Время слоисто (окончание)

Окончание. Начало тут.

В общем, незнакомец был чистым и жил на отшибе. Я стала за ним следить. Интервью Сью Чарлтон приближалось. Быстренько я выяснила, что Данди жил в коттедже(!). Нетрудно было его выследить. Данди казался беззаботным, не прятался. Но и на контакт не нарывался. Покосившийся коттедж выглядел ветхо. Никто из местных добровольно ни за что и никогда не согласились бы жить в этой постройке. Аборигены не просто ценили свежий воздух, защищая легкомысленно своё жилье только от дождя… В голове у моих новых соплеменников сидела прочно боязнь того, что нечто может обрушиться на их головы. Поэтому над головой должно быть как можно меньше тяжелого). Возможно, это были врожденные страхи людей, переживших апокалипсис… А незнакомец не просто жил в коттедже, ему это доставляло, похоже, удовольствие! Окна в доме обычно всегда были задраены (кора дерева, крупные листья), дверь плотно подогнана под проем, а отлучался без надобности хозяин редко. По моим подозрениям, изнутри коттедж мог быть оснащен не хуже яхты «Eclipse», принадлежащей одному скромному миллиардеру эпохи начала 21 века. Внутри жилище могло выглядеть гораздо лучше, чем дом выглядел снаружи, я почти не сомневалась. Без знакомства пробраться внутрь возможности никак не возникало – отшельник отлучался из дому редко. Но вскоре удобный случай познакомиться мне был предоставлен. Деревню посетил тайфун.

Ливень

Шквалистый ветер с дождем обрушился на поселок ближе к вечеру. Обычно моросящий безобидный дождик усилился на столько, что за короткий промежуток времени смыл хижины и размыл кладбище. Было такое ощущение, что некто огромный ливанул из гигантского ведра на нас, мелких и беспомощных таракашек, большую массу воды. Подобное явление очень испугало местных. Те, кто посильнее, лезли на деревья, в самом низу беспомощно метались женщины с детьми. Та малышня, что не висела на матерях, сбивалась с ног и уносилась потоком. Спасало только то, что обжитое место находилось на небольшом склоне холма. Вода не поднималась вверх, но для всех нас все равно происходящее было фатальным, а для меня – особенно фатальным. Вместе со мной могли  погибнуть уже зафиксированные данные. Дождь и даже полное погружение в воду прибору были нестрашны, а вот мою смерть, как утрату источника питания, вряд ли бы он пережил… Отчетливо врезалось в память: я барахтаюсь на скользкой земле на четвереньках, то приподнимаясь, то падая, вцепившись в промытые водой жесткие корни какого-то дерева. Потоки дождя перехлестывают меня с головой. Ладони горят, разодранные, как наждаком, а я все равно цепляюсь, ухитряясь перехватить каждый раз корни поудобнее, чтобы меньше саднило, вернее, мне кажется, что я хватаюсь каждый раз менее болезненно, больно всё равно, видимо, я притерпелась к боли. Кожаная одежда на мне противно тяжела – напиталась водой. От хижины осталась только металлическая автобусная дверь, её заклинило в стволах деревьев. От ливня она не спасает, но зато крупные ветки, мусор и всякую вымытую водой дрянь, несущуюся вниз по склону на меня, она успешно сдерживает. Но неизвестно, сколько она продержится еще.

И тут появляется отшельник, обалделый не меньше моего. Естественно, мокрый до нитки, измазанный в глине, которая смывается с него грязно-желтыми потоками. Видимо, упал и поднялся только что. В первую секунду, я не узнаю его, тем более, лицо испачкано. Он держится за ствол дерева и кричит мне «прыгай», протягивая руку. Я не сразу, но понимаю, что мне как-то нужно прыгнуть в его сторону, поток сам придавит меня к дереву, за которое держится он. Я протягиваю ему руку, он её дергает, взявшись покрепче, и вот мы уже оба обнимаем спасительное дерево с двух сторон, моя рука почти вывихнута и болит в плече. Лицо Данди близко, облеплено мелкими узкими листьям местных деревьев, еще есть ворсинки мха и крупное прозрачное крыло какого-то насекомого в количестве одной штуки –  слева над бровью… Я могу рассмотреть это всё как следует, но тут Данди говорит, приставив губы к моему уху, иначе не слышно: «Идем ко мне, прыгай на спину». И это приглашение совершенно не похоже на повод провести вечер вместе. «В коттедже есть убежище» - запоздало догадываюсь я. А на его спине мы станем тяжелее и устойчивей. Потоку будет труднее нас смыть. Со мной на закорках,  неуклюже, Данди медленно движется в сторону дома. Я слышу, как под лопаткой тяжело бухает его сердце, я прижимаюсь к середине спины ухом, так становится слышнее, зажмуриваю глаза, чтобы не видеть того, что творится вокруг… И открываю их только тогда, когда Данди стряхивает меня, как мешок с картошкой, со спины, открывая онемевшими руками дверь в коттедж. Дом скрипит, но держится. Мы входим внутрь.

Дом

Комната, в которой я оказываюсь, прекрасна своей натуральностью, это реконструкция роскошного кабинета в стиле рабочей комнаты вождя, сухорукого усатого тирана середины 20 века. Когда-то так облицовывали интерьеры дворцов власть имущих и вождей народа - стены обшиты деревянными панелями почти до потолка. Когда Данди зажигает масляную лампу, деревянные панели светятся красно-янтарным и кажутся теплыми на вид, их хочется погладить ладонью. Подхожу и глажу. Отшельник зажигает еще несколько ламп. Я потрясена нереальностью происходящего. Не решаюсь присесть на мягкую мебель, которой в помещении предостаточно, поэтому сажусь на пол. И задаю хозяину свои вопросы. А он усаживается напротив и задает мне свои. Мы говорим страстно и увлеченно, как будто ответы – это то единственное, ради чего мы существуем в этом мире… Мы насыщаемся знаниями так, как могли бы пить воду умирающие в пустыне, встретив оазис – первые глотки осторожно, потом – безудержно, не думая о последствиях. Сью Чарлтон наконец-то берет свое интервью у крокодила Данди… Да, он тоже посланник. Только он из того будущего, которое в своей книге времен я называла ближним, которое выглядело коричневым с искрами. Его современники тоже хотели знать, кто виноват. Его дом – это капсула перехода. После заброски она оказалась повреждена. Он долгое время работал неистово, надеясь, что его найдут. Но – не нашли. Бросили. Забыли. Он одинок в этом мире – ни семьи, ни любви, ни привязанностей. Он вычислил мое навязчивое любопытство к своей особе, почувствовал во мне хронолога-профи. Он думал, что его таки искали и нашли…

Я не уверена, что мне позволят его забрать с собой, в мое настоящее. Поэтому не комментирую его миссию, но признаюсь, что я – из другого будущего, весьма отдаленного от него. При этом я утаиваю свои мысли о том, что его ждет… Я понимаю, что, скорее всего, он погибнет. Или будет долго жить и умрет здесь, в этой деревне, поскольку мои коллеги-ученые не имели информации о каких-либо исследованиях в толще пост-апокалипсисных времен… Постепенно я начинаю клевать носом – сказывается отходняк от пережитого стресса. А еще безумно хочется поесть и помыться, поэтому я встаю с пола, чтобы встряхнуться, переступаю ногами в луже воды, которая натекла с меня. Отхлестанная ливнем, как ни странно, я не стала чище. Глина забилась под одежду, в волосах – та же глина плюс мох, листва и мелкие щепки. И я спрашиваю, есть ли у него ванная. Конечно, есть. Ливень набрал воды в резервуары на месяц вперед, можно транжирить… Конечно, он тоже любит купаться, восковая дрянь на теле его жутко раздражает. Он тоже поднимается, показывает на себе руками, как его это раздражает, и я понимаю, что мне нравится его тело – совсем белое, как у типичного представителя белой расы его времени. Рядом с ним я кажусь мулаткой. Мне хочется снять с себя всё мокрое и обнять его, горячего – обеими руками и ногой. Также я хочу, чтобы он целовал меня в шею, сбоку. Тут я вспоминаю, что существуют же зеркала, мне надо обязательно посмотреться в зеркало! А еще мне надо в ванную. И Данди меня удивляет - выдает огромное полотенце. Это такая прямоугольная тряпка, сероватая, с шишечками мелкого букле, не новая. Кажется, я не видела полотенце ни разу в жизни, я то ли не пачкалась в своем времени, то ли сушилась иначе… Но полотенце – это очень приятно. От частых стирок ткань размягчилась. Заворачиваюсь после душа в полотенце целиком, и меркантильно думаю о том, что надо будет выпросить у него это полотенце с собой навсегда.

Пока Данди купается, фыркая и напевая, я рассматриваю интерьер. Нашла лампу с удивительным абажуром. Она работает от электричества, т.е. не работает. Но я с удовольствием клацаю несколько раз кнопкой выключателя. В этом медвежьем углу цивилизации лампа - мой первый встреченный электрический прибор! Размышляя о том, как же Данди удалось наладить водопровод, в темном углу комнаты с удивлением обнаруживаю тесную крутую лестницу на второй этаж. У лестницы толстые балясины, деревянные ступени плотоядно-чвакающе присасываются к моим босым подошвам, когда я наступаю на них… «Ага, изнутри в доме - несколько этажей! А снаружи – низкая кособокая хижина! - я горжусь своими догадками и нахожу в углу ступени початую стеклянную посудину с темной жидкостью. - Хочешь коньяк? - спрашивает Данди. Кажется, я никогда не принимала алкоголь, поэтому не знаю, что ответить. Данди выходит в центр комнаты. Желтые языки огня светильника словно облизывают его. Белое полотенце на бедрах выглядит очень лишним. Я рассматриваю его так, что он начинает смущаться и злится от этого. Наверное, его давно никто не разглядывал внимательно. Тут начинается самое дурацкое. Такое, которое бывает, когда близость состоится обязательно, но немного откладывается. Мы пьем коньяк, разговариваем, рассказываем друг другу свои приключения. Мы обжигаемся случайными прикосновениями. Ну, не обжигаемся, а так, кожа становится чувствительна, как будто мы  слегка перегрелись на солнце. Слова, которые мы произносим, не имеют значения, но кажется, что они имеют огромное значение, иначе зачем же они произносятся. Я  замечаю его расширенные зрачки, он двигается рядом со мной, незнакомый, пахнущий странным, чужой, дышит, говорит. Мне всё это не дает оценивать ситуацию трезво... Нервы напряжены. Еще в голове сталкиваются и набивают себе шишки обрывки мыслей: «Что делать?» и «Как жить потом?». Я поправляю волосы за ухо, хотя они и так стиснуты заколкой туго-туго.

Темнота.