пять..., четыре..., три..., два...

    Густой виноградный сок. Рубиново-красный, почти черный…, как смола в стакане. Персики, настолько мягкие, что можно не есть их, а пить. Бокал с коньяком в обеденном солнце выглядит куском янтаря с Балтики. Концентрированное солнце в моем бокале, в своем зените, в моих ладонях. Греет, скользит между пальцев, просачивается сквозь веки, льется на пол с виноградных листьев вокруг балкона. Что-то очень невнятно шепчет вода. На потолке проступают блики, телефоны молчат, и это лучшее, что они могут сделать для нас.

 - Когда у тебя останется пять дней лета, что ты будешь делать со всем этим? А когда четыре, а потом три и два…?

 - Не знаю. А что я смогу? Ничего уже не будет от меня зависеть. Останется виноградный сок и солнце, которое можно налить в бокал зимой, чтобы чувствовать лето на вкус. Останутся недопитые персики, выгоревшие брови, и темного цвета лицо, со светлыми ниточками морщин, от вечно нахмурившихся глаз. Я буду видеть в темноте, буду считать движения самой маленькой стрелки на циферблате, буду улыбаться теплу и свету двухсотваттной настольной лампы, коротая холодные вечера.

Мягкое кресло, и клетчатый плед…, ты же помнишь слова?

В последний день, мы выходим на обрыв старого русла, как выходили люди до нас, чтобы почувствовать, как сквозь плотно сжатые ладони, пальцы и широко открытые глаза, угасая последним солнцем тридцать первого дня, августа месяца, медленно вытекает лето. Так заканчивается еще одна короткая, но очень яркая, маленькая жизнь. И эти девяносто два дня, до единого, оторваны от календарей.

Есть только два постоянных состояния – лето, и его ожидание. Все остальное – промежутки, паузы... . Завтра все с начала - ожидание.

В первый день девятого месяца, мы начинаем ждать. Лето вернется, но и этого нам не хватит.