Маленькая лодочка плыла по темной реке, озябнувший я сидел на деревянной лавке и смотрел на мрачные берега. Вдоль левого берега ползали полуразложившиеся трупы, хватались друг за друга, отрывали конечности, кидались костями, грозили мне обтрёпанными кулаками. На правом берегу обитатели стояли смиренно, будто в ожидании героя готового повести за собой людское стадо, они смотрели перед собой, в глазах их светилась готовность без наличия цели. Я решил помочь этим людям, встал на качающейся пасудине в полный рост и прокричал: - Я ваш герой, слушайте меня люди, берите лопаты, вплавь переправляйтесь на тот берег и закопайте весь тот смрад который отравляет нам воздух, тогда и наступит свеобщее счастье! Раздался одобрительный гул, толпа внемла мне. Но тут лодка крутанувшись во внезапно возникшем водовороте, нырнула в глубину, утянув и меня в липкую бездну.

Войдя в темноту я оказался в тесном сыром туннеле, впереди меня маячила сгорбленная спина проводника в неизвестность. Вскоре проход вывел к обширной подземной пещере через которую протекала неспешная подземная речка. Кондуктор, освящая пространство тусклой масляной лампой, спустился по склону к берегу, подошел к прогнившему причалу и стал отвязывать стоящую на цепи утлую лодку. Справившись с привязью, старик взошел на лодку и жестом пригласил меня присоединится. Забравшись на ветхую посудину, я оглянулся по сторонам - река появлялась и исчезала в черных пещерных проемах, откуда дул плесневелый ветер. Тем временем проводник поставил лампу на нос шлюпки, взял в руки багор и мощным движением оттолкнулся от дна. Лодка на реке качнулась, неспешно поплыла вдоль течения и вскоре нырнула в вязкую тьму провала.

Из маленькой отворившейся дверки в темном углу комнаты вышел сгорбленный старикашка одетый в грязно-серое тряпье, весь обросший спутанными волосами и таращившийся по сторонам белесыми глазами. В комнате мы оказались одни и стояли друг напротив друга. Дряхлый старик чавкал беззубым ртом, шевелил кривыми пальцами, пускал газы, я стоял неподвижно словно парализованный. Зазвучала искажаемая хрипами фортепьянная музыка, видимо из скрытых под потолком низкокачественных динамиков. Безобразный старик откашлялся, сплюнул мокроту на пол и практически невнятно причмокивая заговорил: - Помню звуки этой пианины, когда я еще был крепок и молод я любил слушать такую сентиментальную музыку, да и сейчас еще мне нравится Шопен, Шуман и этот, как его, Ш-Ш-Шуберт, эти звуки поддерживают меня и не дают окончательно утратить веру в человечество, гуманизм, возвышенные идеалы, ну да ладно, пойдем, покатаемся. Музыка стихла, старик взялся за мою руку и шаркая ногами повел меня в мрачный дверной проем. Я тихо офигевал от всего этого происходящего.

Меня ухватили за руки два дебелых увальня в черных косоворотках и лаковых сафьяновых красных сапожках. Поволокли в деревянный терем стоящий неподалёку, ввели в комнату с развешенным по стенам непривлекательным инструментарием явно пытошного характера. Там меня приветил злобного вида детина сжимавший в руках гигантские ржавые щипцы. Мда... Было такое ощущение, что в моей жизни началась черная полоса, да и на душе было что-то уж очень гадко как на отходняке после кокоса. Тем временем дебелые увальни споро приподняв меня прикрепили мои руки к оковам свисавшим на цепях с потолка помещения и злобный детина принялся за свою грязную работу. Трещали кости, рвалась кожа, но мне не было больно, просто мерзко делалось от всего этого мясного натурализма непредвиденной экзекуции. По моим щекам лились слезы. - Р-раз, два-а-а, три-и! - считали увальни выделявшиеся из моих глаз соленые капли не боли, но обиды. И когда семь слезинок упали на грязный пол, злобный экзекутор отставил щипцы, утер пот со лба и громко крикнул: - Семеныч, заходи!

Пошарив руками вокруг я обнаружил что нахожусь в подобии колодца. Задрав голову я и в правду разглядел далеко во тьме едва заметный сереющий диск, должно быть отверстия наружу. Попробовал подняться по стенке, но уступы и неровности поверхности были слишком малы, чтобы я мог забраться наверх. Присел на землю, пощупал - подо мной был холодный влажный песок с вкраплениями щебня. Через некоторое время, пока я все еще продолжал тактильно изучать пространство в котором оказался, откуда-то сверху послышались вроде людские голоса. Я замер на мгновенье и потом начал громко кричать: - Помогите, помогите, на помощь, я здесь! Кричал я долго, пока окончательно не оглох от эха, так, что не слышал даже собственного голоса - только звон стоял в ушах. В отчаяньи я присел на корточки и малодушно захныкал. Вдруг что-то мягко ударило меня поголове, помахав рукой в воздухе я ухватил довольно толстый канат с узлом на конце. Повыше был еще узел, над ним следующий. Мне вполне хватило сил чтобы подняться по канату, неожиданное ожидало меня наверху...

Включился автопилот и река жизни принесла меня в Пасадену (штат Калифорния). Я стоял на площади перед городской ратушей, в моей правой руке была зажата алая роза, на плече сидел попугай. Улыбнувшись приветливому солнцу я зашагал по мостовой постукивая деревянной культяшкой. Ноги несли меня вдоль утопающей в зелени улицы, а разум недоумевал по поводу происходящего - откуда это все и к чему? Зайдя в городской парк я остановился у небольшого органчика с кривой ручкой, смахнул розой словно щеткой с него пыль и встав за инструмент завел квакающую калейдоскопическую музыку. Вокруг меня стала собираться толпа горожан. - Деньги давай, плати, не зевай! - кричал пернатый на моем плече и в валявшуюся подле органчика треуголку посыпалась звонкая мелочь. Неожиданно для себя я запел скрипучим голосом: - Встречай меня, Пасадена, пиастрами, дукатами и таллерами, провожай меня, Пасадена, слезами, вздохами печальными, я вернусь сюда когда всё пропью, я вернусь сюда, если доживу... Начиная уже паниковать от такого безумия я сконцентрировал всю свою волю в районе солнечного сплетения и мощным взрывом рассеял неизвестно как на меня навалившееся балаганное наваждение... и снова оказался один в темноте.

Насытившись, меня потянуло на лирику. Я взял в руку голову освобождённой самки и обращаясь к ней погрузился во внутренний монолог к дремлющему в глубине души обобщённому женскому началу: - Дорогая моя, я знаю твоей целью было лишить меня головы, чтобы завладеть всем моим достоянием, но так получилось, что теперь твоя голова находится в моих руках, ты получила свободу вместо желаемого обеспеченного рабства, хотя я и сделал тебе этот драгоценный подарок не по доброте душевной, а в силу сложившихся обстоятельств и плотского голода, зато теперь ты по-настоящему добилась всего в абсолютном значении этого слова, лишённого оков места и времени, а я отправляюсь с тобой в моем сердце на встречу нашей общей судьбе. Выговорившись я отбросил мертвую башку за спину и направился в аэропорт - что-то мне полетать захотелось...

Короткая но яростная схватка. Порвана яремная вена - кровь хлещет во все стороны и дикий рёв переходит в отвратительное бульканье. Едва успеваю уворачиваться от разрезающих воздух когтей. Перегруппировка, бросок, укус в подбрюшье - на лицо выпадают липкие кишки, но сейчас не до эстетизма, самому бы остаться в живых, и зажатое стальной хваткой упругое тело уже начинает мякнуть. Еще две-три конвульсии и вот разодранная туша опадает на пол придавливая меня своим недюжим весом. Я понемногу успокаиваюсь, медленно выкарабкиваюсь из-под навалившегося тела и недолго отдышавшись приступаю к плотоядной трапезе - пожалуй начну с филешек...

- Джо, это не ты?.. - удивлено спросила меня чернокожая дама стыдливо натягивая одеяло на обнаженную грудь. - Да, это далеко не Джо!.. - отозвался я и уверенным жестом стянул атласную материю с совершенного тела. - Ах, знал бы ты каким страстным любовником был Джо, но почему-то в полночь вместо него рядом с собой я вдруг обнаружила тебя! - Я тоже далеко не худший любовник, а как ты относишься к смене партнера? - Хорошая смена всегда уместна... - уже заигрывающе отозвалась пантера и повернувшись ко мне попкой в готовности задрала свой изящный хвост. Я азартно рыкнул, а сам подумал: эх, киска, никогда не меняй любовников посреди ночи, неожиданности не всегда бывают приятными!.. И мои плотоядные клыки глубоко впились в ее нежный загривок.

Горячий состав проник в мой мозг и взорвался там фейерверком наркотического прихода. Теплая волна эйфории прокатилась легкой судорогой по всему моему телу, неся в каждую клеточку порцию сладострастия. На сознание бархатным занавесом опустилось ощущение праздника, который хоть и всегда рядом, но эманации, называемые жизнью, оттеняют его от перманентного осознанного восприятия. Вечность застыла бардовой каплей малинового сиропа. Нирвана, рай, благодать божья не имеет временной протяженности, поэтому событийность возникает как бы с нуля, стерев все прошлое, на манер вселенского большого взрыва. И на тринадцатом миллиарде лет я снова вернулся в себя, в это координатное здесь и сейчас, на белую простыню помятого мироздания. Но на этой сбитой простыне я находился уже не один.