будут и они принимаются, от того и не неожиданны. А чай прост сам по себе, но беседа под него нежданно затягивает и тогда может быть произнесено многое за пределами ожидаемого, что и под любым наркотиком правды никто не расскажет.

Поэтому я завиравшийся чаек разливаю по кружечкам - по большим таким кружечкам, чтоб дошло до самого нужного - и подаю на стол. Пейте гости дорогие!

И гость берет кружку, аккуратно пьёт, а я смотрю как бы мимо и обиняком спрашиваю:

- Нет ли в том какой корреляции, что чай так же темно-коричвен как и крепкий коньяк?

- Вроде нет, хотя... Вот крепкий чай вполне вяжущь и дубилен слегка подобно дубовой коньячной основе.

- А если продлить аналогию по коричневому чай-коньяк...

- Кора дуба заваренная?

- Нет, она не активная.

- Кола газированная может быть - хотя нет - она же полная хрень.

- Коричневая, коричневая... - приговариваю я наталкивая в нужное русло.

- А вот ширка, тоже очень коричневая бывает и прёт по-круче канины и чифа.

- Пошло и вульгарно, хотя, думаю, направление верное, что-то такое в этом роде должно быть... - вот-вот, горячее, это уже то что надо, на мысль натолкнул, а дальше само разовьется, не зря же уже который час на кухне торчим, события обязаны развиваться.

- Ну тогда может...

- Ну, ну... - думаю я - давай же, главное озвучить, потом не отвертишься, что ты тянешь дурак, это тебе разрешиться необходимо, я же здесь исключительно ради тебя хоть целую вечность проведу, только желательно, чтобы она была покороче, хотя бы пол-вечности - уже огромная экономия времени, говори ж!

- ... может и... муль... только та же вульгарщина как и ширь... Лучше давай просто чай пить. Тут я вот что вспомнил, когда вчера мимо газетного киоска проходил заметил новый журнал, про который до этого читал в одном...

Серёга начинает рассказывать какую-то пустопорожнюю историю. Вот бльать, сорвалось, блин - внутренне негодую про себя, что ж придется пока слушать твой словесный хлам.

Тогда я решаюсь спросить о сокровенном:

- А ты, Серёга, шарик носишь?

- Шарик?

- Не делай вид, что не понял. Только честно.

- Ну... шарик... а ты как думаешь?

- Так и думаю. Я же тебя знаю.

- Вообще-то это личное.

- Ну вот у нас и личная беседа.

- Если честно, то скажи сперва, как ты про это подумал?

- Ты всё время говорил, говорил и как-то специально квадратно, так что я сразу о круглом и подумал.

- Думаешь я латентен.

- Отнюдь, просто мне стесняешься сказать как есть. А я бы мог помочь, причём реально.

- А как помочь?

- Так есть круглый?

- Сам-то понимаешь?

- Понимаю.

- Так чего же спрашиваешь?

- Тебе, чтобы облегчить.

- А я просил?

- Не просил, конечно, но надеешься.

- На что же?

- Так что, не сейчас?

- Что сейчас?

- Значит не время ещё.

- Какое время? За полночь давно.

- И никуда не денется. Так что давай ещё по чаю.

- Опять жидкое?

- По-крепче сделаю, но не чифь.

- Купц?

- Дабл.

- А давай.

- Я чувствую - будет, но позже, после терпкости.

Завариваю чай.

После долгой паузы и выкуренной сигареты Сергей глядя в дымное пространство погружается в туманный пространный монолог:

- Вообще-то для меня главное, чтобы было Главное, такой пульс жизнь, когда всё вертится и крутится, да так, что забываешь про саму жизнь... и про смерть тоже забываешь, правда ненадолго. А вот так если, как сейчас, то тогда как-то по особому остро чувствуешь, что в общем-то все действия, как и бездействия, лишены смысла, если воспоминаний о нём не остается. Ну хорошо, хорошо, прекрасно предвижу твоё возражения, что воспоминание - это всё что есть вокруг тебя - все люди, вещи, книги, фильмы, песни, исторические фальсификации, модные одежды, события завтрашнего дня и буклеты спортивных игр - всё, всё - это тоже мои воспоминания, только вне данной персонификации, но всё равно гложет чувства обиды и несправедливости за утрачиваемую именно эту свою сиюминутную ценность восприятия. Я так категорически против смерти, пока жизнь моего персонажа мне же не осточертеет или надоест до смерти - вот тогда и только в этом случае я готов и согласен сменить обличье, как героя прискучившего сериала или старой погремухи. Но так вот скоропостижно, раньше времени за чем же. И тогда от таких размышлений и спасает метаболическая интервенция, как обещание чего-то нового, счастливого, превосходящего всё остальное и от того не стоит о котором и печалится. Пусть это алкоголь и в существенных при том дозах, но тогда для чего на утро похмелье, как наказание за то что тебе вчера было хорошо и прекрасно, как изгнание из рая и падение с небес на грешную землю и даже ниже - на самое дно и даже туда, что под ним. А вот вещества есть от которых только хорошо и хорошо - и на следущее утро и день и вечер и возможно даже на целую жизнь, только б финансы были, но они вне закона. Так и получается, что то что будет плохо - везде на каждом углу всегда пожалуйста, а то что хорошо и хорошо - под строжайшим запретом, чтоб тебе, не дай Бог хорошо на долго не стало и быстрей возвращался в наше телесное плохое. Как же ж так я спрашиваю себя и себе же отвечаю - что если не плохое, то это уже и не жизнь - так и держатся души за плохое, чтобы быть, чтобы жить, чтобы существовать, чтобы ощущать себя осознающей единицей, а иначе и нет ничего - нирвана и рай.

Серёга выговорившись замолкает, я и так молчу, допиваю чай.

Свет лампочки мигает. За окном темно.

- А знаешь - начинаю я - случайно наткнулся в своем пакете кобельного ти-ви на канал сектантов си-эн-эл. Странная у нас все-таки масс-медийная политика - российские новостные каналы закрыли, а сектантские охмуряют народ в полный рост. Я посмотрел канал минут десять - чуть не свихнулся, там же сплошная шизофрения, аж страшно стало... Сначала подумал, что вообще юморист какой-то выступает - так задорно он что-то рассказывал и яро размахивал руками, а потом прислушался - звучат какие-то около библейские бредни. А паства... в общем одержимый и толпа фанатиков... Хотя я понимаю - у них счастье.

- Лично я - говорит Сергей - больше предпочитаю счастье как химическое состояние в человеческом мозгу определяемое содержанием серотонина, эндорфина и прочих органических молекул. Можно доводить себя до счастливого состояния нещадно эксплуатируя железы внутренней секреции, а можно принять уже готовое вещество и быть счастливым. Принял таблеточку и бац: светишься от счастья как новогодняя елка! И счастье при этом такое всеобъемлющее, что в экстазе можно прожевать язык и щёки! Впрочем и легальный эконом вариант веществ - в виде этанола (жидкое счастье) может доставить тоже очень много приятных минут! Ну так что, Вов, да здравствует быстрое счастье!!!

Сергей поднимает бокал, в нем переливается в свете ламп коричневая прозрачность. Выражение его лица говорит о том, что он давно понял винную истину и не намерен от неё отказываться, хотя бы до тех пор, пока хватает здоровья.

Что ж, в этот раз я, пожалуй, поддержу его.